Libra - сайт литературного творчества молодёжи Libra - сайт литературного творчества молодёжи
сайт быстро дешево
Libra - сайт литературного творчества молодёжи
Поиск:           
  Либра     Новинки     Поэзия     Проза     Авторы     Для авторов     Конкурс     Форум  
Libra - сайт литературного творчества молодёжи
 Эсцен - Уля. Очень странное чувство  
   
Жанр: Проза: Рассказ
Статистика произведенияВсе произведения данного автораВсе рецензии на произведения автораВерсия для печати

Прочтений: 0   Посещений: 202
Дата публикации: 30.6.2018



Глава 1

Ульяна стояла на балконе. Ее локоны то и дело сбивались. Осенний ветер пахнул ранним предчувствием сырости и началом следующего сезона - зимы. Зябко. Она убирала волосы с лица и старалась улыбаться. Будто в короткой тренировке, ее губы нервно растягивались в уголках, а в глазах приветливый блеск. Она знала, что теперь он увидит это и станет рад такому ее расположению духа.
Муж - Руслан - вышел из подъезда и направился к машине. "Деу" стояла на сыром асфальте, капли дождя на ее крыше засохли маревыми кляксами. Ульяна помнила, как на этой машине муж возил ее в больницу, как "деу" глядела в окна фтизиатра, в то все время, когда она принимала процедуры.
Муж обернулся и нашел взглядом ее, стоявшую на балконе. Ульяна потянулась на носочках и, приподняв руку, махнула ею, еще и еще раз.
Улыбнулась всем своим существом. Улыбка на ее лице всегда магически действовала на него, хоть он и скрывал это, чисто по-мужски.
Ответил кратко, сдержанно, совестливо пряча глаза от постороннего внимания из зева соседских окон, возможно подглядывающих.
Исчезнув в машине за хлопком двери, он, наверное, опустив голову, представлял славный образ своей любимой женщины, а она, прикрыв окно, все так же стояла на балконе, не стирая улыбку с лица. Автоматически.
И вот, вслед за отъездом машины, зайдя в квартиру, подумала: "Слава Богу, долг исполнила, все получилось хорошо! И муж - понятливый, душка, уехал..."
Так расстались с утра.
Она на хозяйстве. Неплохое настроение, так - даже с некоторым подъемом, хоть и побаливала голова. Систематическая боль после ДТП, в котором она пострадала полгода назад, теперь сказывалась.
Восстановить с помощью физиотерапии, ЛФК, психологов, психотерапевтов девушке требовалось память. Ульяна забыла все: близкого человека, друзей, родственников, квартиру, в которой, как объяснил Руслан, прожили они уже вместе не один год.
В результате интенсивного полугодовалого лечения, ее выписали на амбулаторное, и теперь она лечилась здесь, дома.
Пароксизмальная боль током прошивала череп и заставляла остановиться, замереть, закрыть глаза и так - до ближайшего ослабления пронизывающей атаки.
Боль могла прийти неожиданно, стройным дисциплинированным фронтом разлиться по черепу, будто ей именно сейчас хотелось что-то дополнительно отвоевать, чем-то овладеть. А спустя некоторое время отступала, разоружая свои ряды - один за другим, агрессивных своей невидимой армии врагов, с которыми Ульяне, предлагалось сразиться.
Предтечей приступов было желание, когда надо сосредоточиться, понять, разобраться, вытащить существенное из памяти, якоря.
Ведь непременно требовались тренировки в этом направлении. Она чувствовала.
Торопилась, чтобы вспомнить хоть что-то, пока там, перед громоздким порогом, наваждение сгущалось, преграждало черной тенью путь воспоминаниям.
И здесь Ульяна стояла, между тем, что было сейчас, что ей помнилось, ежедневное, несущественное, неинтересное, и что было до того.
Что же было до того, до этой черной тени, монотонных дней? Словно сон...
Давно снята повязка с головы, месяца два тому. О травме внешне в густоте волос напоминал крохотный шрам, заштопанный рассосавшейся ниткой, от которой след: белый червяк, выставивший наружу дугу спинки.
Будучи деятельным человеком, чтобы сидеть просто так без дела, Ульяна пусть и в изоляции квартиры, находила занятие. Уборка, готовка, вязание макраме и крохотные фигурки животных из бисера, стоящие на книжной полке, на специальном для них месте, глядящие в комнату голубыми бусинками. И макраме, и бисер Ульяна думала реализовывать.
Домашние дела приелись. Скука, скука. Все не так. Но и без памяти, куда устроиться? Нужно продолжать лечение. Потом разобраться, рассудить…
Хаос, некое совершенство спонтанности, особенно после ауры с мигрениозной болью, может быть сама не прочь, была уйти или посодействовать хозяйке, осознать нечто большее, чем пространство замкнутой квартиры, но старания его проходили по кругу и возвращались к той же боли.
Дух нагромождений, проблем сходился с потугами безболезненного, пассивного, выжидательного, таблетированного лечения. Здесь, на этой явке, Ульяна встречалась с Очень Странным Чувством.
Ей представлялось: в ней живет кто-то другой. Поступки сегодняшние, сиюминутные неадекватны. Тело ее – не ее, и мысли – совсем не ее. И это Очень Странное Чувство знало об этом, говорило об этом.
Доказательство? Вся жизнь ее внешнего тела - бесполезное занятие. Оно не вписывалось в общий смысл каких-то настоящих жизней, активности, занятости других. Но и мысли об этом тоже бесцельны.
Ничего предосудительного, неправильного... Просто пустоты слишком много.
Это ощущение Очень Странного Чувства - секрет.
Она не рассказывала о нем мужу.
Может быть, считала она варианты, совсем не верно было проходить реабилитацию после ДТП, потери памяти, головными болями в аутическом пространстве с пятью окнами в мир. Лучше было мозг занять практически, хоть короткими дворовыми впечатлениями, беседами со случайными людьми. И процесс пошел бы раскованнее, скорее.
Но муж, опираясь на рекомендации врачей, воспрещал прогулки, какие- либо контакты.
Такого рода спокойствие, считал он, важным, и обещал, что скоро, очень скоро все это благополучно закончится.
Она любила его, мужа? Да. И еще то, что комфортно, повседневно окружает: просторная квартира, дорогой ремонт, хорошая мебель, огромная плазма…
И только со стороны того чувства - очень странного чувства - исходило: "он тот, с кем тебе не по пути".
Эти очень странные слова Очень Странного Чувства будили ее ночью, и она думала, открыв глаза, прислушивалась к нему. Касалась своих волос, проводила ладонью по лбу. Представляла себе, вглядываясь в темный фон потолка, вращая рукой, что рука как словно не ее, и плавные филигранные лебединые движения пальцев - личный подарок ей от кого-то или чего-то постороннего. И женственность, вся эта, препорученный покой не должны лежать здесь, в этой кровати...
"Если бы ты знала, где ты находишься и зачем", - говорил голос.
Она продолжала глядеть в плоскую давящую молчащую тишину потолка, и находила в нем раздваивающиеся отблески вспыхивающих, трусливых зайцев от фар редко проезжающих машин, думала:
"Как это страшно. Внутренний голос, сумасшествие..."
И все же, как уважающий всяк свой организм, близкий, родной, все, что находилось в нем, чем исходило от него, она вежливо выслушивала. Старалась успокоить, объяснить себе эти чудачества посттравматическими сигналами, и, засыпая, вспоминала слова мужа, что скоро, скоро непременно все закончится и еще, по мнению психотерапевта, она совершенно здорова.
Но вновь звенел в ней тревожный звонок, приходило сметенное бодрствование, и полудремою кое-как приходилось перейти ночь. Поднимаясь с утра, испытывала разбитое состояние, чувство, будто она кому-то что-то должна, катастрофически обязана, и снова не помнила кому, перед кем держать ответ, и потому не могла исполнить данное.
Изнутри что-то рассуждает, стучится? Сердце, почка, печень, селезенка, червяк в голове? Что?
«Нет, нет, - допускала она, - все это осложнения в нервной системе. Все лечится ».
Ульяна рассчитывала, что имманентные происшествия, в конце концов, исчезнут, что достаточно решительного броска личной воли, яркого воодушевления, чтобы в раз со всем справиться.
Но она не делала этого рывка, надеясь на лекарства, на компетенцию врачей, заботу мужа. Она привыкала к этому О.С.Ч (очень странному чувству), как части себя, признавала и легализировала его. После многочисленных изгнаний и просьб оставить ее в покое, она вступала с ним, с ОСЧ, в диалог, и он, признаться, ее развлекал.
ОСЧ характер - комичен. Прервать апатичное интровертное бурчание, неповоротливость, подтолкнуть в сторону практического, подыскать увлекательное, что составляло интерес обычных людей, дарило оптимизм в жизни, она предполагала – раскачать ОСЧ, договориться на взаимовыгодных условиях, выслушав партнера до последней фразы, сидя на кровати вдвоем, болтая ногами.
Сердиться, раздражаться было продуктивным. Словно животное ОСЧ загонялось в угол и там Ему неуютно, страшно было. Оно готово было сбросить с себя фантастический напускной образ свой, стать сговорчивее, уживчивее, «человечнее».
Беда невелика, что в отместку потом Оно подолгу отмалчивалось: часами, сутками, не напоминая о себе, не вступая ни в какое сообщение, и будто исчезая вовсе. А ведь это и нужно было.
Разум Улин освобожден, и она думала: мужчина ее прекрасен во всем, - трудолюбив, заботлив, не жаден - подарки, цветы, и просьба иметь от нее детей. Последнее только недавно обсуждалось. Еще: он мечтал о большом частном доме и вокруг - сад с фруктовыми деревьями.
Только, если разобраться... Разве ей того же нужно было? То есть, и не совсем нет, но и не да.
"Или..."
Хорошая увертюра для начала нового диалога с Очень Странным Чувством.
Конкретность - враг причастия. И если требуется разорвать оковы недосказанного, тайноболезненного, нужно дать всему имя.
Чего ей не хватало от мужчины? Горячих впечатлений? Огня, брутальности? Страстей, жестокости?
Стильная стрижка, гладко уложенный чуб, галстук, приплюснутый воротом елкового пиджака, приятный взгляд, добрая мимика, - все по-доброму, совсем не как с ОСЧ, и душевные слова так тщательно подобранные.
" Он бережет и любит меня ".
А иногда вдруг придумывалось, что ОСЧ, может быть, существует и в нем, ее муже, и в других людях. И это есть потусторонняя сторона любой нормальной личности.
В мужнином лице, так вдруг проскальзывала молнией страх, тревога, сомнение, и тремор в голосе… Что он там себе думал? Поди, полезь в чужую голову.
Да, и как точно знать, что в третьей, четвертой голове имеется? В себе - ничего не разобрать. Фибры, тайны артефактом накладываются. И это, очевидно, нормально.
Ах, если бы Руслан прикрикнул! Бросил грозный взгляд. Изменил, что ли... Но последнее - уф! Нет, не нужно! Нет-нет, ни в коем случае! Вот совет, так совет!
Что б тогда: полегчало? Что такого противоречивого в женщине есть, что заставляет перевернуться ощущениям, взорваться, возродиться второй силой, воодушевиться от кажущегося застоя вчерашней жизни благодаря измене, нанесения физической травмы? Что за схема?
Если все идет путем, значит совершенство спонтанности, хаос, крылья любви отсутствуют? Где начало оперения, середина событий, чтобы не жалеть потом, выделить, подчеркнуть их, не наделать глупостей в следующий раз.
"Нет-нет-нет, никакой философии!"
Прямой стежки нет. Прямолинейное - искусственно, не жизнеспособно, не природно. Жизнь, система показывает шествовать прямо. Мы бесимся, разыскивая широкополосное шоссе, и давно уж идем дорогой, которая представляет собой вьющуюся лесную тропу, пересекающую дикие ручьи. И это все. Шажок за шажком, на ощупь иди, живи.
Муж - хороший. Он щадил в данное время реабилитации.
Пусть многое есть у него, что сказать. Он просто пока жалел ее…
"Ничего..." - Ульяна размеренно стучала скалкой по столу, обкатывая плоские круги блинчиков на ужин любимому.
"И философии никакой не надо".

Глава 2

Приходила эксцентричная вещь, конечно. Несколько раз Ульяна представляла этакую критически вызревшую, но предметно невероятную ситуацию, когда она скажет мужу, что им необходимо расстаться. Дескать, она не любит его, живет по нужде общей жилплощади, того, что она немного больна, и потому, что он слиш-ком хороший человек.
Она раскроется в том грязном белье, которое давно с ней слиплось.
Она скажет правду, что в семье жить нет никакой возможности, а когда она стоит на балконе, глядит вниз на него, машет рукой, то это притворство. На самом деле, она посылает его на четыре стороны, ненавидит до вражды, пусть он и наилучший человек...
Ульяна в мелочах воображает себе такой расклад, и перехватывает дыхание, в горле – глухой стук.
"А что если когда-нибудь так и произойдет, проговорюсь?.."
От холодной струи воды крана, дрожь растет вверх по рукам. Что-то пытается предупредить, выразиться сущностью.
Видит Создатель - она борется, договаривается, как может,- разными красками измазывает сюрреалистическое полотно, пытаясь придать разумное завершение удобовидимой картине, в которой призрачная вера, вымыслы, сны, реальность. Все требует отчетности. А совесть, не выдерживая, хнычет, хнычет. Благоразумие к ней так сложно применить.
"Да, я готова разделить имущество, расстаться с друзьями, которых все одно не помню, измениться внешне, выйти на работу, обучаясь новому, уехать из этого города, но никогда - никогда больше не быть зависимой, не видаться с Русланом... Вот она – точка Очень Странного Чувства".
"Пятнадцать тебе, что ли?"
Мысли по-взрослому, без восторга, ахающей возбужденной живости, все одно пишут стихи.
Сколько раз говорено: мир - так прост.
Возвращаясь к идее разоблачения, куда могли бы понести обстоятельства, если вычудить дурное, пойти на поводу, раскрыть карты, она понимала вдруг, что назначенное лечение и опасения мужа, наверное, были совсем не пустыми вещами.
За каждой правдивой фразой - эксцессы, слезы, сопли. Глубокое погружение и вы-ныривание, только чтобы набрать воздуха, перевести дыхание... Он ударил бы ее? Ульяна подняла руку так, чтобы не вымазаться мукой, притронулась к спинке червя - шраму запястьем.
"Откуда мне знать точно, - было ли на самом деле ДТП или - он меня ударил? Я поскользнулась, ударилась головой о стул и… О! Вот еще сюжетец!"
И вот уже представилось искаженное лицо Руслана, ненависть в глазах и сомкнутый кулак-метеорит летит над ней.
Она отставила скалку и глядела на расставленные, изляпанные в тесте свои пальцы.
"Эксцессы, аффекты... На что только не способен человек в минуты полного отрезвления. Он ударил и выбил все, а ОСЧ - осталось. Ушло глубже и живет там..."
Она ополоснула руки, вытерла досуха, подошла к зеркалу, попыталась, раздвинув волосы, еще раз вглядеться в природу шрама. Как - будто б он, третий, кроме ОСЧ и ее самой, мог что-то рассказать.
И снова смогла уцепить только краем глаза, а лучше, нащупать его, наскакивая подушечкой пальцев на острый алебастровый позвонок, закрытого кожицей червячка, изучать его очередной раз.
В конце концов, куда деваться? Жизнь бежит, шагает, хоть как. От нее не уйти, не выскользнуть. Приспосабливайся, прогибайся, хоть извивайся.
И Ульяна бралась за дела, стараясь отключиться от навязчивых мыслей.
«Нет, никак не может, - думала она, - чтобы преуспевающий бизнесмен, уважаемый человек, муж Руслан, мог сделать что-то отвратнонедопустимое. Пускай, его улыбка не так раскрыта, пусть внешность его не соответствует представлению идеала мужчины, что угодно пусть кажется, но он – добр, мил, и так много сделал для меня. И так славно плотно, скрупулезно сложено все в нем: движение, поступки, эмоции».
«Как же тебе хочется по-другому?»
Признак дурного мышления - подозревать человека невесть в чем, наговаривать на него даже внутренним голосом.
Только голова от этого болит.
Ульяна уходила в свою комнату, ложилась на кровать. Кисти на лоб, крест накрест. Проваливалась. Тело несло по желтой реке и казалось, утонет вот - вот, потеряется в белом, пышущем над рекой плотном беспросветном тумане, в пару, где начни дышать всей грудью - выбраться невозможно. Головокружение.
- Зачем же тогда ты вышла замуж, если хочешь развестись? - Спросил бы он.
- А сколько лет мы вместе? - формально отвлекающий вопрос.
- Я говорил - четыре года.
- Так мало, - ответила бы она и искала в себе ОСЧ, раззадоривая его, подтаскивая.
- Мало? - Он бы засмеялся. - Этого мало? Все пустым было, бесполезным? Годы...
В глазах его замерла бы грусть. И это радовало бы?
- Пусто прожитые, - вторила бы она, при том, пытаясь не испытывать ничего внутри себя, но черпать больше смелости, наглости отовсюду, и растить, растить паузу. А потом бы с удовольствием слушала, чем он аргументировал бы их счастливый четырехлетний союз.
Она слушала и ощущала, как стоит на краю мшелой извилистой скалы, куда завлекло ее опальное ОСЧ, и машет кому-то рукой.
Там было тепло, хорошо, уютно. Можно стоять сутками и думать, представлять, как бы у этого ОСЧ, имелось еще ОСЧ, а у второго – еще, и так до бесконечности. И в душе жар сильнее - сильнее надвигается, душит. И все это проходит и когда-нибудь восстанавливается, неваляшкой крутится на место.
- Я не хотел сделать больно, обидеть тебя. – Говорил бы Руслан. - Я хотел сказать, что очень, очень сильно люблю тебя и ведь ты - так же?
- Да-да, - ответила бы торопливо.
"Отвечать же что-то надо".
- Прости, - шепнул бы он ей в ухо и щекотал шершавыми губами.
- Да - да, - не останавливалась бы она в выигранной покорности и морщилась от полулестного прикосновения.
" От него все и исходит. Вся привязанность".
- Я люблю тебя. – Говорил бы он. - Никто в жизни мне не нужен, кроме тебя. Я вижу тебя во снах, думаю о тебе, когда иду, еду. На работе и после. Ты - жизнь, судьба моя... Мне большего желать нечего...
- Что?
В его глазах предвкушение.
- Что? – Громче повторила она.
- Скажи и ты мне это.
- Я не знаю, Руслан, не знаю, не знаю…
Ульяна вспыхнула. Глаза открылись. В сердце тревожно.
«Не помню, не помню...»
"Стоп! Полно химерических образов!"
Душа, как коляска в грязной тряске под час клячистой дороги, завалилась на бок в ржавую почву, выпали из нее коробочки, сумочки, обувка, все рассыпалось вокруг. Предметы - дорогой нектар прежних дней. И все медленно тонет в рыхлом месиве, затягиваясь одно за другим после продолжительных ливней.
«Дыши ровно! Успокойся! Слава Богу, ничего еще не испорчено, не предпринято».
"Что же сделала я в прошлой жизни, что же сделал ты тогда? Что стало причиной мучительных вопросов? Всякий раз распинаю себя на дыбе, выколачиваю".
В голове молнией предупреждающая боль, условно пронизывающая рефленным стержнем-арматурой, и ожидание, когда приступить ему к суровым обязанностям? А?
Ульяна замерла. Несколько мгновений, чтобы дать понять - не лезь, пожалуйста, не атакуй, прости…
И вот воля взята. Ульяна не думает ни о чем, а несообразные изыскания таракашками разбегаются по сторонам.
"Хорошо, хорошо, - говорила она себе, сморщивая лоб - я закончила. Все - все - все".
Физика боли уходила и являлась аура. Ювенальная. Она являлась в любом случае. Опьянением после победы или поражения. Одной и той же с тех пор еще, когда Ульяна помнила себя с повязкой на глазах в больнице, сухим ртом и витающим рядом голосом врача.
Боже, как Руслану много пришлось пережить! Страшно.
Картинки шумели белым шумом, расширялись, размывались, исчезали.

Глава 3

Ульяна часто, по несколько раз в неделю, заходила в мужнин кабинет, открывала «буратино – ключом» шкаф письменного стола и смотрела на веер корешков вырванных из дневника страниц. Божок жилища.
Один - тот, кто нес на себе явные свидетельства когда-то подлинной жизни, скрываемой теперь. В исчезнувших страницах весьма нежелательные тайны, смысл которых хотелось бы угадать. Потому она так долго изучала вершки оторванных листков, строила теории, с каким настроением могли бы быть вырваны эти страницы мужем.
Корешков пять. Количество их точно определяется по взлохмоченным полоскам, оставленных стрелкой срывания.
Еще: от этих немощей так же пытались избавиться. Поддевали ногтем, вытягивали полоски клея. Это мог делать как мужчина, так и женщина. Вот один корешок подрезан наискось, срез маникюрными ножницами.
- Зачем вырваны эти страницы? - спрашивала Ульяна мужа, показывая тетрадь.
- Эти страницы вырвала ты, - под гнетом он признался.
- Я?
- Ты не помнишь, дорогая, многого...
- И что?
- Это пройдет.
- Это "пройдет" никак не проходит! Мне нужно знать, мне нужно объяснять, что и как. Как идут события, как шли... Иначе, я чувствую себя , не так,не правильно, не в себе… Зачем мне нужно было рвать это, скажи?
Руслан захватывал ее в теплые свои объятия, окутывал, дышал молочнотепло.
- Рано, еще рано, еще немного рано, потерпи, узнаешь. Сама прояснишь. Послеоперационная травма требует спокойной психической жизни.
- Психической? Значит, повод переживать есть?
- Интриганка. Есть повод готовиться к наилучшему. Все вернется на круги своя, понимаешь?
Она смотрела на него, как на чужого человека. И все же...
Ульяна видела его обворожительные глаза, нехотя поддавалась магической нежности. Убаюкивающее обещание действовало.
ОСЧ наставляло: вздохни глубоко, порви лживые объятия.
Ульяна вздыхала, муж чуть ослаблял руки в такт ей, выставлял указательный палец вверх, делал строгим смешное лицо. И вопросы все как-то крутящиеся в губах таяли. А за сим все уходило, утихало, уминалось.
Почему она ехала одна в машине?
Какой марки?
Почему Руслан, называя "Опель", в следующий раз осекся, говоря об отечественном проме? Разве мужчины могут так ошибаться?
Почему не дают встретиться с мамой? Жива ли она, где?
Муж ни разу не показывал фотографии родных, а тех, которых он показывал... Даже если бы она поверила, что это были ее родственники, будучи схожими чем-то на нее, она не могла согласиться, признать... Не могла как-то душой. Как так это может быть?
Подставные? Может быть, настоящие лица, имена вредны для мозга? Это понятно было б.
Вежливые знакомые, раньше часто посещающие их квартиру, кто они? Пристально заглядывающие в глаза, крутящиеся навязчиво рядом. Кто? Все как на одно лицо - вычищены, вылизаны. Гладкие подбородки мужчин, и женщины, пахнущие одним и тем же запахом.
Страницы... Словно с тонущего корабля, предательски вырванные кем-то из судового журнала капитана, утопающего баркаса памяти.
Не нужно было никаких измышлений, если бы эти листки сидели на месте. Сколько отдать за крохотную грудку бумаги тех святых оборванных тайн? Сколько вам надо? А как много им самим, этим листкам, хотелось рассказать о себе.
Ульяна теребила артефакты в руках. Перебирала, всматривалась. Разглядеть хоть бы строчку. Страницы снились и даже читались, но, проснувшись, она не помнила ничего.
Руся знает, как часто она пытает этот истерзанный дневник, и вопросы...
Почему же он не выбросил, не спрятал, не уничтожил его до сих пор? К чему разрешено существование корешков секретного чтива? Разве не стало бы проще оттого, что однажды она потеряла бы их из виду навсегда, не елозила ими ни в памяти, ни воображении, ни ощущениях?
Ведь по правилам надо вывести вредоносные факты за пределы восприятия.
Или кто-то, или что-то играет с ней? А она? Позволяет делать это?
"Да, идея за идеей все чудесней!"
Тетрадь - назад в шкафчик под определенным углом, радиально (так любит педантичный муж). Закрыла, щелкнула ключом.
«Вот завести мне свой новейший дневник. Расписать в нем странные чувства, кудряво, кинофантастично, а потом подбросить Русе в ящик, как бы ненароком, случайно, в соседство старой калеки.
И что дальше? Слушать сбивчивые вопросы».
"А что? Скажу, сочиняю. И все чувства - чувства героини! На - ко, вот, теперь и ты развинти!"
- Все хорошо, все нормально, кроме присутствия какого-то неидентичного чувства. - Произнесла вслух Уля, прислушиваясь к слову "неидентичного", повторила его еще раз.
«Дурацкое существительное, однорублевые слова. Сумасшедшее, бодрое общение наедине».
ОСЧ, очевидно, досталось по генетической линии, например, от цыганки Гожи. Гоженьки - кровной бабушки, которая скиталась по разным городам и селищам, скрываясь, то от власти, то, меняя работу, таща за собой чумазых детей, и изморен-ного супруга. Черноглазая, каштановобурая индийской внешности, эта женщина теперь в ней, Ульяне - внучке, как - будто проснулась и живет.
Так рассказывал о Гоже Руслан.
Чувство дикого свободолюбия с помесью авантюрной непокорности Гожи, усиленное знаком Скорпиона делали свое дело. И все же, как думала о ней Ульяна, что - то должно было оседлать цыганский нрав ее, остудить.
У нее, наверное, были выразительные, добрые глаза, и она могла бы теперь ей, внучке, помочь волшебно избавляющими словами, снимающие мучения.
На часах одиннадцать.
Хотела выйти в магазин.
Оделась, несколько раз роняя полусапожки на пол, межуясь, надеть их или туфли? Наконец, выскочила на улицу, будто подгоняя саму себя. Или осень толкала? Пахучая, неутомимо проявляясь, дыша на ладан, напоминала: успевайте, мол, сделать все самое важное.
В пресных лужах отражение седых облаков, волочащихся в осиротевшей голубизне глубоко опрятного неба, оголившиеся ветки деревьев, нахальные голуби, выплясывающие перед самыми ногами, и взлетающие только в тот крайний случай, когда ты едва не наступаешь на них.
Все похихикивало, жило. Известь с бордюр поистерлась под осадками, подошвами обуви. Грязноматовые волокнистые полосы на них издалека напоминали о прежнем своем парадном виде. Генеральская линия на сей год завершалась.
Ульяна щелкала каблучками по асфальту. Мир крепкий под бегущими сапогами человека такой чувственный, ненадежный - под руками. Ломается сдобной булкой, а заодно с ним и человек.
"От долгого сидения дома, дефицита связей - гадкие ощущения", - думалось ей. Чувствовала, как на легком холодке кончик носа немного простыл.
Выпаренный ближайшими заводскими трубами и коммунальными предприятиями воздух, узкие подъезды, люди с безучастными лицами – картина обычная,но не скучная. Особенно, когда странные задаешь себе вопросы: это моя улица, мой двор?
"Определенно: ты в другом месте!" – забавлялось ОСЧ.
В этом городе мозг играет игру, навязанную жителями. Помещать себя в избитостарое, быть уверенным в том, что так должно быть – параметры игры.
А сколько уважаемых персон, достойных жителей, местных, чувствуют себя вполне комфортно. Город с нормальными жителями не знал, что в его среде имеется странная чужая.
" И здесь важно что? Знать и молчать".
Девушка возвращалась из магазина, прощаясь с впечатлениями от чужих лиц. ОСЧ ликовало само по себе тихонько, до подташнивания...
- Эй, привет, подруга! – позвал Ульяну женский голос. Ульяна подняла глаза.
Перед ней стояла невысокая ярко - крашенная шатенка, женщина лет тридцати пяти, одетая стильно, - палевый модный плащ, элегантно облегающий тонкую фигуру, туфли на каблуках серебряного цвета с черными аля-Маркиз бляшками и змейками, на голове - круглая шляпа петасос. Над зелеными глазами ровно по-стриженная филированная челка и приоткрытый в полувопросе рот.
"Вот вам Новый год!" Ульяна попыталась обойти женщину, ошибающуюся, вероятно, приветствием к ней.
Такая мадемуазель не может быть знакомой.
В голове же грудами сыпались блескающие конфетти будто, напоминая, о чем-то. Ульяна невольно остановилась.
Махагони - шатенка рта в полувопросе не закрывала, с места не сдвигалась, смотрела на Ульяну с иронией. Приятным это не назовешь.
Короткими шажками она, наконец, подобралась к ни на что не решающейся Ульяне, протянула короткую крохотную ручку в шелковых перчатках с блестящими пайетками, и при этом, кажется, даже чуть подскочила. Ее губы, щедро измазанные алой помадой, подрагивали в провокации следующей фразы. И она просто едва сдерживалась.
Ульяне нужно было переменить руку на сумке с продуктами. Она сделала это, и только освободившаяся рука, тут же была перехвачена и потрясена незнакомкой. От нее исходило теплом, доверием и пахло «Mont Blant».
- Ну, обнимемся? - дама разверзла объятия, отбросив секундой назад, перехваченную руку, и так и свалилась в Ульяну.
Последней пришлось попятиться и попридержать хоть и маленькое, но плотное, полновесное существо.
Следующей секундой мокрохолодная щека незнакомки уже коснулись Ульяниного лица.
- Ты изменилась, - сказала дама, отступая на два шага, бесцеремонно оглядывая подругу и одновременно, поднося руку к вороту своего пиджачка, поправляя что-то в нем. Пальчики ее так и бегали.
"Кто ты?"- вертелось на языке Ульяны, но что-то заражено-гипнотическое исходило от этой странно располагающей дамки. Ульяна улыбалась против воли, на всякий случай, и икала раж, в котором состояла эта ее модная «подруга». Противоречить рыженькой сразу она погодила.
" Извините, женщина, я вас не знаю... Сдаваться не стоит, а вдруг я ее знала рань-ше?»
Молодая женщина встрепенулась воробышком, очутившись под рукой Ульяны. Обе двинулись вперед.
«Хваткая, крепкая, основательная. Таких любят мужчины, - рассуждала Ульяна. - Как удивительно цепко она тискает мне руку».
"Но пусть будет побольше сенсорики. Эта хватка поможет что-нибудь вспомнить".
- Мне говорили, ты приболела, - дамочка, держала руку подруги. Ловко отпрыгнула с края лужи.
"Еще какой-нибудь жест, манера, давай-ка, давай-ка. И я обязательно вспомню, - согласовывала Ульяна. – Ах, это ОСЧ лучше б не ершилось, не молчало, когда не надо, а вот тут и подсказало бы».
- Да что с тобой? Ты как не своя! - женщина дернула руку Ульяны.
Ульяна показала овал лица "подруге" так, чтобы та не сомневалась, - она это она, и все в порядке.
Та же игриво еще раз повторила жест, дернув руку.
«Что за дурная привычка?»

- Молчанкой умеешь разыграть. С мужем что?
- С мужем? – переспросила Ульяна.
- Как он-то?
«А вы, я так поняла, знаете его»?
Ульяна глядела себе под ноги, невольно прислушиваясь ко всему. Дамочка выделывала каждый свой шаг забавным размахом ног, и слышно было, как подошвы ее месили крошки на асфальте. Почему-то Ульяне казалось, что чудковатая все время чему-то посмеивалась.
- Муж Руслан? – переспросила Ульяна и осеклась. Дама филигранно, приподняла брови.
"А кто ж еще, дура?" – Пронеслось в голове тут же.
- А кто ж еще? Или другой завелся? – Махагони принагнулась, чтобы лучше видеть лицо Ульяны, ничего не упустить.
- Здоров, - Ульяна немедленно оседлала лицо спокойным независимым видом.
- Здоров? Ладно. Живете как?
«Тебе это надо? – Лезло Ульяне, - ладно …»
- Хорошо. - Ответила кратко.
- Нет, определенно, ты какая-то не та!
В голосе небезопасный полутон.
Этот полутон, полужизнь необходимо оживлять.
Ульяна поглядела на «подругу» еще раз как бы заново, бодрее, веселее, и улыбнулась, оголяя зубы. И это было напрасно.
Дамочка уже не глядела на нее, шагала молча, и чуть ослабив хватку. Преданно несла руку Ульяны, как-будто обязана была нести ее.
«Что, черт подери, происходит?»
Четко не переставали выстукивать сапожки некий гордый марш, одну и ту же октаву, уверенного в себе человечка, демонстрируя характер, дамочки.
Молчали.
Нога Ули также неосторожно ступила на край лужи.
- Эй, а ну-ка! А то, как последний раз: чуть не провалилась в реку после подобного неловкого движения. Все дорогу уступаешь кому-то, сторонишься. Душ-ша!
Дама закончила жарко и уставилась на Ульяну. Взгляд чист, открыт, энергичен. Ноздри распушены в неизвестной авантюре.
- Помнишь, как чудили с тобой? – спросила шатенка, не моргнув. Только какая-то чудинка принялась юзить по краям ее глаз. Ульяна только за этим и наблюдала. Это помогало чувствовать себя тверже.
«Нет, все же, нет, не могу я ее вспомнить».
Ощущая, как словами ее вдруг подтянуло куда-то вверх, как - будто они дали вырасти немедленно, именно сейчас, именно на пару сантиметров, ответила на риск:
- Да, помнится. – Ответила так.
Они переглянулись. Дама съела, но все же что-то ее смутило, передернулось. Она не добавила ничего, и сама только отвела взгляд, задумавшись.
«Ах, если б знать: о чем твоя чудовинка-хитринка?»
"Жесты, главное жесты, важно - внутреннее состояние, то, что выпирает наружу. Все должно быть естественным в голове, в поведении. Делай так, как делает «подруга». Улыбочка, шажочек, настроеньице…"
Шагали дальше, схватили тему о покупках.
Ульяна приспосабливалась бросать «естественные» взгляды на махагон, поддерживая тон беседы, игру. Но ее беспокоило расположение их прогулки, то, откуда она шла, и где нужно было, судя по слишком длинному пути, свернуть к своему дому. Все повылетало из головы.
Мужчины проходили мимо, заинтересованно оглядывались.
- Испания, Мадрид, глюнтвейн. Ах, не забыть тех наших деньков, правда? - Говорила "подруга", закатывая глаза, и вновь дернула Ульяну за руку. Звонко засмеялась.
"Вот чудо чудное! То ли еще будет?"
Поправляя что-то в прическе, притормаживая общий ход, дама сказала, говоря себе под ноги:
- Я знаю, дорогая, что произошло с тобой. Как долго ты лежала больнице. Я навещала тебя. – Она подняла глаза на смутившуюся Ульяну.
- Война закончится. Все положится на места. Не сто же лет ей быть, правда? Раны заживут, слезы высохнут. Мы останемся близкими подругами, не так ли? – В ее словах различалась заносчивость. - Несмотря ни на что будем близкими. Руслан ведь тоже так хочет?
"Не пойму ничего", - думалось Ульяне.
- Я подумала... - Короткая усмешка, переродившаяся чудовинка-смешинка, заелозила в краях ее раскрепощенных губ, перескочила на щеки, потом заползла на глаза, и тут же, под посторонним наблюдением, выровнялась, демонстрируя Ульяниному интересу: «нет, все нормально, ты не так поняла».
- Тебе надо будет узнать все секреты. Кто к кому подходит и что есть к чему. Но это не сразу, поняла?
Перед глазами махагон взмахнула шелковой перчаткой, мгновенно стянутой с руки. И тут же ее оголенная короткая ровная белая ладонь легла к груди Ульяны:
- Когда Руслан даст отмашку – откровенно от меня все услышишь. Я возьму у него разрешение.
«Это не разговор. Это непонятно что… – У Ульяны вопрос, и более того – возражение!
«Что мне тут пытаются вставить?» Но она промедлила и махагон уже продолжала:
- Да, не волнуйся ты, не переживай. Тебя ничто не оскорбит, не заденет. – «Подруга» ненадежно улыбнулась.
– Ладно, давай лучше о своем, о женском. – Завершила она, пряча руку в перчатку.
Они тронулись дальше. Разговор перевелся о новом поступлении женского белья в отдел. «Подруга - махагон» стала твердить о каких - то изящных наволочках, которые присмотрела в подарок кому-то. Еще о чем-то. Ульяна не могла сосредоточиться, не понимая, зачем на этом заостряться, подергивала плечами, соглашалась, притворялась, что слушала.
Признать, что эта махагони абсолютная незнакомка было самым верным в их беседе. Но зачем-то та прицепилась к Ульяне? И, кроме того, обещала, что ничего не грозит… Значит, так нужно кому-то…
Свернули к домам, подошли к подъезду. Незнакомка отстранилась, освобождая руку Ульяны. Театральный жест, знакомая белая ладонь порхнула перед глазами. И, снова перчатка, чуть не в самое лицо.
- Ну, пока. Встретимся, поболтаем.
У Ульяны едва брови успели сломиться:
- Ты расскажешь? – наскоро бросила она вопрос.
- Да. – Дамская головка склонилась на бок, она понимала все. Но лицо махагони хитрило. Оно будто распалось надвое: снизу улыбка, бродящая чудовинка, сверху – серьезная линия, глубоко врезающаяся в лоб. В двух словах не расскажешь.
Чудовинка снизу преувеличилась и пыхнула иронией во всем лице. Таким образом, все воссоединилось. Вспыхнул и затух агрессивный вредоносный огонек. «Подруге» удалось избежать ответа. Временно.
«Как я раньше этого не замечала», - думала Ульяна о растекающейся лжи в махагони.
- Договорились...- Тем временем, дама, потупив взгляд, все, делая очень быстро, бросила глаза книзу, и тут же вздернула носиком, развернулась и пошла прочь.
«Как все … от начала до конца. Я только сейчас поняла, ложь», - думалось Ульяне.
Словно на проволочке скомканный, по талии, плащ махагони удалялся.
Ульяна повернулась к подъезду и видела, что стоит у чужого парада. Тот, из которого она час тому назад выходила, был другим.
"И дом - не мой".
Она поднялась по ступеням подъезда, дернула дверь. Что-то влекло ее, какая-то остаточная сила, гипноз, шедший от странной подруги. И от него нужно очиститься. А для этого необходимо время.
"Определенно, не мой подъезд. Там и домофон был. Тут нет. Надписи на стене чужие...»
Она прислушивалась к себе, к трепету, волнению. Калибри повисла в середине груди, порхала, ожидала. Ощущение тупости, хрупкости. Ум замер.
«Зачем чудноватая привела меня сюда?»
Ульяна стала подниматься. Пальцы резала сумка, но это не важно.
«И лифт другой», - отметила она и нажала кнопку.
Игнорируя раскрывшуюся кабину, Ульяна стала подниматься к пролету межэтажной площадки. Там можно было остановиться, поразмышлять.
Оказавшись на ней, опустила сумку на пол. Подошла к окну, посмотрела вверх на серое небо, потом вниз.
Махагони стояла и смотрела на нее. Ульяна отшатнулась, калибри больно выпорхнула. Сердце съежилось, будто его только что почти выронили наружу.
Три секунды - звонкий стук каблуков дамы, спешащей наверх. Металлический скрежет и снизу тяжкий крик, захлопывающейся двери.
- Видишь! - услышала Ульяна звонкий голос «подруги», еще не видя ее лица, - а ты говоришь – расскажи. Что же тебе рассказать в таком положении? Ты и с малой задачей справиться не умеешь. Идем-ка!
Одна рука на сумке с продуктами, другая – в знакомом теснении махагони, которая торопливо тянет Ульяну обратно.
Вышли на улицу, дама, открыто засмеявшись, сказала:

- Потерялась бы, дуреха…
Ее зрачки не скакали в той хитрецой, чудовинкой. Можно было сейчас от нее добиться нужной правды. «Подруга» глядела на Ульяну и немного сквозь нее. Так мама глядит на нашкодившее дитя, думая, какой он растяпа, и долго еще будет не способным делать разумные поступки. Ей, было, кажется, жаль этого дитя.
И все же, махагони весьма прехолодно обняла Ульяну, а приблизилась, в шею приглушенным голосом шепнула:
- Ах, Уличка, мне жаль...
Ульяне спросить бы:
«Да, что вы все хотите мне сказать этим? Что вы можете мне сказать?»
Женщина отступила, скользнув острыми зрачками по не решавшимся губам девушки, замершему вопросу, махнула в сторону рукой на многоэтажку:
- Вон он, твой дом. Второй подъезд. Не заблудись, и - адьос!
Махагони развернулась, пошла.

Ульяна молчала, как завороженная, не произнеся ничего даже вслед.
Спустя десяток шагов, шатенка обернулась, крутнулся шелестящий в юле плащ, сумочка с бляхами сделала зигзаг, ударяясь в бок ей. На слегка подпухшем прелестном лице, белая улыбка:
- Я желаю тебе, Ульянушка, всего самого! – Крикнула, махнула рукой и побежала. Резво семенили ее ножки. Сложной ритм выстукивали ее каблучки.

Ульяна направилась к своему дому. Кружилась голова, подбавить шаг.
К подъезду почти бежала. Пакет с продуктами нужно придерживать так, чтобы маятником, не растерзать его же самого.
Добежав, приостановилась, напоминая себе детали дома, подъезда.
Синяя дверь. Царапина ровно посредине и надорванное в двух язычках объявление.
«Да. Все мое».
"Так постепенно, по островкам овладеваешь нормальным окружением, понимаешь условия их обитателей. Вдохнуть требуемой полнотой, умываясь мелочами и основанными на них еще более мелкими вещами. Манипулируя даже самым формальным, можно назвать себя приличным человеком и избавиться от ненужных впечатлений, странных прилипчивых людей, чувств и ОСЧ. Пожалуй, оно в этом же ряду. Никто посторонний не позволит себе плакать на плече и забавляться, как с ребенком".
Всякая мелочь, дороговизна которой Ульяне открылась, стала отвечать ей, активизировалась.
Вот, ступени в неясном чем-то белом, верно, волокли мешок со строительным мусором. След в крупную крошку. Вот обертка конфеты, брошена беззаботной девчонкой, щелкающей языком по щербету. Девочка глупо рассуждает в смартфон. Каракули ключом на стене. Это дело рук влюбленного мальчишки в эту легкомысленную девочку. Дисциплинарные, административные проступки… В них пряталась истина, ее местонахождение.
Ульяна вошла в лифт, нажала одиннадцатый.
"Точно, одиннадцатый", - подтвердила, кивнула самой себе.
Вздохнула глубоко. "Все, плохое, надеюсь, позади".
Лифт тащился в шахте, а она глядела в свое плавающее отражение на металлическом панно. Какое-то лишнее выражение на лице нужно стереть. Попыталась это сделать. Лифт остановился, открылся. Вышла, попадая каблуком в алюминиевую расщелину порога кабинки и, выдергивая каблук, вылетела пулей.
«Боже, помилуй. Да что же это! Вот результат прогулки со странной незнаком-кой»!
Лифт захлопнулся, разочарованно стукнув скобами. Ульяна попыталась настроиться на то внутреннее равновесие, стоическое, индивидуальное, выверенное когда-то в себе. И параллельно вязалось какое-то терпкое чувство. Сомнение, терзание, предупреждение?
Даже ОСЧ прислушалось. Что-то млеет изнутри, отмалчивается бесцельно бродящее. Призрак.
"Зачем человеку столько чувств. К чему? Неужели природно то, когда потешаешься сам над собой или над тобой другие. Какие такие внутренние распорядители дают добро на это? Муж, в котором не уверена, лживая подруга, постоянные пытки уравновесить все в себе, утоптать. Зачем?
Все изворачивается. Правду не найти. Как удержаться обыкновенному человеку в обыкновенной жизни? Вот только Бог - Инерция все и держит".
Стояла у входной двери, прижав ногой к стене продуктовый пакет, дышала в габелен, думала обо всем, рылась попеременно то в кармане, то в пакете, искала ключи.
"Надо осознавать лишь, как способно все чудесно передвигаться, дышать, сосуществовать, не однообразно, не улиточными застоями в голове. Нет и нет. Мысли, идеи - пустое. Жизнь протекает снаружи деталями, полутонами, полукриком, которые мы только сравниваем один с другим в своем мозгу. А внутреннее ведь чушь! От этого нужно стремиться уйти всю жизнь. И все уходят. Искать что-то цельное в себе так же - чушь. Ничего такого нет. Фантазии…"
Пакет приподнял край ее платья. Лучше было б поставить его на пол, вывернуть и выловить злосчастный ключ. На поверхности выше краски гобелена, меловой стене, перед глазами едва подергивающийся залежавшийся, пух от слишком близкого дыхания. Это также - деталь.
Вздохнула. Мечта распрощаться со всем хламом внутри ведь нереализуема. Пока мы живы…
«Что из себя человек представляет без этого хлама?»
Взмыла носиком, отбросила челку.
«Хватит думать о пустом. Больше думать не о чем?»
Перебирала пальцами торопливо, меняя уставшую руку на другую, дабы все же опустить сумку на пол, и не выронить хоть в конце ничего.
- Здрасьте! - выстрелило в нее сзади.
Рука дрогнула, шатнулась стена, в зрачках взбухло.
Ульяна обернулась.
Облакотясь локтем на перила лестничного пролета, за ней стоял парень. Она не заметила его. В зубах сигарета в приоткрытом рту, в котором поблескивала еще и жвачка. Глаза парня бесстыдно глядели на оголенные ноги Ульяны. Он вынул сигарету, плюнул жвачку в сторону. Она одернула платье.
- Вы извините меня, - сказал он, и сунул руку в карман, распирая его почти до трес-ка.
Ульяна оценила его серые без дна глаза.
Он давно следил за ней видимо... И видел, как она дышала в стену и копалась в сумке, и думала при этом что-то…
Его скачущие костястые пальцы намного больше говорили, чем одутловатое заспанное лицо.
И все же он, будто давая фору, некое послабление, чтобы прийти в себя ей, отвел глаза. Поднял руку, щелкнул зажигалкой под самый край сигареты, затянулся, пощурился и только тогда посмотрел на девушку.
- Я жду вас вообще-то, - наконец сказал он, выдувая плотную напряженную струю дыма вверх. Он вынес ногу вперед так, чтобы сделать шаг.
Но Ульяна, ее взъерошенный вид заставил его остаться в исходном положении, отбирая ногу назад.
- Я ждал, - невинно подбросил он плечами, - чтобы попросить вас сделать укол.
- Что? - Ульяна почувствовала, как язык отклеился от неба и щелкнул.
Парень глядел на нее чрезмерно вопросительно, чуть задержавшись с мыслями. Видно, такой была его натура. Сигарета, оказавшись внизу, в руке, временно потя-гивала саму себя.
В его взгляде то ли изумление, то ли что? – Ульяна не понимала.
Она переспросила:
- Что вы хотели? – Пакет накренился. Рука летала в кармане, отыскивая ключ.
- Я же сказал! - Парень стряхнул пепел, глядя на девушку в упор, сделал - таки шаг вперед, позволив себе передвинуться всего на одну ступеньку. Ульяна будто бросила ком ему под ноги, ограничивая ход, и до рези в ладони стиснула находку - лезвие ключа в кармане.
"Еще шаг и…!» - Басило в ней.
- Вы - врачи. Я – сосед ваш. – По существу говорил парень. Перемещаясь с ноги на ногу на пьедестале разрешенной ему ступени, он все более, хрупкая натура, занимался вдруг каким-то волнением.
- У меня мама с ревматизмом в квартире. В поликлинику - далеко. Вы сможете сделать укол ей? Я заплачу.
Ульяна глядела на парня широко распахнутыми глазами.
«Какой еще ревматизм?»
- У вас шприц найдется, я знаю. Я все оплачу, - Он кашлянул знакомым выстрелом. У Ульяны по голове тропой прошла команда мурашек.
«О чем так долго ты размышляешь?» - Спрашивало ОСЧ.
Кулак, зажимающий ключ замлел. В таком каталептическом состоянии, ей ни за что не воспользоваться им, не защитить себя в случае чего. Ключ так никогда не вылезет из узкого гольфа кармана…
- Я заплачУ! – повторил он, поражаясь, как всякое его слово отражается в зрачках соседки разными фокусами.
- Я… вы ошиблись, - Ульяна выдернула ключ из кармана и улыбнулась, хлопая ресницами.
- Никто никаких уколов не делает. У меня нет ничего такого…
- Вы же врач. Или это к вам ходили врачи? - Парень поднял свободную от сигареты руку высоко вверх, чтобы почесать затылок.
Ульяна закрыла глаза.
Когда отодрала слипающиеся в ресничном дерне глаза, разрешилась:
- Нет - нет, вы ошибаетесь. Вы путаете что-то. Никаких врачей…
Парень посмотрел по сторонам, вправо-влево, как - будто не глухие стены окружали их, а открытое пространство, в котором еще кто-то был, кто-то слушал. Потом его заспанное лицо удлинилось.
Она прочла в его уме: «Ненормальная какая-то».
Пожевал челюстями, снимая внимание. Но с него даже в сторону кольнуло чем-то злым, острым.
- Я хотел только попросить. Что ж... - Он отступил назад, шаркая тапком, удаляя еще более внимание от странной соседки. Разочарование медленно разливалось по его фигуре.
- Нет-нет, вы ошибаетесь. – Уверенно тараторила Ульяна, попадая ключом в скважину, - все здоровы, живы, и все такое…
Ключ рыкнул в замке.
- Да, уж… - резюмировал парень.
Он принялся ковырять себе что-то под ногтями, сухо поплевывая в сторону.
Дверь ахнула, домашний уют, жадно вслушивающийся прежде, что там творится за нею, впустил хозяйку.
Маятником влетела сумка с продуктами, ударяя обратным ходом больно по коленке.
Замкнулась дверь.
Ульяна топталась, подыскивая место сумке, как-будто места было мало. Поставила продукты на пол. Облокотившись о дверной косяк, стояла, думала. Сигаретный дым с площадки тянулся в квартиру через щель.
Сняла полусапожки, поставила на полку.
«Да, все ж в порядке»!
Метнулась, как – будто жутко спешила на кухню, успевая лишь краем пальца зацепить сумку, и форсируя движение, наступая, сама на себя, нога за ногу, перецепилась и ее потащило вперед. Немалых сил потребовалось, чтобы удержаться и не влететь зубами о стену.
«Да что же творится на белом свете! Смеяться или плакать, вот что… Чумная!»
После спокойных, размеренных манипуляций с собой, сумкой, пошла в комнату и принялась переодеваться в домашнее.
"Врачи? Были, но когда? Давно».

Глава 4

Руся просил помочь по работе. Разнообразить деятельность мозга полезно. Делать: принимать телефонные звонки, регистрировать встречи по вопросам перевозки ГСМ. Но звонки оказались чрезвычайно редкими, а потом и вовсе пропали. Какая же это работа, общение и какая польза?
Она приложила руку ко лбу, прикрыла глаза. По самочувствию - будто пропрыгала час на одной ноге.
Нужно хорошенько отойти от минувшего путешествия.
Лежа на кровати, набросила на себя край пледа, развернулась, захватывая еще большую его часть, укрылась полностью, задремала.
"Без памяти… все удивляет, раздражает".
В душе качалось равновесием покой и семейственность. Окружение мягко о чем-то пошептывая, пело.
Найти в глубинке местечко, где ты сам точно есть, стопроцентно находишься, и нежно гладить самою себя по щекам, волосам, спине, провести пальцем ушибленную коленку, чтоб снять боль, и чувствовать, как приятно и хорошо просто быть: есть ты и есть.
«Пусть все летит живо, стремительно. Путается, прячется, расширяется. Пусть живут и здравствуют миллиарды ОСЧ! Надуманность? Пусть также живет. И я хочу жить саму себя, не менее и не более того. Можно же так?»
Ей снился сон. Клубы сигаретного дыма. Потом - арабеска. Ломти грязи взорвались по кругу. Земля зареготала и ходором шатнулась. Невозможно понять, что такое. Мир сна перекраивал последние события.
Пробудилась. Ком в горле. Встать и попить бы воды.
ОСЧ тоже пробудилось, ждало действий.
"В этом сне было что-то узнаваемое, не так ли?" – Спросила Оно. - Разметанные груды почвы, остатки клубящейся пыли...
- Нет, ничего. Ерунда какая-то.
Она вспомнила, как явственно ей привидился клок чубатого неба и оттуда - оборвыш луча, полузрелого, выскочившего нашкодившим мальчишкой, готовым сбежать тут же. Что это?
Уля открыла глаза и ахнула, задыхаясь собственным вдохом.
"Еще чего! Во сне разговариваю!»
Перевернулась, посмотрела в потолок, прижимая руку к груди, другая – незаметно самой себе теребила край подушки.
"Детали, разбавляющие жизнь, отвлекающие себя от себя, молчащие – необходимы. И небольшая беседа хоть перекинуться словечком, пусть с полулюбимым человечком так нужна. Ведь так можно жить, жить, хоть и полусчастливо. А кто живет по-другому?»
- Тяжело было на войне? - вдруг спросило ОСЧ, - каково это - стрелять?
- При чем тут я? – с разряженной хрипотцой ответила Ульяна.
- А направление-то, направление правильное держишь, - доказывало свое присутствие ОСЧ.
- Какое еще направление? Где я и где война? – спокойно ответила Ульяна, чувствуя, как притворен тон ее речи.
ОСЧ улыбалось. Оно улыбалось ровно той чудинкой, которую Ульяна уж видала сегодня в махагони, разумевшей себе что-то на уме.
"И что?" - подгоняла девушка.
ОСЧ молчало.
Ульяна поднялась с кровати, пошла в ванную, умыться. Холодная вода пыхнула из крана, взбадривая внезапным хлопком. Недавно, видимо, сантехники перекрывали воду. Три-четыре плеска холодной водой в лицо, и - другое настроение.
Долго терлась бархатным полотенцем.
"Детали привлекают интрижку, но ты умей разделять свое и чужое. Чужое отвлекает тебя от себя, принуждает купаться в общей купели, а одиночество разбивает общее на полезные личные часы, от которых, впрочем, как говорилось, тоже требуется избавляться".
Высунувшись из полотенца, уперлась взглядом в зеркало, на раскрасневшийся нос. Пощупала его, поворошила ноздрями, кругом поводила губами. Сложила полотенце аккуратно, в три приема. Вышла.
В этих военных стрельбищах, что ежедневно показывают по телевизору, есть что-то исключительно больное, идущее вразрез старающейся детализироваться здоровой жизни. Детали ртутные крупицами, стягиваются друг к дружке, склеиваются, схватываются конгломератом в стальную лужицу. Патриотизм, долг, обязанность, любовь. Это способствует привлечению массы раздумывающих, нестойких, которых потом бросают в воронку войны.
Война – клей кусков. Изменить, перемерять, перевесить, пооглядеться, пораздумать не даст. Война – конгломерат сложившегося. Монопольно и неожиданно она сама возьмется разбивать куски понятий, соглашений, привязанностей, когда ей надо. Голышом, не срамясь, в открытом поле она станет делать это вдруг, на свое усмотрение, без всяких предупреждений, в любую секунду, демонстрируя внезапную огненную славу свою, разбрасывая оторванные члены людей, спешащие к ней прийти, разобраться.
Она выжидает десятилетия, дабы хорошо вникнуть в детали колеблющегося, но клеящегося общего. Выжидает, когда накрепко схватится, казалось бы, на века. И тогда берется за нетрудное свое дело, - высвобождать «сверхнадежные» связи понятий, привязанностей, привычек, которыми так счастливо зажили люди. А дальше жди обратного хода, когда война насытиться и отстанет сама собой.
Подступила тошнота. Ульяна прервалась.
«Никакой философии! Ах, эти мысли: тянутся, тянутся».
В порядке эксперимента, попыталась представить своего мужа в военной форме.
" Пожалуй, я любила бы его таким. Без вопросов", - подумалось.
Подошла к шкафу, вытащила оттуда пустой чемодан, открыла. Тот, шумно охнул крупным велюровым зевом, цвякнул зубами замков.
Неторопливо, прислушиваясь к себе, своим действиям, принялась выбирать вещи из шкафа и укладывать их в чемодан.
- И куда это мы собрались? - Прозвучал вопрос ОСЧ.
Она игнорировала.

- Нельзя ведь никакое дело доводить до края, правда? Даже войну до конца никто никогда не доводит. Людям надо отдохнуть, дать создать, разрушить и еще раз создать. Это, как навоз... – Говорило ОСЧ.
- И?
- Природность в любом завершении лежит через легкость, разнообразие, слабой этакой согласованности всего со всем, и наметках частей, а заканчивается далеко, очень далеко, откуда и начиналась – за горизонтом, в мечтах. Такова мудрость. – Поучало ОСЧ. - Все необходимо менять, перемещать. Жизнь - мечта. Война – порог, что старается оседлать тебя. И ты, переступай этот порог, не задумывайся. Помни о мечте с самого дня рождения и до самого конца. С ней ничто не может спорить, даже война. С мечтой буффонаду не склеить, войны не сотворить. А ты что?
- А я? А я борюсь. И в этом проблема?
- Ты сама себе гражданская война.
- Ну и?
- И: все нужно начинать сначала. Зачем собирать чемоданы, милочка? Подумай. Наворотишь. Да и идти куда?
- Но жить, когда все разговаривает с тобой, а ты молчишь, как? Я не могу сдвинуть камень этой могильной тишины.
- Мне кажется, ты, напротив, слишком разговорчива.
- Одним и тем же голосом?
- Поставь где-нибудь точку, и она через минуту обрастет подобными. Их понаставят чужие. Это грязь. Война растворена в людях, а ты – сама по себе. Дрейфуешь в одноголосых мыслях. Разве это дорогого стоит? А для разнообразия, разноголосия – задачка тебе. Что если, например, та рыжая, которая прицепилась к тебе сегодня на улице, является близкой Руслану, тогда как?
« Любовницей?» - От такой догадки краска ударила в лицо, словно разлилось вино.
- Этого не может быть, - проговорила Ульяна.
- Очень даже, - не отставал диалог. – Вот тебе и развлекись, пока не надела других глупостей. Недельные командировки, тонкие нежности, жаркие поцелуи, отношения без скандалов. Чем не конгломерат? Ты от себя давишься инфантильной философией.
Пальцы скользили по вискозе укладываемых брюк.
- Нет!
- Слишком сосредоточилась на шаблонах, на верности, а шаблонов нет. Все, черт дери, тащится в какую-то другую сторону. Руслан - в свою, ты - в свою. Откуда точно знать: как пересекаются ваши пути, вот, сейчас, например?
Ульяна сидела, низко склонившись, коленки выпирали кверху. Дотронуться до висков - стучат.
- Я жива. И все тут! Жива. А ты кто такой?
Вискоза брюк, карамелевый шарфик, фетровая шляпа, детали, пляшущие невпопад, мечта…
« Да, куда бежать?»
Руки нырнули в чемодан и стали вынимать вещи.
«Разобраться надо».
Задержала в руках сарафан, бессмысленно смотрела в его рисунок. Сарафан изъят, заброшен на полку. Чемодан защелкнулся. Ладонью провела по взъерошенному против шерсти скатывающемуся слою пыли на нем, бросила на место.
Руслан? Руслан занят, и у него опасная работа такая, что пришлось даже охрану нанять для нее, для жены, для Ульяны.
Глава 5

- Он - не традиционен, - вспомнила она слова Руслана, когда он объяснял необходимость приставления охранника к ней, и описывал его наружность.
- Две недели моей отлучки и мы вернемся к циклу реабилитации. На этот раз у меня другой план.
- Он - охранник, не традиционен? Что значит? - спросила Ульяна.
- Хм. То есть, к женщинам равнодушен.
- Мне интересна безопасность. – Подтвердила Ульяна.
- Его имя Аркадий.
- Когда он придет?
- Ты , кстати, его видела.
- Видела?
- Он живет рядом.
- Но, что ты такого натворил, Руся, чтобы меня охраняли?
- Авизо - этап к уничтожению основного конкурента после того, как "официально" предупредят - расправятся с кем-то близким, могут покалечить. Нам этого не нужно…
- Господи!
Ульяна смотрела во все глаза.
- Чем же ты таким занимаешься, чтобы так…
Руслан пожал плечами.
Она потратила некоторое время, чтобы справиться с собой, спросила.

- Где он будет жить?
- Возможно, переночует раз.
- Переночевать? Нет, не отводи глаз. Как переночует, где?
- В квартире, Уля. Ничего страшного.
- Это невозможно!
- Но, Уля … Его задача охранять, кроме того, он …
- Чем же ты занимаешься, чтобы так…

- Он проконтролирует питание, прием лекарств. Это важно, наконец, – говорил Руслан, попеременно заглатывая слова.
- Нелепость! Что за безопасность? Я не понимаю: нельзя разрешить это как-то по-другому? Даже выйти на улицу не могу, а теперь еще чужой мужчина!
- Я говорил, ты знаешь его. Жилистый, сухой, без претензий... Что еще? С его помощью ты и сможешь прогуливаться в любое время.
Руслан не мог понять волнение жены, или не хотел? А она молча придерживала руку у губ и глядела на него раскрасневшимися глазами.
- Все закончится, Уля, ты и не заметишь, как все быстро закончится. Никто ведь не знает, где ты. Я позаботился об этом. Для общей безопасности…
- Скажи, - Она посмотрела на него, - мы всегда жили так?
- Как?
- Рискованно, ограниченно, опасно. Я...
- Не всегда. Время такое. Мы были счастливы, и ты, и я. Да, дорогая, скоро все закончится.
- Я не помню, Руся, я ничего не помню…
Ей хотелось прильнуть, прижаться к нему. Ей нужно было чувствовать, как она могла любить его раньше. Он же помнил это.
Руслан обнял ее за талию. Они стояли покачиваясь.
- Моей памяти на двоих хватит, - произнес он.
- Мне нужна моя, - ответила она.
- Всем хватит, - повторил он.
Ульяна глядела на мужа снизу вверх, доверчиво.
- Я хотела бы жить, как все, знать обо всем, помнить. Ах, как бы хотела!
Он легонько провел ладонью по ее спине.

- Мы отмечали годовщину? – спросила она.
- Всегда.
- В апреле?
- Апреле. Последний раз ты лежала в больнице, а в прошлом году едва стояла на ногах.
- Отчего же?
- Напилась.
- Не ври, дурачок!
Он смеялся.
- Правда - правда.
Молчали, обнявшись, обернувшись, друг в друга.
- Я приеду, и мы начнем другие, стопроцентные процедуры, намного эффективнее. Есть на этот счет план.
- Ты говорил уже.
- Да, говорил.
- Руся, как думаешь, мы живем правильно?
- Правильно? Что за вопрос?
- Я просто не понимаю, правильно ли мы живем, Руся.
- Успокойся. Нормально, как все.
Они покачивались в такт надуманной мелодии. Она прикрыла глаза и попыталась привыкнуть к тому, что вот так теперь будет всегда, - через год, через пять лет, через век.
- Отсутствие памяти иногда даже может выручать, правда? Ты не думала об этом? Может быть, это на руку? Поможет родиться заново, стать другой. С новыми, так сказать, силами, чувствами, желаниями.
- Ты хочешь этого?
Она не услышала ответ и не видела выражение лица. Призналась:
- Я думала об этом. Но с другой стороны, как относиться к человеку, если не помнишь, каким он был?
- Вот, о чем ты все время думаешь? В твоем окружении все люди проверенные.
- И ты?
- И я. – Засмеялся муж, - в первую очередь, я.
- Хорошо. – Старалась отвечать она в духе шутки, и слышала, как неровно стучит сердце в его груди.
- Во мне тоже много чудного, странного... – Говорила она словно самой себе. - Но я справлюсь.
- Справишься, - не возражал муж.
Ульяне вдруг захотелось раскрыться прямо сейчас, ему, немедленно. Рассказать об ОСЧ, сомнениях, муках, странностях.
"Может быть, и тайн никаких нет, и все объяснится сразу. Стоит только поговорить".
- Префронтальная, дорсолатеральная зона помогает сосредоточиться на информации... – заговорил он.
- Что? Что за слова? Откуда?
- Книги.
- Выбрось. Не хочу запаха формалина, йода. Не хочу лекарств, ни терминов. Лучше бы я это забыла.
- Придет время, ты вспомнишь все. Будешь ли мне благодарна, не знаю. Только сейчас задача одна у нас с тобой: лечиться, лечиться, принимать лекарства.

"Дрейфующий в душе, забытый всеми парусник с прорванными трепещущими на ветру парусами в океане - вот я кто. Без памяти, без цели".

Очень Странное Чувство порекомендовало спросить:
- Руся, ты можешь меня обманывать?
Только ОСЧ здесь не место. На то и одинокий парусник, чтобы никто не мешал разобраться в лоцманских картах самостоятельно.
Ульяна встряхнула головой, будто хотела снять с себя что-то.
- Ну, что? - Муж отстранил ее от себя, придерживая за плечи, внимательно смотрел. - Ну, что?
- Хороший вариант, - сказала она, улыбаясь.
- Ульяна Васильевна, что? - Руслан больно стиснул ее плечи, встряхнул.
Ульяна не могла избавиться от мысли, что что-то должно случиться... Именно сейчас… Она хотела бы, но не могла изобразить мужу, чтобы он запомнил ее, пусть этой нелепой последней улыбкой, и мог разглядеть, как плохо ей, на самом деле, как смутно внутри, тяжело. Ее шатало.
- Ульяна! Ульяна Васильевна...
- Ничего так... - проваливался во рту язык. - Ничего...
"Разве можно простить завтрашнее предательство? А ведь ты знаешь, я тебя предаю".
Потом тошнота и крик Объемного, захватывающего все:
- А теперь - внимание. Началось!
Ульяна глубоко прерывисто дышала. Раздался выстрел. Это удар колеса руля в грудь. Вспышка. Боли нет. Что-то влетело в лоб. Кусок стекла?
Объемный навалился и намертво сжал.
Далее она ничего не помнила.
Очнулась в постели, укутаны ноги, лед у виска. Муж Руслан, наклонившийся над ней, целовал руку.
Шептал что-то и с каждым словом, во лбу варианты молний страдальческих изгибов.
«Зачем?»
- Я уезжаю завтра, Ульянушка. Не успею познакомить тебя с Аркадием, ты сама уж. А сейчас спи. Я дал тебе сильные препараты. Дорогая...
Она закрыла глаза. Пчелкой-подростоком загудела перед ней пятнистая тень, еще и еще раз. Хотелось открыть глаза и поблагодарить, но вокруг как-будто все само раскрылось навстречу. Стало необыкновенно светло, уютно, тепло. Отсюда ведь начинается подлинный путь к выздоровлению?
Завтра утром, на балконе, она будет стоять и махать мужу на прощание. А в губах - искренние слова:
«Спасибо, спасибо, любимый мой, тебе за все».

Глава 6

Где-то к обеду в дверь позвонили. Ульяна отложила стирку, подошла к двери, заглянула в глазок. Вытирающиеся руки застряли в полотенце.
По ту сторону - незнакомый молодой человек глядел фи
Ваше мнение:
  • Добавить своё мнение
  • Обсудить на форуме



    Комментарий:
    Ваше имя/ник:
    E-mail:
    Введите число на картинке:
     





    Украинская Баннерная Сеть


  •  Оценка 
       

    Гениально, шедевр
    Просто шедевр
    Очень хорошо
    Хорошо
    Нормально
    Терпимо
    Так себе
    Плохо
    Хуже не бывает
    Оказывается, бывает

    Номинировать данное произведение в классику Либры



    Подпишись на нашу рассылку от Subscribe.Ru
    Литературное творчество студентов.
     Партнеры сайта 
       

    {v_xap_link1} {v_xap_link2}


     Наша кнопка 
       

    Libra - литературное творчество молодёжи
    получить код

     Статистика 
       



    Яндекс цитирования

     Рекомендуем 
       

    {v_xap_link3} {v_xap_link4}








    Libra - сайт литературного творчества молодёжи
    Все авторские права на произведения принадлежат их авторам и охраняются законом.
    Ответственность за содержание произведений несут их авторы.
    При воспроизведении материалов этого сайта ссылка на http://www.libra.kiev.ua/ обязательна. ©2003-2007 LineCore     
    Администратор 
    Техническая поддержка