Libra - сайт литературного творчества молодёжи Libra - сайт литературного творчества молодёжи
сайт быстро дешево
Libra - сайт литературного творчества молодёжи
Поиск:           
  Либра     Новинки     Поэзия     Проза     Авторы     Для авторов     Конкурс     Форум  
Libra - сайт литературного творчества молодёжи
 Dobry dziadźka - Разложение Личности (из ненаписанного) - продолжение 
   
Жанр: Проза: Рассказ
Статистика произведенияВсе произведения данного автораВсе рецензии на произведения автораВерсия для печати

Прочтений: 0   Посещений: 1721
Дата публикации: 30.6.2008

Повесть (в переводе на владимиро-суздальский диалект) (Все совпадения теперь не имеют смысла)

ХІІI
Лета 2006 года от рождества Спасителя подошел я с великой ратью к городу Менску и стал от него на расстоянии полета стрелы. Послал вперед гонцов, чтобы донесли следующее - Hello, I Worm BrainShit MMLR (Make Momentary Lapse Of Reason), я появился на свет за сорок дней до окончания войны во Вьетнаме, тридцать три года тому назад, до сих пор продолжался мой инкубационный период, который теперь закончился, нет у меня ни жалости, ни сожалений, распространяюсь воздушно-капельным путем, вместе с едой животного и растительного происхождения, с водой и солнечными лучами, передаюсь от матери к ребенку, с электрическим током и радиоволнами, при случайных и неслучайных половых отношениях, дружеских и не очень поцелуях, рукопожатии, а особенно – при святом причастии да взгляде дурным глазом, потому нет от меня никакого спасения, КРОМЕ КАК ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ОБЩИМ ШПРИЦЕМ.
ХIV
- Тебе, сучке, еще смешно?! Смешно? Да, меня действительно зовут Пафнутий! Хочешь посмеяться над этим? – спрашивал он, продолжая избивать подкованными железом ботинками лежащего, - Ну давай, попробуй, давай смейся! Пидорас!
Однако тому было не до смеха. Он хрипло дышал, распростершись на полу, понемногу сплывал кровью. Люди, что выходили из здания офиса, брезгливо переступали лежащее тело, чтобы не замарать обувь. Пробегающие клерки презрительно морщились и бросали на ходу унизительное: “Слабак!”. Было понятно, что больше ему тут не работать.
Но избитый не слышал слов оскорблений. Он валялся прямо на входе, мешая стеклянным дверям на фотоэлементах закрываться. Своим положением он привлек внимание группы иностранцев-бизнесменов, что вышли из лифта. Они поинтересовались у своего сопровождающего насчет увиденного. Переводчик пояснил – это простой человек вычислил и поймал гнусного спамера и наказал его, согласно народной традиции.
- Смотрю, ты больше не хочешь предлагать мне учиться английскому языку? – наконец перевел дух народный мститель, говоривший теперь уже совсем миролюбиво, - Вот и хорошо, так то оно лучше!
Он повернулся, чтобы идти з чувством исполненного долга. Вдруг на него налетел выбежавший из здания юноша. На лице его была кровь. Он перевел ошалевший взгляд с избитого спамера на его обидчика. Потом хотел что-то сказать, но запнулся, во рту что-то мешало. Бодро выплюнул, это были кусочки плоти садиста-стоматолога, что застряли между зубов, обтер лицо рукавом. Освободив рот, наконец, радостно почти выкрикнул:
- Брат, приветствую тебя!
- Ты..., откуда ты..., - растерялся тот от неожиданности, - было предсказание, но я не ожидал, не надеялся встретить тебя так скоро.
- Да! И я, и я не ожидал! Но произошло! Не зря выходит меня украли из школы!
- Однако, мы должны предъявить доказательства друг другу, - спохватился старший, и сразу же сделалася очень серьезным.
- Да, конечно, конечно! Сейчас.
Подросток торопливо расстегнул ремень, начал стягивать с себя штаны вместе с нижним бельем. Пафнутий, который избил спамера, молча сосредоточенно сделал то же самое. У обоих размером на весь зад были сделаны одинаковые татуировки в виде географической карты мира, контуры материков были нанесены на ягодицах соответственно восточному и западному полушариям. Они продемонстрировали это доказательство один одному.
- Братан! Я всегда именно таким тебя и представлял!
Они бросились в объятия. При этом штаны с них совсем свалились. Но эту мелочь они уже не замечали.
Напротив них на улице стала создаваться автомобильная пробка. Прохожие останавливались, с неподдельным удивлением оглядываясь на них. Даже избитый спамер заинересованно приподнял голову из кровавой лужи и уставился на них целым глазом.
Наблюдавшие эту сцену иностранцы, теперь удивились еще сильнее и напреребой требовали от переводчика объяснений. Однако тот, как будто забыв о них, глядел, как зачарованный на братьев, словно все остальное в этот момент перестало для него существовать. Он пошел от группы иностранцев к братьям. Приблизился. Было видно, что переводчик очень волнуется. Не говоря ни слова, он быстро оголил зад перед братьями. У него была выколота точно такая же татуировка.
Слезы счасьтя полились из трех пар глаз.
Поклонение огню вынуждает исповедовать нетерпимость.
XV
Веда поняла, что спать сегодня все равно не получится. К тому же накопленный гнев жаждал какого-то выхода. Чтобы успокоиться, решила прогуляться. Спустилась по темной лестнице, постояла возле дома, размышляя, в какую сторону пойти. В конце концов, решила, что все равно в какую. Скоро оказалась на улице, где и днем обычно бывало немноголюдно.
Довольно длинная улица находилась фактически в центре города, однако в промышленной зоне, поэтому до центрального проспекта с магазинами, кафе, красивыми фасадами зданий и множеством прохожих ей было еще очень и очень далеко. Ей выпала иная судьба. По правой стороне тянулся бесконечный бетонный забор фабричных складов. По левой – пустырь, за которым проходила железная дорога.
Было пять часов утра, все вокруг потонуло в тумане. За сотню метров очертания забора расплывались. Веда кого-то заметила на улице впереди себя.
Через несколько шагов она узнала в серой фигуре, что ковыляла впереди, старого извращенца из трамвая. Неизвестно где он шатался всю ночь, возможно как-то паскудно тешил свой больной рассудок. Собачки при нем не было.
Веда почувствовала, как в ней поднимается волна ненависти, неудержимое чувство желания мести. Она еще не осознала, что конкретно собирается сделать, может быть, догнать и надовать ему по голове каблуком или еще что, но одно было понятно, теперь просто так его не отпустит. Он сполна ответит за свое паскудство. В тот же момент учитель музыки оглянулся, очевидно, услыхав ее шаги. Он сразу узнал Веду и заковылял быстрей, словно волна ненависти, которая поднялась у нее в душе, выплеснулась наружу, докатилась до него и толкнула в спину. Девушка также ускорила шаги.
Учитель оглянулся еще несколько раз и почти что побежал. “Испугался, сволочь?! – поняла Веда, - Значит знаешь, что виноват!”. И, поддавшись инстинкту преследования, побежала за ним. Поняв, что выродок ее очень боится, так как может уже колотили за подобные выходки раньше не раз, она почувствовала свое абсолютное превосходство над ним в эту минуту.
Теперь они оба бежали. Пошарпаный фабричный забор все не кончался, расстояние между ними стремительно сокращалось. Старому извращенцу не уйти. И никто не спасет от расправы, не поможет на этой пустынной улице.
Веда в азарте от погони, неожиданно для самой себя, на всю силу легких выдала громкий боевой клич. В нем было что-то жуткое, что-то дикое от первобытных времен. Так она никогда в жизни не кричала. Какая-то часть ее даже удивилась, а чего это она кричит так, и что она тут в это время, вобще делает. Ну догонит, а дальше?
Сейчас же в ответ послышалось жалкое верещание беглеца. Эти звуки окончательно обрисовали раслад ситуации, определили кто тут исполняет роль жертвы, охваченной смертельным отчаянием. А Веда ощущала себя свободной, легкой, сильной, непобедимой. Это верещание только прибавило ей решительности, уверенности в собственной правоте.
Вот он, гнусный выродок, уже почти перед ней: старательно ковыляет, спасается. Плащ на сутулых плечах сбился на бок. Отвратительное боязливое животное.
Старик, что бежал уже из последних сил, споткнулся, чуть удержался на ногах. Тяжело привалился спиной к забору, жадно хватая воздух. В три прыжка Веда догнала его. При ее приближении глаза его округлились от огромного страха.
Девушке стало понятно, что за все время погони, он ни на минуту не сомневался в том, что она его убьет. Даже приподнял дрожащие руки заслоняясь, защищая лицо. От этого она несколько растерялась. Догнала, вот оно “дальше”. А что теперь? Ударить? Как только промелькнули эти мысли, чувство ненависти резко пошло на убыль. Кажется, оно удовлетворилось процессом самой погони, а этот жалкий тип оказался совсем не достоин ее ненависти. Но тут все решилось само собой.
Когда глазам старика стало уже некуда дальше округлятся от страха, он со стоном схватился за сердце и плавно осел на землю под забором. Голова откинулась на бок, глаза закатились. Он больше не дышал.
Веда осторожно потыкала тело ногой в бок. “Действительно помер!”. Оглянулась. Одна на улице. В тумане. Рядом с трупом.
Поклонение огню – не болезнь.
Поклонение огню вынуждает исповедовать нетерпимость.
XVI
Смех тупого.
Вечность.
Секс с калекой.
Вечность.
Трупы. Набожность.
Набожность, трупы.
Бросить бомбу в толпу.
XVII
- Что это смердит? – пацан убийца садиста–стоматолога брезгливо повел носом в сторону брата–переводчика, - У тебя в кармане что-то сдохло.
- Вы же сами, падлы, вчера меня обоссали! – обиженно разнылся тот.
Теперь, по прошествии трех дней, он уже искренне ненавидел своих обретенных братьев за то, как они обходились с ним. Но долг и священный завет рода вынуждали его терпеть и оставаться вместе с ними, сносить от них оскорбления и унижения. А оба брата в самом деле были людьми довольно грубыми и жестокими.
- Так помойся! – брат, что избил спамера, дал сильного пинка под зад переводчику, от которого тот полетел в грязную лужу, - Вон, в канаве полно воды!
- Вонючий бисек! – с отращением плюнул на него младший брат.
- Я не бисек! – нервно завизжал тот, рыдающим голосом.
- Твоя кличка – Бисек, потому что ты и есть вонючий бисек! – захохотал младший, - Вы все, как один, интеллигенты сраные – бисеки!
- Быстрей, быдло! – заревел во всю глотку на несчасного другой брат, которого, кроме шуток, звали Пафнутием, - Сегодня мы должны найти нашу мать. Я чувствую, она где-то рядом. Или ты собираешся явиться перед ней немытым смердящим быдлом?!
Переводчик торопливо подхватился, ибо знал тяжесть его кулаков, и побежал к канаве, что тянулась вдоль железной дороги, чтобы помыться. Вода выглядела относительно чистой. Когда он начал полоскать в ней свой пиджак, по железной дороге застучали колеса поезда. Что-то заставило его поднять глаза. В окне стремительно промелькнувшего международного вагона заметил тех самых иностранцев, которых недавно сопровождал. Они на какое-то мгновение встретились взглядами. Иностранцы узнали его. Он успел разглядеть выражение сильного удивления, которое родилось на их лицах. Вагон покатился дальше.
Переводчик осознал, что возврата к прежней жизни нет. Респектабельная работа, стильно одетые подружки, прежний круг общения – все осталось в прошлом. Годы учебы в “инязе” были потрачены зря. Но сожалений он не чувствовал. Последние три дня будто раскрыли ему глаза на истинную суть вещей. Он понял, что предыдущая жизнь была не настоящей, за исключением того момента, когда ему в детстве сделали татуировку на ягодицах. Настоящей целью в жизни осталось исполнение завета рода. И ничего, что братья оказались такими уродами. Это всего лишь неприятная мелочь.
- Эй, бисек, ты что там заснул, курва?! Хватит дрочить!
- Шевелись быстрей, быдло недоделанное!
Звали братья. Нужно было торопиться на встречу с матерью.

Веда снова оглянулась. Разгледела в тумане три фигуры. Они приближались к ней. Заработала мысль: “Удирать? Поздно. Увидели. Если что, скажу, шла мимо, а он тут лежит. В конце концов он же сам помер”. Решила твердо придерживаться такой версии происшествия.
Подошли трое мужчин. На удивление не обратили на труп никакого внимания. Будто его и не существовало. Втроем во все глаза смотрели только на нее. Вид какой-то странновато-придурковатый. “Может насильники? Психи?”. Хотя ножницы, как всегда, были при ней, Веда растерялась. Даже испугалась. Не ожидала такой встречи. Не была готова. Со смертью старого извращенца исчез ее боевой настрой.
Незнакомцы глупо усмехались и глядели на нее с умилением. Самый здоровенный из них протянул руки и, поклонившись, возвышенно произнес:
- Мать, это мы. Мы нашли тебя!
Веда сделала шаг назад. “Точно психи!”. Пожалела, что не убежала.
- Мать, ты не узнаешь нас? – растерянно спросил здоровяк, с виду ее одногодка, и повторил с мольбой, - Это же мы. Мы нашли тебя.
Остальные сынки, бывшие моложе “матери” всего может на несколько лет, переводили заинтересованные взгляды то на старшего то на нее.
- Я понимаю, это неожиданность. Это всегда происходит неожиданно. С каждым из нас это случилось неожиданно, - продолжал тот свой бред, - Но ты не случайно здесь очутилась! В жизни нет ничего случайного! Сейчас, сейчас мы предъявим доказательства! Мать, это мы! Сейчас... Завет рода... Как надлежит...
Он повернулся и начал стягивать штаны. Злобным шепотом велел делать то же самое братьям. Веда услыхала, как младший пробурчал:
- Жаль, что он мать, а то бы я ее саму нагнул с удовольствием.
“Сумашедшие” – поняла она. Однако, от увиденного в следующий миг ей невольно стало смешно. У каждого – на голой жопе по глобусу.
Для одного утра эмоций было уже слишком.
- Ну, мать, признала? Это же мы! – оглянулся “старший сынок”.
После этой клоунады Веда почему то совершенно перестала их бояться. Рядом на росной траве остывал загнанный ею до смерти дед, перед ней наклонившись с голыми задницами посреди улицы стояли три мужика и ждали, чтобы она назвала их сыновьями. Потерять рассудок!
- Да пошли вы на хер! – неожиданно жестоко ответила она, как хлестнула плетью, повернулась и пошла прочь.
Старший встрепенулся, растерянно поискал глазами, наконец увидел труп под забором, обрадовался, закричал вслед с отчаянием:
- Мать! Мать! Ты же принесла жертву! Это место священно! Мы встретились тут! Признай нас! Мы твои дети! Исполни завет рода! Мы шли к тебе столько лет!
Веда быстро шагала, не оглядываясь, повторяла: “На хер! Пошли все на хер!”. На лице ее играла зловещая улыбка.
- Козел! Пидор гнойный! Она нам не мать! Ты обманул, солгал! – младший кинулся драться к старшему.
Тот встретил его ударом кулака в зубы. Подросток оказался на земле.
- Погляди, сука! – страшно закричал старший, - Она принесла жертву! Это что, шутка по твоему?!
Но труп старика видно показался тому не достаточно весомым аргументом. Он прворно вскочил и снова бросился в драку. Братья сцепились и рыча покатились по земле. Когда в какой-то момент младший оказался сверху, показывая на труп старика, истерично закричал, роняя пену изо рта, бывшему переводчику, который испуганно наблюдал за всем этим:
- Трахай падаль! Быстро! Иначе убью! Тра-а-хр-р-р...
- Не смей! – надрывно заревел в свою очередь старший, подмяв врага, наваливаясь и сжимая руками братово горло, от чего крики того превратились в хрипение.
Бывший переводчик и не собирался. Он боязливо пятился от них, потом повернулся и побежал догонять Веду. Когда поравнялся с ней, обратился дрожащим голосом, забегая сбоку и заглядывая в глаза:
- Я очень извиняюсь! Но прошу вас, послушайте, послушайте, это очень важно для нас. Для нас всех и вас в том числе. Так все как-то сложилось, так вышло... возможно имеет место досадное недоразумение, но нельзя отвергать возможности..., другими словами, я хочу сказать, что существует большая вероятность того, что в каком-то смысле вы действительно, могли бы оказаться, я понимаю, это покажется довольно необычным и при определенных обстоятельствах..., но вы, на самом деле, могли бы оказаться нашей матерью. Возможно даже не в биологическом смысле, а так сказать... Я вас понимаю, мне самому тяжело это представить. Но по всем признакам..., сомнений не может быть. К тому же этот покойник там...
Веда резко отсановилась, посмотрела на него. Интеллигентный “сынок” смолк. Стоит в мокрой грязной одежде, которая когда-то была костюмом, штаны на коленях порваны, под глазом синяк, трясется, дрожит, на глазах слезы, глядит с надеждой, ждет ответа.
- Пошел ты на хер!
XVIII
- … А еще рассказывают, жила тут когда-то по соседству бабка. Бабка, как бабка, совсем обыкновенная. Макаровной звали. Никто и не догадывался, что ведьма. А потом узнали, как она внучку свою березовым соком поила да знакомых угощала.
- Соком? И что с того?
- А то, что березки те, с которых она сок собирала, на кладбище росли. Соки свои корнями из мертвых тянули. Вот она теми трупными соками и опаивала.
- А как узнали?
- Увидели случайно на кладбище банки на березках приделанные. Удивились, проследили. Оказалось – она вечером за ними наведалась!
- Зачем же она это делала?
- А холера ее знает. Наверное, чтоб людям плохое сделать, чтоб порчу какую навести.
- И что, даже внучке своей?
- Это она ее таким манером готовила, чтоб тоже ведьмой сделать. Это ж у них передается по женской линии от поколения к поколению...
XIX
“Однако же, довольно времени прошло от начала утренней прогулки. Сегодня рабочий день. Где все? Где люди? Почему никто не торопится на работу? Может я сплю?” – Веда смотрела вокруг и удивлялась. На перекрестке был продовольственный магазин. Какжется, уже открылся. Зашла в магазин. Там ей ничего не было нужно, зашла исключительно ради того, чтобы наконец увидеть людей.
Кроме толстой торговки в магазине никого не было. На полках также товаров не густо – только ряды стеклянных банок с консервированным березовым соком да в холодильнике пакеты с грибами шампиньонами. Бросилась в глаза заметная деталь: у продавщицы во рту все зубы золотые. Та вопросительно и как-то скептически смотрела на нее.
- А что, больше нет ничего? – спросила девушка, - Хлеба, например, конфет...
- Нет. Потому что есть некому, - ответила продавщица и выдержала долгую паузу, продолжая скептически и с жалостью смотреть на нее, - Эх, доля наша бабья! На вот, дорогуша, уколись. Мне вчера по блату добрые люди дали.
Протянула грязный одноразовый шприц. Веда осторожно приняла его в ладонь.
- Так он же пустой!
- Не имеет значения. Просто уколись и передай другому. Постарайся в вену попасть, а вобще, не имеет значения, лишь бы уколоться. Говорят спасает.
- От чего?
- А хрен его знает. Говорят, какая-то болезнь, вирус. Видишь, в городе нет никого. Всех скосила. Я на работу из всего магазина одна второй день выхожу. Стою вот и покупателей ни одного.
- Где же они все? Умерли?
- Да нет. В основном по домам сидят. Боятся.
- Чего?
- Всего. Один одного да каждый сам себя.
- Как же он спасает, если пустой?
- Я так, дорогуша, думаю, что тут не в лекарствах дело, а просто надо страх пересилить. Не знаю, короче. Но говорят, спасает.
Веда обтерла иголку пальцами и, немного поколебавшись, как умела, уколола себя в руку. Вышло слегка больно, даже тихонько вскрикнула.
Тут в магазин, еле слышно прикрыв за собой дверь, нерешительно зашел бывший переводчик. Начал мямлить:
- Я очень не хотел бы показаться навязчивым, но важность дела вынуждает меня просить вас не отвечать сразу столь категорично. Я прошу вас спокойно проанализировать все и сделать правильные выводы и тогда, я уверен, вы сами согласитесь...
Веда молча протянула шприц ему. Продавщица перехватила ее руку:
- Ему не давай, не поможет, - в ответ на удивленный взгляд Веды пояснила, - ему уже пиздец.
XX
Веда одна шла по опустевшей улице. Совсем как вчера вечером. Может потому никого и не встретила, потому что теперь все исчезли, что днем, что ночью. На протяжении предыдущих суток она не выходила из дому, а оно значит уже тогда было так – большинство людей куда-то исчезло.
Этот сумасшедший старый извращенец. Чего он шатался ночью? Может он помер не от страха перед ней, точнее она только поспособствовала этому, а главная причина – этот страх, вирус страха, болезнь, о которой говорила продавщица. Но она же говорила, что все сидят по домам, боятся, а он наоборот. Возможно, он больше боялся оставаться дома, потому и шатался по улице?
А потом встретились те трое, настоящие сумасшедшие. Веда не сомневалась, что в городе произошло что-то необычное и чрезвычайное. Вместе с тем она начала сомневаться, сохранила ли собственное психическое здоровье. Сомнения на этот счет увеличивались с каждой минутой. Мысли разлетались во все стороны, кружились, то кажется вокруг ее головы, то где-то по краям земли, а то, вобще, где-то, где даже представить невозможно. А то успокаивались и садились, как стая птиц, отдохнуть в каком-то месте. Тогда ей казалось, что можно почувствовать облегчение, успокоиться наконец, но место всегда оказывалось настолько нехорошим, что лучше бы мыслям там не задерживаться. Вместо облегчения ей становилось так плохо, что тянуло вытошнить. Мысли снова подхватывались, неслись куда-то за пределы сознания. Снова кружились мысли, кружилась голова и все плыло в глазах. В один из таких моментов она не выдержала наката нервной лихорадки и ее вырвало на асфальт.
Глаза еще провожали в полете последние капли содержимого желудка и тут она услышала голос. Просто голос. Голос в своей голове. Это ее совсем не встревожило, потому как она уже примирилась с мыслью, что сходит с ума. А для сумасшедшего, как известно, слышать голоса ниоткуда дело обычное и удивляться тут совсем не чему. Так что Веда, можно считать, была готова к такому сюрпризу.
Голос сказал:
- Смоги удержать сердечный ритм. Тогда все будет хорошо. Смоги удержать сердечный ритм и окажешся в Валгалле.
Она прислушалась к неожиданному совету и даже попробовала так и поступить, но вместе с тем приняла трезвое решение направиться за помощью в медицинское учреждение. Контролировать сердечный ритм у нее довольно неплохо получалось, и скоро она на самом деле почувствовала себя куда лучше. По крайней мере, мысли сосредоточились и сконцентрировались на деятельности сердца. В душе даже родилось некоторое подобие чувства благодарности странному голосу за хороший своевременный совет.
Веда находилась поблизости со станцией метро. Подземка как раз могла доставить до нужной больницы. На пероне никого не было, хотя по часам рабочий день уже начался. Поезд появился через минуту, прогнав сомнения насчет того, работает ли подземка. Она заметила, что половина вагонов пустые, а в другой половине едут по одному - два человека. Зашла в пустой, не хотелось больше встречаться в это утро с сумасшедшими. Механический голос предупредил, что двери закрываются и объявил следующую остановку. Все как всегда, ничего необычного. Электопоезд тронулся, набрал скорость, в вагон ворвался стук колес.
- Смоги удержать сердечный ритм и окажешся в Валгалле. Ты воин, твое место там, - объявил в голове странный голос, что появился в ее жизни сегодня, но сразу же сделался таким же привычным, как механический голос в метро.
Веда в очередной раз мысленно похвалила себя за то, как хорошо у нее получается удерживать сердечный ритм.
До места добралась без приключений. В психиатрическом диспансере к счастью нашлось несколько человек персонала. Дежурный врач сразу согласился ее принять. Веда на дверях его кабинета заметила табличку с именем: «Сапега Павел Львович». Почему-то вспомнила, что когда училась в школе, однажды увидела в какой-то книге список дореволюционных шляхетных фамилий и с удивлением тогда узнала, что много кто из учеников их класса имеют такие же фамилии. Но все обладатели шляхетных фамилий, на удивление, выглядели исключительно по-плебейски и имели соответствующий склад натуры. Неужели потомки тех аристократов, удивлялась она, но где же в них хоть капля какого благородства? Ни в облике, ни в поведении не было ничего аристократического, а скорее наоборот.
Однако доктор выглядел обычно, и не аристократом и не плебеем. Выглядел доктором. Внимательно выслушал ее жалобу.
- Значит слышали сегодня несколько раз? Голос советует удерживать сердечный ритм?
- Да, - ответила Веда, а что голос сообщает ей про то, что она окажется тогда в Валгалле, потому что она воин, почему-то сказать врачу постеснялась (ну какой из нее воин, никогда в жизни не желала быть воинственной амазонкой).
- Покажите, пожалуйста, руку, поднимите рукав, - попросил Павел Львович.
- Зачем? – насторожилась она.
- Это процедура. Формальность, но я должен посмотреть. К нам часто попадают наркоманы, внутривенные инъекции, потом галюцинации и все такое, понимаете?
- Хорошо, - неохотно согласилась Веда.
Доктор увидел припухший покрасневший след от укола и, как она сразу поняла по выражению его лица, как бы с удовлетворением что-то для себя отметил.
- Так, так. Значит, вы у нас с укольчиком. Минуточку, - он достал пузырек с йодом, взял ватный томпон и помазал место укола, - Вот так будет лучше, чтобы в ранку чего не занесли. Ну вот, теперь все в порядке, можете идти.
- Как это? – искренне удивилась Веда, - А как же... Я же вам говорю, что начала слышать голос...
- Всю необходимую медицинскую помощь я вам оказал. Идите с Богом. Не болейте.
Она расчитывала на госпитализацию, выяснение диагноза и необходимый курс лечению. За тем сюда и ехала. Такого она не ожидала и так быстро уходить не собиралась.
Доктор устало вздохнул и откинулся к спинке стула:
- Знаете ли, это распространенный в общественном сознании стереотип, будто именно психически больным свойственно слышать голоса внутри своей головы или слышать голоса откуда-то извне, но неслышные другим. Это типичное обывательское некомпетентное мнение – услышал голос, значит шизофреник. Совсем нет, совсем не обязательно. Понимаете, в вашем случае это же не приказ, не попытка управлять вашими действиями, поступками, а информативный посыл. Который, к тому же, имеет позитивную направленность. Его нужно рассматривать как помощь. Я сам, например, всегда пользуюсь этим. Прислушиваться или нет, мое дело. Мы ведь имеем право выбора, понимаете? Мы люди свободной воли. Я чаще всего получаю полезные советы. Это мне очень помогает во врачебной практике. Во время учебы, помню, один прфессор – нейрохирург нам признавался, что только так и делает сложные операции. Всегда выполняет советы внутреннего голоса и тогда все отлично получается... Конечно, что говорить, общее состояние психического здоровья нации значительно ухудшилось. Особенно в последние дни... Да, в последние... Вы просто немного переутомились. Отдохните. Выспитесь как следует. Поняли? Вам просто нужно хорошо отдохнуть. Ну да ладненько, желаю вам всего наилучшего.
- До свидания, доктор, - она поднялась и пошла из кабинета, пожалев, что приехала сюда.
- Всего доброго, - он озабоченно склонился над бумагами на столе и кажется продолжал бормотать уже себе под нос, - отдохните, прогуляйтесь, подышите свежим воздухом, убейте кого-нибудь...
- Что? – она остановилась на пороге.
- А? – Павел Львович поднял голову от стола, - Я говорю, всего доброго.
XXI
“Вот и все, медицина чем могла – помогла”. Веда в раздумье остановилась возле ворот больницы. “Что теперь? Куда дальше?”.
Ветер медленно волочил через проезжую часть улицы большой обрывок желтой бумаги. Она проследила взглядом его путь. Обрывок прибился к бордюру на противоположной стороне. Силы ветра не хватало, чтобы перебросить его через бордюр, и он застыл на месте беспомощно время от времени поднимая край бумаги. Издалека напоминало подбитую птицу, что взмахивает крылом, но уже никогда не взлетит.
Возле нее остановился автомобиль. Судя по тому, что подъехал почти неслышно, без рева мотора, иномарка, и при этом не подержанная. Веда продолжала поверх автомобиля глядеть на обрывок бумаги. Водитель опустил стекло и обратился к ней:
- Мне кажется, нам по дороге. Садитесь подвезу.
В голосе не чувствовалось той необходимой доли наглости и распутства, которая должна была соответствовать классическим стандартам ситуации. Веда опустила глаза на “джентельмена”. Машина была темно-синего цвета, кажется японская, парень за рулем с таким лицом, будто похоронил сегодня всех родственников. Она знала, что хорошо воспитанным девушкам нельзя садиться на улице в машину к незнакомым. Снова подняла глаза на обрывок бумаги.
- Нет, правда, может составите компанию, - почти что испуганным голосом продолжал приглашать тот.
“Какой-то не очень хищный, - с разочарованием подумала она и усмехнулась, - хотя, судя по фильмам да различным историям, самые лютые маньяки сначала вот такие, тихенькие. Может что и получится”. Нащупала в кармане ножницы. Опять перевела взгляд с бумаги на автомобильного кавалера. В глазах того было выражение, как у жалкого голодного пса, что ожидает с надеждой, бросят ему перемазанную жиром обертку от пирожка или пожалеют даже и этого.
- Ну, хорошо, - она решительно сорвалась с места и пошла обходить машину, чтобы сесть рядом с ним.
Он сразу же выскочил, оббежал с другой стороны и услужливо раскрыл перед ней дверцу. Заметила, что от сильного волнения у него дрожат руки. “Как все запущено! Только бы успеть нанести удар первой.” Еще она с юмором подумала про то, что раньше, когда в городе было больше людей на улицах, в том числе женщин, ее никогда в жизни не приглашали в автомобили, а теперь, смотри-ка, и она стала котироваться. “Как это говорят, чем больше нас... Нет, не так, чем меньше их, тем больше нас”. Она снова усмехнулась. Странно, но после посещения Павла Львовича состояние ее практически нормализовалось, нервная лихорадка куда-то исчезла.
- Куда поедем? – нерешительно, но обрадованно от того, что она согласилась, спросил незнакомец, усевшись на свое место.
- Я думала, ты знаешь куда.
- Понимаете, я хотел бы... Позвольте сначала узнать, у вас есть муж или возлюбленный?
- Нет, - ледяным тоном ответила она, слегка удивившись, что он спрашивает об этом.
- В таком случае... Вы только не удивляйтесь. Я хотел бы, чтобы вы мне помогли. Может быть вы согласитесь поехать вместе со мной в баню и выпить там водки? Обещаю, что буду держать себя пристойно, не стану делать ничего, чего вы не пожелаете...
- Я не пью водку.
- Хорошо, может вы хотя бы тогда посидите со мной в бане? Обернемся полотенцами, просто посидим, поговорим. Вам нравиться разговаривать?
Он уже начинал надоедать и злить ее своими мольбами.
- А что, разговаривать можно только в бане?
- Нет, конечно нет, - совсем смутился он, - но мне так посоветовали, извините, извините, я говорю глупости, просто что-то чувствую себя странно последние дни.
Веда почувствовала, что катострофически теряет интерес и к нему и к этой ситуации.
- Тогда тебе лучше с Павлом Львовичем разговаривать, - безразлично сказала она глядя перед собой.
- И вы его знаете? – обрадовался он, услышав имя доктора, - Сегодня уже побыл у него, поговорил.
Это сообщение вернуло интерес к незнакомцу.
- И что?
- Он посоветовал убить себя, - глупо и как-то безпомощно усмехаясь ответил тот, - сказал мол, говорит как врач, это единственный выход для меня.
- И что?
- Однако, я не согласился с этим. Почему-то не хочется соглашаться, хотя конечно он авторитетный специалист в своей области, много знает, но все же... Я конечно от него сразу поехал на мост, там на кольцевой. Удобное место чтобы... , ну вы понимаете... Постоял, подумал. Решил, нет. В душе что-то восстает против. Кажется он не прав насчет единственного выхода. И вобще, он в последнее время как-то изменился. Не знаю, можно ли ему доверять, как раньше.
“Очередной псих, - подумала Веда, - от этого насилия не дождешся. Обычный человеческий мусор. Не урод, как те, просто неинтересный человеческий мусор. Еще один пустой фрагмент пустой жизни”.
- Ну так что? Ты же говорил нам по дороге, - напомнила она.
Он будто пробудился от своих мыслей.
- Да, конечно. Значит водка и баня отпадают?
- Отпадают.
“Что если сказать ему сейчас: поехали трахнемся, наверное, выгонит из машины, - подумала она и ей сделалось смешно, - вот и попробуй найти где-нибудь нормального насильника или маньяка, или просто хоть какую сволоту!”. А вогнать ножницы в обидчика очень хотелось.
Тут она заметила, что с этим типом происходят какие-то перемены. Он сжал руль так, что побелели костяшки на пальцах, выражение лица изменилось. “Возможно сейчас покажет себя с другой стороны!” – оживилась Веда.
- Может тогда, - он глухо кашлянул, - вы поможете мне иначе?
Даже голос изменился.
- Как?
- Убьете для меня?
Ну конечно, вот оно что. Предложение еще то.
- А еще что? Может стать твоей матерью?
Он как будто не услышал или не понял ее сарказма.
- Больше ничего. Этого было бы и так более, чем достаточно. Не знаю, как бы я выразил тогда свою благодарность. Остался бы вечно обязанным. На всю жизнь.
- И кто же тебе так сильно мешает жить?
- Этот человек... Я только вчера осознал какой это подонок, какое быдло. Эта сволочь называет меня своим другом. Я понял – не желаю на свете ничего больше, чем его смерти. Это он мне порекомендовал посетить баню с женщинами, с водкой...
- И этим он тебя смертельно обидел?
- Да нет, ничем он меня, по большому счету, не обижал. Просто я понял наконец, какой он подонок.
Сегодняшний парад психов уже начинал нравиться Веде. Каждый такой своеобразный!
- Почему сам не убьешь в таком случае?
- Для меня это будет очень низкий поступок. Я – творец. Драматург.
- А для меня, значит, поступок в самый раз? Подходящий? И мужики же теперь пошли...
- Извините, - пожал плечами “творец-драматург”, - Я не настаиваю, просто почему-то увидел вас и почувствовал что-то такое... оптимистическое, увидел в вас решение моих проблем. Извините. Вы же видите, я больной, обращаюсь к психиатору.
- Вижу.
Оба смолкли. Ветер переменил направление и потащил обрывок бмаги на другую сторону улицы.
- А он, действительно, подонок? – нарушила молчание Веда.
- На все сто процентов!
- Поехали ко мне, - вздохнула она.
Машина рванулась с места, аж завизжала, припечатала колесами обрывок бумаги, что волочился поперек дороги, и быстро исчезла в конце пустого проспекта.
Поклонение огню – не болезнь.
Поклонение огню вынуждает исповедовать нетерпимость.
Нетерпимость заставляет быть собой.
XXII
- Почему ты не желаешь им помочь?
- Потому, что они черви.
- Почему ты не желаешь помочь червям?
- Потому, что червям нельзя помочь. Иди сюда.
Павел Львович расположил медсестру в привычной позе на своем столе в кабинете: наклонившись, она оперлась руками. Доктор, громко крякнувши, засучил рукава. Оказалось, что почти все вены не его руках исколоты. Зашел сзади. Быстро задрал белый халат ей на спину. Расстегнул свой, чтобы не мешал:
- Займемся делом!
XXIII
«Поехали ко мне» - эту фразу Веда приготовила на тот случай, когда по ее мнению возможного агрессора придется слегка спровоцировать. Получилось так, что она использовала ее не с этой целью.
Когда подъехали к дому, Веда заметила на асфальте обрывок бумаги со следом автомобильных колес. Совсем как тот, возле больницы. Даже испугалась мысли – что если тот самый? Однако не возможно представить, чтобы его принесло ветром сюда да еще быстрей, чем они доехали. Конечно другой, просто похожий. «Кто разбросал эту бумагу по улицам? Зачем?», - размышляла она.
Возле подъезда валялся труп. Трупы, что просто валяются на земле, кажется, стали в последнее время явлением обычным, как голос в голове. Она опять перепугалась, решила сначала, что это старый извращенец каким-то образом очутился тут, может те сумасшедшие притащили или еще как. Однако это был не он, это был сосед. Покойник лежал широко раскинув руки, в домашней одежде, смотрел в небо застывшими мученическими глазами, с пеной на губах.
- Накрой его той бумагой, - велела она больному драматургу.
- Зачем? – удивился он.
- Так нужно!
Он послушался, взял бумагу, накрыл ею лицо и плечи умершего. Бумага не продержалась долго, едва он успел отойти, ее снесло с покойника ветром. Веда раздраженно скривилась.
- Черт с ним! Пошли!
“Почему в жизни ничего не получается? Даже мелочи? – с досадой думала она, поднимаясь в квартиру, - Каждое движение безрезультатно. Каждое действие безрезультатно. Если так, то ни в чем нет смысла. И нужно ли вобще делать что-нибудь? Все безрезультатно. Если так, единственный рациональный вывод – бездействовать. Только так можно избежать пустой растраты энергии. Но ради чего тогда ее беречь? Должно быть действие, результат которого не лишен смысла? А может дело в том, что все мои действия не те, что нужно? Чем тогда определяется их нужность, как, откуда об этом можно узнать?”.
- Смоги удержать сердечный ритм, - прозвучал знакомый голос, - Смоги удержать сердечный ритм. Тогда все будет хорошо.
Веда послушалась совета.
- Заходи! – довольно грубо пригласила она драматурга, рывком открыв дверь.
Почему-то он начинал ее очень раздражать и она не собиралась скрывать это раздражение. Но дело было не в нем. Просто на его месте каждое живое существо, что присутствовало рядом в эти минуты, вызывало бы у нее раздражение.
- Садись... где-нибудь.
- Спасибо, я постою. Я почему-то волнуюсь, мне удобней так, стоя. Постою.
- Сядь, не мельтеши!
Драматург сел на край дивана. Она напротив в кресло.
- Так ты, говоришь, драматург?
- Я по национальности – московит и создаю свои произведения на нашем диалекте. Он конечно сейчас почти пришел в упадок. Наверно, только священники в церквях каждый день пользуются. Но он очень похож на руский язык, ты поймешь. Вот, например, из последних, почитай, - он вытащил из кармана рукопись с надписью на первой странице: “Быки и пидорасы. Пьеса” и протянул ей.
Веда даже не пошевелила пальцем в ответ на его жест. Продолжала тяжело смотреть на него.
- Нет, не буду. Название не нравится.
- Это драма о жизни и проблемах современной московской молодежи, - начал, будто оправдываясь, поспешно объяснять он, - Много молодежного слэнга, я его употребляю, чтобы подчеркнуть натуральность действующих лиц, отразить действительность нашего времени, и в названии употребил также. Там такой сюжет: живут три друга, один считает русинов оккупантами и идет в партизаны, чтобы бороться, а остальные...
- Мне это не интересно, - прервала она и вдруг неожиданно злобно накинулась на драматурга, - Слушай, а сам ты почему не борешься с русинами-империалистами, если мы захватили твою родину? Почему ты не в Москве с гранатометом, а тут в Менске, сидишь и строчишь свои пьесы?
Где-то, кажется этажом ниже, послышался приглушенный крик. Человеческий, но так кричит животное от смертельного страха. Потом грохот, упало что-то тяжелое, наверное что-то из мебели. Веда знала, что там живет преподаватель из университета.
- Я родился здесь, моих родителей еще при вашем Сталинаускасе перевезли сюда с детским домом во время японской окупации, - ответил драматург.
- Он такой же ваш, как и наш. От комуняк с этим нацменом-жамойтом все натерпелись. Но ты же все равно считаешь себя московитом, даже язык знаешь.
- Да, я московит. Но я не могу быть с ними. Прежде всего они фанатики православия, а я считаю, что именно оно, христианство, виновато во всем. Если бы не эта византийская зараза, если бы мы сохранили веру предков, литовская империя не господствовала бы над нами шесть сотен лет, мы бы так просто не покорились. Знаешь, как выглядят у моего народа могилы? Я ездил к родственникам, видел. Так там каждого или нескольких близких родственников, хоронят в отдельной маленькой загородке, а сверху насыпают маленький курганчик и втыкают крест. Зачем им эти ограды? А? Здается мне от того, что каждый знает, что рядом будет лежать такой же вонючий христианин. Они на самом деле друг другом брезгуют, что при жизни, что после смерти. Вот в чем дело. Потому и ограды. Ненавижу христиансвто.
- Ну а того, что в баню сходить посоветовал. Его за что?
- Он подонок! – в порыве воскликнул драматург, - Подонок и все тут! Это очевидно, сама убедишься!
- Все же расскажи, что он сделал плохого?
- Он оскорбил мои произведения, меня, как творца. Но это не главное, дело не в этом. Ничего личного, ничего. Это только открыло мне глаза. Мои произведения тут ни при чем. Просто я уверен, уверен, что он подонок. Одно только, как он разговаривает, как держит себя...
- Не понимаешь ты людей!
- Я их боюсь. Боюсь и ненавижу, - признался драматург.
Разговор стих. Веда о чем то раздумывала. Обиженный всем светом в лучших чувствах, “творец” подал голос:
- У меня еще стихи есть. По-руски. Я, к сожалению, родной язык не так хорошо знаю, что бы стихи складывать, поэтому по-руски. Вот послушай:
Сьмех тупога гучыць у адказ у размове.
Ен згаджаецца з Вечнасцю. Вечнасць даруе яму.
Сэкс з калекай з’яўляецца шляхам ў Вечнасць.
Адчыняе набожнасць бясконцыя дзверы ў турму.
Труп заўседы выдатна стварае набожнасць,
Існаваньнем сваім пераўзыходзіць адметнасць быцця.
Так калісьці і я, што пракляў назаўжды верагоднасць,
Апантана маліўся, знішчаючы прагу жыцця.
А набожнасць навогул не можа квітнець без памерлых,
Таму статкі дзеля праведнай сьвятасці рэжу, як воўк.
За жыцце ці пасьпею натоліць вышэйшую прагу любові?...
Кінуць бомбу ў натоўп? Кінуць бомбу ў натоўп! *
* - перевод с руского на владимиро-суздальский диалект:
Смех тупого звучит в ответ в разговоре.
Он в согласии с Вечностью. Вечность прощает ему.
Секс с калекой является дорогой в Вечность.
Набожность открывает бесконечные двери в тюрьму.
Труп всегда отлично создает набожность,
Существованием своим превосходит отличительность бытия.
Так когда-то и я, что проклял навсегда вероятность,
Одержимо молился, истребляя жажду жизни.
А набожность вообще не может процветать без умерших,
Потому стада ради праведной святости режу, как волк.
За всю жизнь успею ли утолить высшее желание любви?…
Бросить бомбу в толпу? Бросить бомбу в толпу!
Веда несколько мгновений осмысливала услышанное.
- А ты, в самом деле, больной.
- Ну конечно. Я же к врачу обращаюсь.
XXIV
Павел Львович приложил к месту укола проспиртованную ватку. Пожилая медсестра ойкала:
- Ох, ох, вся задница болит. Но хорошо хоть полегчало, а то спину было не разогнуть.
- Надо курс проколоться.
- Ну давай, Львович, теперь тебя уколем.
Они поменялись местами. Теперь доктор расстегнул штаны.
- Не говори, Живинбудовна. Роешь, роешь эту землю. Так когда-нибудь и подохнешь, раком стоя на этих грядах или сунешся мордой в кучу навоза да околеешь с вилами в руках. Хорошо еще если найдут быстро. Твоя то дочка ездит ли хоть когда, помогает?
- Да что ты! Колом на дачу не загнать. Они молодые, им те гряды не нужны.
- Вот-вот, и мои также.
XXV
- Спадар (господин / товарищ – воинское обращение) Нежила, понимаете, не могу. Не боюсь, но не могу. Вы же знаете, я никогда, что тогда в самолете, что в детском садике. Но одно дело, когда понятно, что за враг, что за преступник, а тут неизвестно что. Если б какой террорист или психопат вооруженный, а там кто или что? Никто не знает. А у меня дети еще совсем маленькие. Не могу!
Офицер мрачно выслушал его.
- Хорошо, иди домой.
Держась за борт восьмиколесной бронемашины, шатались двое военных. Их сильно тошнило по очереди. Один проплевался и спросил с обидой:
- Командир, что же это? Где та “Альфа”, где тот “Алмаз”? а наши все? Что мы сделаем вчетвером?
Командир ничего не ответил, только больше помрачнел. Если бы он сам знал. Сегодня утром получил непонятный приказ о назначении его, капитана, министром обороны страны. Приказ неизвестно от кого, какого-то мелкого госчиновника временно исполняющего обязанности канцлера, в связи с невозможностью того дальше исполнять свои обязанности. Сначала очень удивился, а потом его вызвали известно куда, объяснили, что все так и есть на самом деле, что в стране сложилось очень тяжелое положение и что теперь на нем лежит огромная ответственность.
И вот они тут, на площади, спасают государство. А там, на шестом этаже здания, неизвестно что. Но в комитете безопасности федерации уверили, что оно находится именно там, причина всего, что случилось в эти дни. Как они определили? Самих же в главном управлении осталось человек восемь, кто на работу вышел.
На противоположной стороне площади стоит приблизительно человек тридцать любопытных – довольно значительная часть народа, который еще не потерял себя в эти дни. По сегодняшним меркам выходит – довольно большая толпа. Наблюдают.
Из люка бронемашины показался еще один боец:
- Командир, а может ракетами? Я смогу навести. Прямо в окна.
- Нельзя, там полно людей на других этажах.
- Может там живых уже никого не осталось?
- Нет. Пока что ожидай.
XXVI
Призывной пункт. Медкомиссия.
- Травмы головы были?
- Официально нет.
- ?
XXVII
Доброе утро, последний герой!
Здравствуй, последний герой!
В. Цой.
Нежила уже полчаса внимательно следил за окнами на шестом этаже. Ничего. Никакого движения. Но оно там. Теперь он в этом полностью уверен. Это чувствуют и все остальные.
Время идет, нужно что-то делать. Два бойца, котрых тошнило, свалились, один вобще в забытьи. Третий ни за что не соглашается покинуть бронемашину, только бесконца бредит про ракетный удар. Тоже ничем не поможет, считай что потерян. А народ ждет. Нужно что-то делать. Придется идти самому. Приказывать не кому и не чего.
Он надел каску, одел бронежилет. Немного поколебался, размыслив, сбросил каску и стащил бронежилет. Почувствовал, что они не понадобятся. Взял только автомат, несколько дополнительных обойм к нему.
Набрал полные легкие воздуха. “Помоги мне, Перун!”, выскочил из-за бронемашины, быстро побежал ко входу в здание.
Когда почти уже добежал до дверей, его обдало волной сильного страха. Чувство было настолько сильным, что чуть не свалило с ног. Те двое смогли дойти только до сюда и побежали назад. Однако он удержался и заскочил в подъезд. Не останавливаясь, спотыкаясь на ступеньках, сразу на первый этаж, дальше на второй. Нельзя останавливаться, только не останавливаться!
Между вторым и третьим этажами не выдержал и его сильно стошнило. “Вперед, вперед! – стиснув зубы твердо приказал себе, - Не останавливаться!”. Нога заскользила в собственной рвоте, в глазах все поплыло.
- Вперед! – превозмогая поднявшийся в душе животный ужас, вслух приказал сам себе.
Еще через пролет понял, что бежит, потеряв всякую координацию, сильно ударяясь о стены и перила. Его бросает из стороны в сторону.
На следующем этаже опять окатила волна сильного беспричинного ужаса. Он бросил автомат и, будто отброшенный невидимой рукой какого-то великана, слетел по лестнице обратно. Стукнулся головой. Однако вместе со страхом возросло чувство бешеного упорства. Он не собирался отступать. Бешеная решимость крепла в нем в ответ соответственно нарастанию стараха. “Вперед, вперед!”. Нежила пополз по лестнице вверх. Будто преодолевая многократно увеличенную силу тяжести, протянул дрожащие от напряжения руки за лежащим оружием. Это заняло у него минут шесть, которые превратились в вечность.
Наконец получилось, он смог взять автомат, шатаясь поднялся на ноги. Это уже было небольшой победой.
Дальше страх не накатывал волнами, а присутствовал постоянным устойчивым фоном. Чего стоило отчаянному офицеру пройти оставшиеся этажи невозможно представить ни одному человеку в здравом рассудке. Он то плакал, то смеялся, то начинал молиться грязи на кончиках собственных пальцев. Каждую секунду сменяли друг друга жуткие слуховые и зрительные голюцинации. Однако он продолжал целеустремленно продвигаться вперед, не теряя способности ориентироваться в пространстве. Даже, кажется, привык к этому состоянию.
Нежила одним прыжком преодолел площадку, стукнулся о стену и прижался к ней так, что на ступеньки лестницы посыпалась ободранная штукатурка. Слегка унял нервное дыхание. Проглотил комок в горле. Сердце бешено колотилось. По спине бежали ручейки холодного пота. Оставался последний этаж. Руки крепче сжали оружие. Кровяное давление сжало виски.
Тот, кто занл Нежилу прежде, сейчас бы очень удивился перемене его внешности. Лицо его состарилось лет на десять – пятнадцать, все волосы поседели.
Вот, наконец, он оказался у самой цели. Приоткрытая дверь в квартиру с выбитым замком. Там ОНО. Осталось несколько шагов, что бы все закончить.
Выставаив вперед ствол автомата, Нежила ворвался в квартиру. Уничтожить или погибнуть самому, про это он даже уже не думал. Вперед, только вперед, нельзя останавливаться!
В одной комнате ничего, только на полу следы будто прямо в квартире разводили костер. В следующей также пусто. Остался последний. ОНО там! Нежила закричал во всю глотку, рванулся вперед против своей воли, против всего живого в себе. Когда он сверхусилием заставил себя ворваться в комнату, швырнул туда свое измученное нервным перенапряжением тело, в этот же миг душа, кажется, выскочила из него и рванулась в обратном направлении сквозь комнаты прочь из квартиры по лестнице вниз, прочь отсюда, подальше от этого места.
Почти теряя сознание, успел отчетливо разглядеть: пустая комната с наполовину ободранными обоями, обрывки которых свисают со стен. Посередине на полу – кучка засохшего кала. Все. Больше ничего.
В эти дни в разных местах страны почти одновременно сразу несколько министров обороны, назначенных на эту должность днем раньше несколькими временно исполняющими обязанности канцлера, безрезультатно штурмовали пустые квартиры и помещения. Офицер Нежила был первым, кто смог дойти до конца.
Hello, I Worm BrainShit MMLR...
XXVIII
Жир. Пачкает все, до чего дотрагиваешся. То, что блестело, уже не блестит. Сухое делается скользким. Жир вырабатывает каждый при жизни. Жир вызывает отвращение. Отвращение к себе. Но не у каждого. Есть, наверное, кто получает наслаждение от жира. Таких, наверное, не много. Но, все же, они есть. Есть всякие. Это называется разнообразием. Кто получает наслаждение от жира на собственных ладонях и пальцах, безусловно, больны, как и те, у кого это вызывает отвращение к себе. Есть больные и есть нормальные. Это рзнообразие. Больными бывают по рзному. В этом разнообразие. Нормальными бывают также не во всем и не всегда. Разнообразие. Разнообразие может быть очень разнообразным. Тот, кто считает, что это, будто бы, чудесно, болен. Ибо на самом деле разнообразие существует независимо от наших представлений о нем. Разнообразным бывает и жир, в свою очередь. Рассуждения и мнения на этот счет также могут быть самые разнообразные. Кстати, пламя с удовольствием пожирает жир.
Поклонение огню не болезнь.
XXIX
Есть происшествия, что всегда случаются неожиданно. Неожиданно даже тля того, кто будто бы сам является их причиной, и будто бы по чьей воле они случаются.
Взрыв бомбы посреди плотной толпы. Как ни парадоксально, но именно это многолюдье сыграло спасительную роль: большинство осколков попало и задержалось в телах тех несчастных, кто оказался ближе к месту взрыва, и тем самым заслонил собой остальных. Если бы толпа не была такой плотной, жертв было бы куда больше.
Растерянность, непонимание, ужас тех, кто уже понял, паника, крики, агонии, красные пятна на асфальте, странный запах в воздухе.
Среди всего этого звучит тупой смех безумца с залитым кровью лицом. Это он мгновение тому бросил бомбу и в результате сам получил ранение в голову. Осколок застрял в черепе и тесно прижался к коре мозга своим твердым, безкомпромисным, еще горячим, металлическим боком с неровными рваными краями. Говорит:
- Здравствуй, Мозг Безумца! Вот и я – твоя любовь. Встреча произошла. Не знаю удовлетворит ли моя скромная любовь твою высшую жажду любви, но, обещаю, даже если ты и останешся жив, все равно, будет очень круто! А вобще, я выполнил свой долг – донес до тебя любовь и теперь моя жизнь закончится, но об этом не сожалею, я исполнил то, что следовало. Конечно, если бы я имел на ягодицах отчетливую татуировку с изображением человеческих географических представлений о планете, мне было бы, возможно, в чем то легче, однако судьба сложилась так, что я даже не имею задницы, чтобы иметь на ней ту татуировку. Ну да ничего. Сожалеть не о чем. И так все сложилось отлично, наилучшим образом. С этим я отхожу, всегда ваше – мертворожденное (потому, что в твердом виде) дитя извечного негасимого пламени.
Кто это утверждает, что осколок имеет неправильную форму? Он всегда правильной формы, он имеет форму осколка, потому что он и есть осколок и эта форма для него правильная.
Быть собой вынуждает исповедовать нетерпимость.
Нетерпимость заставляет быть собой.
XXX
Издатель внимательно выслушал сообщение о теракте. В задержанном на месте происшествия раненном человеке, что бросил бомбу, сразу же узнал своего друга, драматурга, который в последнее время совсем тронулся умом.
- Черт! Я чувствовал, что добром это не кончится! – нервно воскликнул он, - Ну вот, а теперь, только потому, что он московит, и потому что это случилось именно сегодня, в день подписания какого-то там соглашения, скажут, это был акт террора, обязательно свяжут это событие с текущим моментом и припишут действиям владимиро-суздальских сепаратистов! Знает ли кто настоящие причины и следствия этого поступка? А если бы даже и знали, кого это интересует? Тьфу, политизированное быдло!
Веда глядела на экран и не видела никакого репортажа с места событий, не слышала никаких коментариев, видела только бегущую строку из больших букв на черном фоне: “Hello, I Worm BrainShit MMLR... нет от меня никакого спасения...” сейчас только эти слова печатали в газетах, транслировали по радио и телевидению, говорили друг другу при встречах. Понятно, что все это было спрятано за какие-то другие слова, преподносилось в иных формах, знаках, образах. Но она хорошо видела, что во всем этом разнообразии информации было закодировано одно: “Hello, I Worm BrainShit MMLR”. Все информационное пространство сделалось носителем этого вируса, он подчинил себе сознание почти каждого, растирожировал и записал себя в генетический код каждого существа. А если кто пока и не потерял возможность понимать это, то, наверное, тоже по воле этой болезни, только ради того, чтобы чье-то сознание еще могло констатировать то что происходит и отражать этот факт в реальности.
А дикторша все говорила и говорила какие-то слова, много слов в минуту, выразительно, тревожным голосом, и так ежедневно, о чем бы не сообщала. Видимо, на эту работу специально принимают сумасшедших или специально готовят.
- Что бы что-то было, нужно что-нибудь делать, - медленно выговаривая слова, ответила Веда.
- Ты про что? – не понял издатель.
Объяснять она посчитала не нужным.
К издателю, чтобы убить его по просьбе драматурга, она пришла вчера, направилась сразу, как только узнала адрес подонка. А самого драматурга оставила ожидать в своей квартире результата. Да тот видно не дожался и пошел утолять свою “высшую жажду любви”. Первоначально она не имела никакого плана действий и решила действовать так, как будет получаться.
Получилось как-то само по себе так, что в результате визита к незнакомцу, они оказались с ним в одной постели, и утром издатель был еще жив и чувствовал себя при этом очень хорошо.
Чтобы не соврать, нужно отметить что Веда также чувствовала себя очень хорошо. Она чувствовала сейчас, что будто и не жила до сих пор по-настоящему. Даже не представляла никогда, что это может быть настолько приятно. Эта ночь была лучшей в ее жизни. Благодаря издателю она ощутила себя настоящей женщиной. С погибшим десантником не бывало так никогда. Наоборот, теперь она с досадой осознавала, что в сравнении с настоящим мужчиной издателем, десантник просто пользовался ею, как животным и сам был, как животное. Даже было противно теперь вспоминать. Что поделаешь, все познается в сравнении.
Конечно, у нее уже год не было мужчины, однако этим одним нельзя было объяснять ее сильнейшее удовлетворение от издателя. Он действительно прекрасно знал свое дело и был в нем очень искушен. В ласках чувствовал и предвидел каждое ее желание, говорил ласковые слова, которых ей никогда ни от кого раньше слышать не доводилось.
Но, вместе с тем, издатель был подонком. И она отлично это понимала. Вот и сейчас он, вдохновленный своим успехом самца, под впечатлением сообщения про теракт, начал самодовольно рассуждать:
- Теперь тяжело жить. Это должно как-то разрешиться. И вероятно уже совсем скоро. Каждому последующему поколению все тяжелей и тяжелей. На него давит тяжесть предыдущей истории цивилизации. Когда это становится невозможно выдерживать, происходит взрыв, цивилизация погибает, чтобы потом возродиться вновь, все начать по новой, уже не зная этой тяжести. Кто знает, сколько раз уже было так? Все эти байки про конец света небезосновательны. Но, по-видимому, это необходимо. Иначе у нас, у людей не получается существовать. Мне кажется, что наша цивилизация взорвется очень скоро, возможно даже мы станем свидетелями этого. А возможно взрыв уже начался.
- А я, например, не ощущаю никакой тяжести цивилизации, - начала Веда оспаривать его высказывания, - То, о чем ты говоришь, это чувсвто больного рассудка. На меня прошлое не давит никакой тяжестью.
- В чем-то я соглашусь – возможно, что и больного. Но где же ты видела теперь не больных? Посмотри вокруг – у каждого хроническая усталость от жизни, даже у маленьких детей.
- А откуда ты знаешь, что так не было раньше, сто, двести лет назад?
- Не было. Об этом можно судить хотя бы по художественным произведениям: живописи, литературе, музыке.
- Я все же, разделяю точку зрения тех, кто считает, что люди на продолжении столетий качественно не изменяются, - настаивала на своем Веда.
- Ну хорошо, хорошо. Твое упрямство есть доказательством тому! – примирительно сказал издатель, которому надоело спорить, так как в отношениях с женщинами его интересовало иное, - Только, пожалуйста, не начинай про духовную общность с предками и все прочее.
- А что, я ее ощущаю, эту общность, - зловеще вымолвила она, - ощущаю очень просто и обыденно. Потому, наверное, и не чувствую тяжести цивилизации, которая некоторых, как ты тут убеждаешь, принуждает к самоуничтожению.
- О, мое совершенство! Я в восхищении от тебя, единственная не больная в наше больное время! – бросился перед ней на колени издатель, превращая разговор в шутку, так как тон ее последних слов в самом деле чем-то напугал его.
“Болтай, болтай, - думала Веда, - ты настоящий подонок, драматург не обманул, я сама убедилась, не просто какой-нибудь уличный подонок, а утонченный, от ума, самый настоящий подонок, выродок душой, куда худший чем какой-нибудь больной маньяк”.
Она осталась у него и до следующего утра. Вечером еще посмотрели новости, узнали что общее число жертв взрыва вместе с умершими в больницах достигло двадцати четырех человек. Точнее об этом узнал издатель, а Веда, как обычно, увидела только бегущую строку: “Hello, I Worm BrainShit MMLR...”.
- Не заню, как насчет другого, а в этом вопросе у нас теперь абсолютная свобода. Можно смело бояться чего хочеш.
Она проснулась, когда он еще спал. Смотрела на него некоторое время, загадочно улыбалась. Он, раскинувшись на кровати после бурной ночи, спал, спокойным сном праведника. «Подонок. Был и останешься подонком. А вот десантник, хотя и не владел никакими талантами в постели, по-настоящему меня любил. А ты все лишь натренированный кобель, который только и занимается, что совершенствованием своего мастерства. Подонок».
- Смоги удержать сердечный ритм. Тогда все будет хорошо. Ты – воин, - подсказал голос.
Осторожно, чтобы не разбудить, потянулась за чем-то в сторону рукой. «Ты, наверное, очень удивишься. Но мне оно даже неинтересно, твое удивление».
Рука, сжимающая ножницы, взлетела вверх и молниеносно обрушилась на большой кадык спящего издателя. Веда вложила в этот удар все свои силы умноженные на всю свою ненависть. Агонизирующее тело повело себя в точности так, как того надо было ожидать. Вскинулось, захрипело. Фонтан крови из рассеченной артерии.
Веда быстро оделась и, будто полетела на крыльях, побежала прочь на улицу, небрежно едва прикрыв за собой дверь. Ножницы оставила в издателе.
Тут было все: и радость от того, что больше никому он не достанется, и исполнившееся желание избавиться от единственного свидетеля поступка, за который ей было все же немного стыдно, и месть за надуманную женскую обиду, что раньше он был не с ней, а с какими-то другими и их было, не сомненно, много, и конечно не только разнообразные личные чувства – подонок получил по заслугам. Она сделала это. От этого было наиболее радостно. Впервые за очень долгое время она чувствовала, что совершила наконец верный поступок, именно тот, что нужно.

Ваше мнение:
  • Добавить своё мнение
  • Обсудить на форуме



    Комментарий:
    Ваше имя/ник:
    E-mail:
    Введите число на картинке:
     





    Украинская Баннерная Сеть


  •  Оценка 
       

    Гениально, шедевр
    Просто шедевр
    Очень хорошо
    Хорошо
    Нормально
    Терпимо
    Так себе
    Плохо
    Хуже не бывает
    Оказывается, бывает

    Номинировать данное произведение в классику Либры



    Подпишись на нашу рассылку от Subscribe.Ru
    Литературное творчество студентов.
     Партнеры сайта 
       

    {v_xap_link1} {v_xap_link2}


     Наша кнопка 
       

    Libra - литературное творчество молодёжи
    получить код

     Статистика 
       



    Яндекс цитирования

     Рекомендуем 
       

    {v_xap_link3} {v_xap_link4}








    Libra - сайт литературного творчества молодёжи
    Все авторские права на произведения принадлежат их авторам и охраняются законом.
    Ответственность за содержание произведений несут их авторы.
    При воспроизведении материалов этого сайта ссылка на http://www.libra.kiev.ua/ обязательна. ©2003-2007 LineCore     
    Администратор 
    Техническая поддержка