Жанр: Проза: Рассказ Прочтений: 0 Посещений: 1998 Дата публикации: 15.1.2006
-Я не хочу говорить сейчас об этом. Я бы смогла тогда, пять лет назад. Но не сейчас. Почему никто из вас не помог мне? У меня была бы надежда! А сейчас вы видите перед собой жалкий сгусток крови и плоти и хотите говорить с ним о боли и нравственности? Если бы вы имели хоть каплю нравственности, вы не подошли бы сейчас ко мне! Если бы вы имели хоть каплю боли, вы не подошли бы сейчас ко мне! Но я хочу спросить у вас: "Почему вы не подошли ко мне пять лет назад, когда я так нуждалась в вас и во всех остальных?"
- Тебе было тогда очень больно и мы ...
- А сейчас? Думаете, мне сейчас не так больно? Вы думаете, это не больно быть одному, совершенно одному все эти пять лет?
- Но мне сказали ...
- Скажите, вы помните себя в восемь лет?
- Да, но какое это имеет ...
- И в восемь лет какой-то маньяк убил всю вашу семью и спалил дом?
- Нет. Но пойми ...
- До свидания!
- Что?
- До свидания!
- Постой ...
Но я уже бежала прочь от этой назойливой журналистки. Как она посмела заставить меня снова вспоминать тот ужас?
Слёзы застилали мне глаза, в ушах звенело, в горле пересохло. Обессилев от бега, я упала прямо в лужу. Пить! Захлёбываясь и кашляя, я жадно втягивала эту грязную, с бензинной радугой, воду. Живот сильно скрутило от голода. Я вспомнила о том, как мама говорила, что если долго не есть, то желудок начинает "съедать" свои стенки. Представив всё это, меня вырвало какой-то жёлтой горькой жидкостью. Напрягая все свои силы, я доползла до ободранной и исписанной дураками скамейки. Когда же я ела в последний раз? Сутки, двое ... Не помню. Мама говорила, что человек может прожить без еды довольно долго. А ещё мама говорила, что ...
Я проснулась, когда уже зажгли фонари. От долгого лежания на холодном асфальте я сильно замёрзла. Почувствовав нестерпимую жажду, мне опять пришлось ползти к этой грязной луже прямо посреди дороги. Желудок по-прежнему скручивало жгутом. Но я уже почти привыкла к этому ощущению. Голод стал для меня неотъемлемой частью моей теперешней жизни.
А какие вкусные пирожки пекла моя мама: с капустой, рыбой, печенью, картошкой, вареньем. А ещё с ...
Какой-то жуткий звук прервал мои воспоминания и уже через секунду я утопала во тьме.
Как приятно! Ой! Я чувствую запах маминых пирогов, слышу её голос, а ещё голос моего папы и младшего братика! Чья-то большая тёплая рука легко подняла меня и понесла вперёд, через тьму. Я засмеялась от счастья. Я поняла, что рука несёт меня прямо к моей семье ...
Резко открыв глаза, я снова зажмурила их от яркого света, лившегося прямо на меня. С трудом разлепив веки, я попыталась оглядеться вокруг. Все предметы потеряли свою четкость, и я смогла различить только то, что всё вокруг было слишком белым. Рядом со мной сидел бородатый человек. Я хотела спросить - что всё это значит и где я нахожусь, но мою голову пронзила чудовищная боль. Я сморщилась. Человек, сидящий рядом, заметил это и произнёс: "Ну, вот и хорошо!" Уловив мой удивлённый взгляд, он добавил: "Привет! Я доктор Чебыревский. А это,- ко мне подошёл худощавый мужчина.- Александр Михайлович Торлин. Ты попала под колёса его автомобиля, когда лежала посреди дороги. Ты что-нибудь вспоминаешь?" Я закрыла глаза, пытаясь вспомнить. И тут же снова открыла. Рядом в коридоре провозили тележку с едой, и я почувствовала острый голод. Доктор взял тарелку с какой-то жидкостью и поднёс ко мне. Я бы с радостью набросилась на эту еду, но даже просто поднять руку было выше моих сил. Человек с бородой понял это и начал кормить меня с ложечки. Тёплая жидкость потекла по моему горлу. Мой желудок ожил и радостно заурчал. Но тут худощавый мужчина отобрал у доктора тарелку и сказал, что раз он сбил меня, то и ухаживать за мной будет он. Мне было всё равно - кто меня кормит, лишь бы эта жидкость снова и снова стекала в мой желудок. Я съела всего ложек десять, как доктор велел прекратить кормить меня, ведь иначе у меня сильно будет болеть живот. Я поначалу сильно обиделась на него, ведь впервые за пять лет я ела нормальную пищу. Но вскоре поняла, что он был прав - в желудке неприятно кололо. Худощавый человек выглядел очень смущённо, а доктор, попрощавшись, вышел. Предметы, на время заново обретавшие чёткость, теперь стали расплываться ещё больше. Я провалилась в сон.
Проснулась я, как мне показалось, через пару мгновений, но за окном уже стемнело. Худощавый человек всё ещё сидел около меня, но видно было, что он очень устал. А я, наоборот, чувствовала себя намного лучше. Он заметил моё пробуждение.
-Как ты себя чувствуешь?
- Хо-ро-шо. (Слова всё ещё давались мне с трудом.)
- Доктор сказал, что сильных повреждений у тебя нет. Ты стукнулась об асфальт головой, но не сильно. Да ещё пара ссадин и синяков. Но тебя оставят в больнице недели на три - приведут в божеский вид. Кстати, как тебя зовут?
Я даже растерялась. Пять лет никто не спрашивал моего имени, и я почти позабыла его. Ах, нет! Та гадкая журналистка спрашивала, но я ей не ответила.
- Ма-ри-на.
- А я Александр Михайлович. К сожалению, мне пора, но завтра я обязательно приду к тебе!
- Хо-ро-шо!
Он ушёл. Но я не скучала, да и некогда было. Сначала меня вымыли, затем повели на обследование. Обнаружили какие-то болячки, но я даже название их не запомнила. Впервые за пять лет я досыта наелась и выспалась. А ещё за мной ухаживало столько человек, что я даже поначалу испугалась, но потом привыкла.
Александр Михайлович пришёл, как и обещал, на следующий день, да и все следующие три недели он был рядом со мной. Дядя Саша приносил мне гостинцы, и мы подолгу разговаривали. Он оказался очень умным человеком, чем сильно напомнил папу. Я очень привязалась к нему и докторам. По ночам я даже плакала от счастья потому, что дядя Саша был очень похож на моего отца (не внешне, конечно, а в душе) и мне казалось, что мой папочка вселился в этого человека и теперь всегда будет со мной. Я представляла себе его жену и их сына, наше с ними знакомство и даже дальнейшую совместную жизнь. Теперь жизнь на улице казалась мне кошмарным сном. Я больше не вернусь туда, не вернусь!
В последний день пребывания в больнице мне подарили платье. Я надела его и полдня вертелась перед зеркалом, а оттуда мне улыбалась очень симпатичная тринадцатилетняя девочка. Вошёл доктор, а я, не замечая его, осматривала себя с головы до ног.
- Замуж собираешься, красавица?
Я покраснела от удовольствия.
- Ты уже решила куда отправишься?
- Конечно! К дяде Саше!
- Ну-ну.
Глаза его всё ещё улыбались, но губы были сложены в ниточку.
Вечером приехал дядя Саша.
- Ну что же, давай прощаться, Мариночка! Мне будет очень тебя нехватать.
Я не поверила своим ушам.
- Что? Но я думала ...
-Так, ясно! Пойдём-ка со мной в комнату!
Я молча пошла за ним. Он прикрыл дверь.
- Ты же не думала, что я оставлю тебя жить со мной и моей семьёй?
Слёзы застилали мои глаза, и я опустила голову, чтобы ОН не увидел их.
- Глупая. Ты для меня только бездомная девчонка, которая попала под колёса моего автомобиля.
- Но ты же так заботился обо мне ...
- Так же я бы заботился и о кошке, которую поранил.
Его слова, словно удары палок, сыпались на меня. По лицу, по всему телу, по сердцу.
- Я нашёл тебе хороший приют, ты должна быть благодарна мне!
Я не могла больше слушать его.
- Убирайся! Слышишь, ты! Убирайся! Вон!
- Ах ты, девица неблагодарная...
- Убирайся! Предатель!
На крики сбежались дежурные и доктора, ещё не успевшие уйти домой. Меня увели в мою палату и дали выпить воды. Я в бешенстве разбила стакан и, обессилев, повалилась на кровать. Я не знала, кто прав, а кто виноват - я, которая придумала свою дальнейшую жизнь с дядей Сашей, или он, так жестоко предавший меня. Наконец, я затихла и уснула.
* * *
Через семь месяцев мне исполнится восемнадцать лет, и я покину приют, как однажды покинула, ставшую мне почти родной, больницу.
И кто знает, куда занесёт меня судьба. Быть может, когда-нибудь мы даже встретимся с тобой - мой незримый читатель! А что случиться дальше, решать нам: или Богу!
Ваше мнение: