Libra - сайт литературного творчества молодёжи Libra - сайт литературного творчества молодёжи
сайт быстро дешево
Libra - сайт литературного творчества молодёжи
Поиск:           
  Либра     Новинки     Поэзия     Проза     Авторы     Для авторов     Конкурс     Форум  
Libra - сайт литературного творчества молодёжи
 Женя Марченко - судьба Человечка (Глава 13) 
   
Жанр: Проза: Разное
Статистика произведенияВсе произведения данного автораВсе рецензии на произведения автораВерсия для печати

Прочтений: 0  Посещений: 1994
Дата публикации: 28.3.2007



Глава 13


-Послушай, - сказала Катька, - а вот ты говоришь, что все готовы за деньги продаться. А ты не стала бы брать взятки, если тебе бы давали?
-Если дают взятку, чтобы побыстрее открыть фирму, хотя ее и так откроют, то это не так страшно. А если деньги дал – сделали операцию, а не дал – нет, то это полное свинство. Я бы не брала. Нельзя так делать, просто нельзя. Это все равно, что убивать своих же сограждан. Поняла?
-Да. Из тебя хороший следователь получился бы.
-Хотя, нужно не только не брать, но и не давать.
-Конечно, ты права.
-Надо было идти работать в милицию, чтобы бороться со всякими низкими уродами.
-Странно слышать это от человека, лежащего на нарах.
-Ну или в службу собственной безопасности.
-Ты на зоне так не выпендривайся. Не забывай, по какую сторону решетки ты находишься.
-А че выпендриваться? Думаешь, мне светит когда-нибудь попасть работать в милицию?
-Да. Выйдешь – сложно тебе будет. Мало куда на работу потом возьмут.
-А ты не пробовала куда-нибудь с условкой устроиться?
-Пробовала. В Москву. Продавцом. Но там заполняешь анкету. Пишешь все свои личные данные. И про судимости там тоже обязательно пункт есть. И потом подписываешься, что не возражаешь против проверки всех этих данных. А потом звонила, а они мне говорят, что я не прошла собеседование. Я все поняла. И не стала больше и пытаться.
-Понятно.

-Соньку нашли, - сказала Катька, вернувшись с очередного допроса.
-Здорово! И что теперь будет?
-Может, у меня не все потеряно? Не знаю, как они запишут – кража, хранение краденого или отпустят.
-Так она призналась?
-Я не знаю всего. Но она сказала, что купила у кого-то еще. Я уже много раз им говорила, что ничего не знаю.
-Теперь ты точно выйдешь и пойдешь к девчонкам. Ты помнишь, что ты должна сказать? И кому – это самое главное.
-Да не перепутаю я. Аня и Надя. Я помню. Шестнадцатая комната общежития техникума. Надя.
-Правильно.
-Не совсем я бездарность.
-Ну че они тебе еще сказали?
-Что на квартире взяли ее. Что она призналась, что вещь ее. Что отпечатки были ее.
-В общем, для тебя это только хорошо.
-Зато для нее не очень. Что ее теперь ждет?
-Сколько она на свободе была?
-Год и четыре месяца, - задумавшись, сказала Катька.
-Не много, согласна.
-И опять на зону. Кошмар.
-А че за вещь-то была?
-Магнитола из машины и кассеты к ней. У нее даже машины нет. Зачем ей магнитола?
-Ладно. Главное у тебя все нормально. А вот мне еще непонятно, сколько тут сидеть. Допрашивают, водят туда-сюда, и сколько это еще продлится – неизвестно.
-Пока-то я тут. Не волнуйся. Расскажи мне лучше еще чего-нибудь о себе. Ты так интересно рассказываешь.
-Да в голову ничего не идет, когда такие мысли. Не знаю, как на это реагировать.
-Ты просто должна точно понять, чего ты хочешь.
-Выйти.
-Да нет. Реальную цель нужно представлять. И к ней надо стремиться.
Лена почувствовала, что такие глубокие мысли не могут принадлежать Катьке и спросила:
-Это ты от кого услышала?
-Это мне Сонька сказала. Так проще выжить на зоне. И вообще, везде, где трудно.
-Ну и что это за цель?
-Это даже не цель, а смысл жизни. Как хочешь ее назови. Это должна быть лично твоя цель. Например, пережить все это, стать самой уважаемой среди тех, с кем будешь сидеть, или «не давать», как ты говоришь, даже если будут убивать. Ты должна сама понять, что тебе нужно больше всего, ясно?
-Я не могу понять этого.
-Нет, ты должна.
Лена сидела и тупо смотрела в пол. В голове у нее была настоящая каша. Отчаяние и злость, жажда счастливого исхода и осознание реальности, и тоска, которая все сильнее затекала в сердце, и начинала там цементироваться, убивая самое последнее, что у нее оставалось – надежду. Жить как овощ на грядке – в одно и то же время еда, в одно и то же время сон. И прогулка по часу в день, на бетонном дворе, под натянутой решеткой, ужас, просто кошмар.
-Смысл моей жизни – не видеть все это.
Лена подняла глаза на Катю. Та с сочувствием смотрела на нее и молчала. Лена поняла, как естественно было то, что Катька была здесь. Как плохо будет без нее. Если бы даже не складывалось все так хорошо для Кати, скоро это все равно закончилось бы. Их все равно направили бы в разные колонии. Преступления-то разной тяжести. Но верить в это не хотелось. Человек должен с кем-то говорить каждый день, у человека должен быть кто-то, кому можно рассказать что-то сокровенное. И в отсутствии обычных подруг эту функцию выполняет ранее незнакомый человек, и выполняет неплохо.
Так много еще должно быть переездов из изолятора в колонию, по разным камерам, по разным тюрьмам. И скольких людей она узнает, а потом уже никогда не увидит? И чего она так сильно переживает из-за мысли, что Катька от нее может скоро уйти? Может, потому, что так хочется повторить ее путь? Такой маленький путь – несколько кварталов и она уже со своими. Только нет никакой возможности повторить его. Хмурый надзиратель, толстые стены камеры и Плехановские деньги хорошо делают свое дело.
Лена легла на кровать и посмотрела на Катьку. Той, кажется, было немого стыдно, что она, наверное, скоро выйдет, а такой же девчонке, как она еще сидеть и сидеть. Катя задумалась на минуту, представляя Лену в условиях зоны - сделать это у нее не получилось. Вдруг поняла, что Лена смотрит на нее абсолютно пустыми глазами, и, поежившись, легла на кровать и отвернулась к стенке.

-Когда мне предоставят адвоката? – спросила Лена, как только следователь сел перед ней на стул.
-Надо же, какие мы слова знаем! – воскликнул он.
-Когда мне предоставят его? – так же серьезно спросила Лена.
-Когда надо будет, тогда и предоставим, - ответил следователь, глядя в свою папку, доставая листы протокола допроса, - сегодня будем давать показания или опять будем упираться?
-Я этого не совершала, - упрямо сказала Лена.
-Хорошо, хорошо, суд это учтет.
-Что учтет?
-Несодействие расследованию преступления, изменение показаний, запутывание следствия, - тихо сказал он.
-Я не изменяла показания, - ответила Лена.
-Сделаем, - сказал следователь, пододвигая стул ближе к столу, - итак, Елена, с чего сегодня начнем?

-Лена, - спросила тихо Катя, - а на кого ты учишься?
-Как тебе объяснить, - задумалась Лена.
-Как есть, так и объясни - чем ты потом будешь заниматься?
-Да нет. Я понимаю, что это глупо звучит. Вообще мы учимся на юристов.
-На юристов в институте учатся.
-Короче, мы не сможем работать настоящими юристами – для этого действительно, надо в институте учиться. А у нас техникум. Мы будем потом объяснять тетенькам в отделе социальной защиты населения, какие у них есть льготы. Понимаешь?
-Вроде понимаю, кажется.
-Я не помню, как эта профессия называется.
-Здорово, а название техникума ты помнишь?
-Да никто из нас по профессии не устроится. Просто корочка нужна.
-Но ты хотела стать юристом или пошла просто куда взяли?
-Хотела. Я раньше смотрела Санта-Барбару. Помнишь, такой сериал был?
-Да.
-Вот там Мейсен – юрист. Речи свои говорил. Мне тоже так хотелось людей защищать, доказывать что-то, спорить с кем-то. Выигрывать дела – это ведь так здорово!
-А почему в институт не пошла?
-Я поступала. Там такая дурацкая система. Короче, слушай. Там часть людей идет с нулевого факультета. А туда только за взятку можно попасть. Часть идет из школы, которая при институте. Они первый экзамен в институт на халяву сдают. Выпускной в школе – он же вступительный в институт. И их учителя, естественно, им отличные оценки ставят. И свои, которые просто за деньги. Плюс еще отличники, которые только собеседование проходят. А когда все эти места распределят, для тех, кто слева документы подал, остается мест двадцать. А заявлений триста пятьдесят. Вот и попробуй туда попасть.
-Да.
-А ты где училась? – спросила Лена.
-А я когда надо было документы отдавать, как раз сидела. А потом уже не захотелось. Понравилось жить и получать свои деньги.
-Да, когда начинаешь работать и получать свои деньги, с этого уже никогда не слезешь.
-Если бы меня в институт взяли, я бы очень хорошо училась. На все занятия ходила бы. И сразу все незаконное бросила бы.
-Молодец.
-Но кто меня возьмет? Тем более с судимостью, - тихо сказала Катя.
-Это не проблема, если деньги будут.
-Откуда?
-Если поставить себе такую цель – накопить можно.
-Сколько же лет я буду копить? Потом уже и учиться будет поздно. Десять лет копить и еще пять учиться.
-А сколько тебе лет? – спросила ее Лена.
-Двадцать четыре, - ответила Катька.
Лена и не догадывалась, что та настолько старше нее. Казалось, будто они ровесницы. Только теперь Лена поняла это. Что если они тогда познакомились с Сонькой, а та уже успела отсидеть свой срок, то с того момента прошло уже несколько лет.
-Ты не выглядишь на двадцать четыре.
-Я знаю. Особенно, когда не накрашенная. Все мне дают лет восемнадцать.
-Попробуй в техникум, - сказала Лена, после короткой паузы.
-На кого?
-На кого возьмут.
-Да я все уже забыла.
-Если тебя сейчас выпустят, у тебя еще полгода будет, чтобы подготовиться.
-Или меня выпустят в ближайшие четыре дня или только после Нового года. Пока бухалово не кончится, здесь точно никто не появится, - философски сказала Катя.
-Думай, куда поступать.
-Не поступлю, я уверена, - закрыла разговор Катька.
Она легла на кровать, поудобнее устроилась и уставилась в пол.

-Ну что, подозреваемая Максимова, не появилось у вас новых мыслей относительно совершенного?
-Нет.
-Бесполезно отпираться. Существует множество прямых доказательств того, что вы совершили это преступление.
-Я ничего не совершала.
-Есть доказательства…
-Мне все равно, что они есть! Я этого не совершала.
-Кажется, бесполезно с вами по-хорошему говорить. Плохо, что вы такая глупая женщина, - сказал следователь, вставая со стула.
-Можно вести ее камеру? – спросил охранник.
-Можно, - сдержанно ответил он и направился к выходу.

Лена с надзирателем уже подходили к камере, как она вдруг увидела Катьку, которая шла ей навстречу. С охранником, но уже без наручников. Лена посмотрела ей в глаза и увидела такую жалость, такое сострадание к ней. Вопрос: «Ничего, что я вышла, а ты нет, ничего?»
Лена впилась в нее сосредоточенными глазами.
-Не перепутай, - успела сказать она.
Надзиратель толкнул ее в спину. Она улетела вперед и Катькиных глаз больше не видела.
-Хорошо, не перепутаю, - услышала она за спиной.
Лена вошла в камеру. Села на кровать. Зеленые стены камеры. И опять тишина.
Угрозы следователя, безнадежность будущего и осознание того, что снова осталась одна. Она с отчаяньем уставилась в пол и заплакала.

Так прошло еще пять месяцев. В одиночестве, к которому немного зачерствевшее сердечко начинало потихоньку привыкать и почти совсем его не боялось. Одинаковые дни не доставляли уже таких страданий, как раньше. Но и хорошего ничего не приносили.
Лена поверила в то, что она потерянный для общества уголовник и теперь вела себя соответствующе. Уже спустя некоторое время после того, как из камеры ушла Катька, она переняла всю ее немногочисленную блатную лексику и, вспомнив что-то из фильмов и тематических телевизионных передач, добавила от себя. Мозги думали только в одну сторону – как там будет на зоне. Все остальное ее уже не интересовало.

В ее жизни мало что менялось. Адвоката ей все-таки предоставили. Это была молодая женщина лет двадцати трех, со светлыми длинными волосами и слегка вытянутым лицом. Она всегда приходила в строгих костюмах и вела себя так, словно вокруг нее сидят уважаемые люди, перед которыми нельзя упасть в грязь лицом – серьезно и надменно. Духами она не пользовалась – наверное, устав не позволял. Сидя абсолютно прямо, она спешно раскладывала бумаги на столе и, не нагибая головы, прищурив глаза, замирала, руки с бумагами зависали в воздухе, над поверхностью стола, когда она смотрела в какой-нибудь документ. В заинтересовавшую ее строчку. Лене так и хотелось ей сказать: «Согнись, посмотри нормально, перед кем тебе тут выпендриваться?» С блестящими губами, которые она красила бежевой перламутровой помадой, купленной в таможенном магазине, со скидкой, потому что срок ее годности кончается через месяц, с пористой кожей, которую она старательно замазывала тональным кремом, вместо того, чтобы ее лечить, и от этого выглядела лет на восемь старше, она казалась Лене железной проволокой, под высоким напряжением, которая никому не мешает, но если ты подойдешь, и тебя ударит током, запомнишь надолго. До конца жизни. Тем более что конец не придется совсем уж долго ждать.
Лена попыталась найти в ней подругу, или по крайней мере, сочувствующего ей человека, но та сразу сказала, что ей наплевать на всех них, что у нее нет к ним ни сострадания, ни жалости, что как только она наберется опыта и у нее в копилке будет сотня выигранных дел, она бросит эту работу и двинется в нормальную фирму в Москву.
Как потом узнала про нее Лена, она была откуда-то из-под *****ны. «Наверное, и в *****не считает себя лимитой. А что уж говорить, когда в Москву припрется. Девочка из нищеты с большими амбициями. Которая твердо усвоила, что людей надо ненавидеть, чтобы достичь успеха. Что так не хочется возвращаться туда, где она родилась. А попав в большой мир, она будет приветливо улыбаться наивным москвичам, завязывать знакомства. А сама думать: «Какие же вы уроды. Вам все досталось от мамочек. А мне, чтобы заработать на однокомнатную квартиру в Быково, всю жизнь впахивать придется». И терпеть отсутствие больших премий, в то время как москвичи получают, и начальника с его приставаниями (потому что никуда не деться, иначе не хватит денег на съем комнаты и ее вышибут, а тогда и на работу не сможет всегда вовремя попадать – те, кто живут в *****не, добираются до Москвы три часа, сколько же ей тогда добираться?), и снимать эту самую, грязную комнату у какого-нибудь алкоголика, зная, что заплатив за три месяца вперед, она совсем не имеет гарантий - он спокойненько может ее выкинуть. Каждому начальнику неплохо иметь у себя под боком такую рабочую пчелу, которая будет пахать, и возмущаться только дома под одеялом, и то про себя. Которая ценит свое место и сделает все, чтобы удержаться на нем. Которая не заикнется про соцпакет. Которая за свои деньги пойдет на курсы повышения квалификации. Которая будет с завистью смотреть на секретаршу Наташу (кстати, работающую на компанию со дня ее основания и застрахованную этой же компанией на пятнадцать тысяч долларов, в случае, если она проработает в компании двадцать лет – она эти зелененькие получит), из-за того, что ту взяли в загранкомандировку (потому что у начальника склада не оказалось загранпаспорта, а главный офис все равно оплачивает поездку на шесть человек), и, улыбаясь, здороваться с ней, думая о том, что она английский знает лучше нее, и лучше бы справилась с поставленными задачами. Которая умрет, но не возьмет больничный. Которая будет лазить в Интернете не на порно сайтах или женских форумах, а узнавать, общаясь с такими же безумными, как она, кто как карьеру делает, и для которой работа – это смысл жизни. В институт сама поступила, молодец. Сама работу нашла, правда за копейки, но ничего. Только чей-то замуж не вышла – никто не позарился, наверное. Но ей это не мешает. Она же у нас адвокат, уважаемый человек».
Но, в минусах тоже есть свои плюсы. Лена, глядя на нее, сразу вспомнила фразу о том, что два перекрещенных минуса – это плюс. Она вдруг поняла, что если та видит, что дело безнадежно, то и стараться особо не будет. А если подумает, что нет, сразу вгрызется в него как тигр, всеми зубам и когтями.
-Давай начнем с главного, - сказала она, - ты совершала это или нет?
-Нет.
-Я уже изучила материалы твоего дела и пока для меня не все еще понятно, - задумчиво протянула она, уставившись в бумаги. Слова явно были фоном, думала она о чем-то другом.
-Почему меня как привезли сюда, так держали в камере, и никто ко мне не приходил? – заставила Лена ее проснуться.
-Что значит «никто не приходил»? Тебе психолог нужен?
-Где вы были тогда?! Почему только сейчас я вас увидела?! Я имею право вообще ничего не говорить без моего адвоката.
-Так, так, успокойся. Сейчас мы все выясним. После доставления подозреваемого в орган дознания к следователю или прокурору в срок не более трех часов должен быть составлен протокол задержания, в котором делается отметка о том, что подозреваемому лицу разъяснены все его права, предусмотренные статьей сорок шестой Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации.
-И что из этого?!
-Тебе объясняли твои права?
-Нет.
-Вот этот протокол. Время подписания – 23.35. Твоя подпись? – сунула она ей мелко исписанный лист.
-Моя. Но я этого не пописывала.
-Так. Давай с начала. Ты утверждаешь, что подпись поддельная?
-Нет. Она моя! Но я, подписывала чистые листы. Это они потом написали.
-Так не надо было делать. Лишние звездочки на погонах за раскрытие особо тяжких преступлений еще никому не мешали.
-И какие у меня есть права по сорок восьмой статье?
-Сорок шестой. Ты должна была быть допрошена в течение двадцати четырех часов.
-Меня не допрашивали. Я сидела два дня и никого не было!!!
-Не кричи. Я посмотрю по бумагам. Если там будут нарушения, мы подадим жалобу. Родственники твои должны быть поставлены в известность. Ты должна знать, что от тебя вообще хотят, получить копию постановления о возбуждении против тебя уголовного дела или копию протокола задержания, либо копию постановления о применении меры пресечения.
-Ну, короче мне ничего не давали.
-Подозреваемый имеет право давать объяснения и показания по поводу имеющихся в отношении него подозрений, либо отказаться от дачи объяснений и показаний.
-Так, что еще?
-Еще пользоваться помощью защитника с момента фактического задержания лица, с момента возбуждения уголовного дела - в случаях, предусмотренных статьями двести двадцать третьей и триста восемнадцатой Уголовно-процессуального кодекса, с момента вынесения постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого, тебе все понятно?
-Но у меня тогда защитника не было. Это неправильно. Я хочу написать жалобу!
-Подожди кипятиться. Надо изучить материалы дела. Тогда и напишем. Хорошо?
-Сколько я еще тут буду париться?! Так долго и ничего нового. Сколько это будет длиться?!
-Успокойся. Все было сделано так как законом предусмотрено. Нужно допросить всех - знакомых, родственников потерпевшего, оформить доказательную базу – ты сидишь и не видишь, а они там бегают. Следователь направил дело прокурору, тот в течение пяти дней рассмотрел его, и принял решение о «возвращении уголовного дела следователю для производства дополнительного следствия», - прочитала она, прищурившись, одну из многочисленных бумаг.
-Захотели бы – быстрее сделали бы. Им все равно, сколько я тут времени проведу. А мне нет.
-Сейчас еще народу мало. Знаешь, сколько сидят, когда дел много? И пожаловаться не на кого – кто же виноват, что судей не хватает?
-Какие я еще имею права?
-Знакомиться с протоколами следственных действий, произведенных с твоим участием, и подавать на них замечания.
-Почему вообще меня взяли?
-Поступил сигнал.
-Какой сигнал?
-Прокуратура не выдает своих источников.
-Короче, я этого не совершала. Почему они пугают меня тем, что против меня есть серьезные неопровержимые доказательства?
-А пугаться не надо. Надо доказывать свою невиновность.
-Могу я узнать все подробности?
-Я изучу дело и обязательно все тебе скажу.

Лена вернулась в камеру в бешенстве. Она узнала о стольких нарушениях своих прав. И, хотя, ее адвокат пока не нашла ничего, на что можно было бы написать жалобу – по бумагам все было нормально – Лена поняла, что на суде рот ей уже не заткнут. Она будет говорить и говорить о том, что ее права постоянно нарушались, и что она подписывала все бумаги под давлением, как в фильмах показывают, чтобы обвинить всю их следовательскую компанию. Хотя давления особого и не было. Профессионалы, и не подкопаешься. И с Лизой, а именно так звали адвоката, надеялась доказать свою невиновность. И ходила по камере, придумывая пламенные боевые речи. Совершенно забывая о том, что оказалась она здесь не потому, что какие-то улики на нее указывали, а потому, что кто-то кому-то сколько-то заплатил. В иностранной валюте. И заказчик уже НИКОГДА не отменит свой заказ, НИКОГДА. Все первые люди, имеющие отношение к делу и не сомневались в ее невиновности, просто, как бы это сказать, серьезные следователи привыкли отрабатывать деньги. Особенно большие деньги.

На следующее свидание она шла как на Парад Победы. Ей казалось, что Лиза найдет что-то, за что можно будет подать жалобу на ее мучителей. Лиза была как всегда, высокомерна:
-Я изучила достаточно хорошо дело и для меня прояснились некоторые подробности.
-И что же вы прояснили?
-Посмотри сюда, - она протянула Лене исписанный лист.
-Что это?
-Опять будешь говорить, что не подписывала? Твоя подпись?
-Моя. Что это такое?
-Согласно статье пятьдесят второй Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, «подозреваемый, обвиняемый вправе в любой момент производства по уголовному делу отказаться от помощи защитника. Такой отказ допускается только по инициативе подозреваемого или обвиняемого. Отказ от защитника заявляется в письменном виде и отражается в протоколе соответствующего процессуального действия», - прочитала она у себя в брошюре ряд умных слов.
-Может, они и признание тоже так получат?
-Не знаю, что ты там подписывала.
-Здорово, - посмотрела снова Лена в бумагу, - засадили невиновного и не ищут убийцу.
-Мы говорить об этом не будем. Это совсем не наша задача. Наша задача - доказать, что ты невиновна. Сначала тебя обвиняли по сто пятой статье – убийство. От шести до пятнадцати. Соответственно, ты могла отказаться от защитника. Потом обвинение было заменено на триста семнадцатую – покушение на жизнь сотрудника правоохранительного органа. От двенадцати до двадцати, либо смертной казнью, либо пожизненным лишением свободы. Участие защитника обязательно. Слушай: «Участие защитника в уголовном судопроизводстве обязательно, если лицо обвиняется в совершении преступления, за которое может быть назначено наказание в виде лишения свободы на срок свыше пятнадцати лет, пожизненное лишение свободы или смертная казнь».
-Они испугались?
-Они не испугались, просто быстро подчинились правилам. Все.
-Здорово. Все чисто.
-Кроме того, на момент задержания ты была еще несовершеннолетняя.
-А теперь можно судить по полной, прикольно.
-Дело в том, что участие защитника обязательно, если ты несовершеннолетняя. И если тебе его не предоставили, это может повлечь отмену приговора. Но, на этот случай тоже бумажка припасена ими. Заявление о том, что ты отказывалась говорить с адвокатом. И согласилась вот только сейчас.
-Но это очень плохо, что мы заранее, с самого начала не согласовывали мои действия по делу, а только сейчас заговорили об этом?
-Не напрягайся пока.
-А доказательства. Что с ними?
-Некоторые доказательства к делу еще не подшиты, буду разбираться, почему. А из тех, что я уже изучила – ничего существенного. Все они косвенные.

В один обычный день дверь камеры открылась, и в камеру поместили молодую девушку. Вернее, охранник попытался переместить ее туда за предплечье, но, девушка, капризно дернув плечом, откинула его руку и, замерев на секунду, прошла внутрь. Охранник улыбнулся, посмотрел на ее попу и, закрыв дверь, опустив голову, пошел обратно. Она замерла на секунду, соображая, что же ей сделать. Сориентировалась в новой обстановке и остановила взгляд на Лене. Решив, что надо сразу познакомиться, уверенно подошла к ней. Она стояла против света, Лена почти не различала черт ее лица. Но все равно поняла, что та была очень красива.
-Привет, меня зовут Кристина, - сказала она гордо, стоя перед ней, высокомерно задрав нос, ожидая, какой эффект произведет ее красота на Лену.
-Я Лена, - поднимаясь на кровати, тихо сказала Лена.
Она смотрела на Кристину, понимая, что ей теперь на все наплевать, какая бы крутая девка не завелась в ее камере.
Кристина села на свободное место и снова уставилась на Лену.
Она была действительно очень красива. Идеальные черты лица - красивые губы, большие голубые глаза, с длиннющими ресницами, маленький носик, идеальная кожа, изящные брови и презрение в глазах ко всем, кто не достоин счастья общения с ней. Овальное лицо обрамляли светлые пышные волосы.
Лена уже не радовалась ей, как тогда Катьке. Да и радоваться было нечему.
Девушка, казалось, не чувствовала себя тут неуютно. У Лены сразу назрел вопрос:
-Первый раз тут?
-Нет. Второй.
-Сколько сидела?
-Три месяца.
-Я первый раз и уже семь месяцев тут парюсь.
-А ты по какой?
-Триста семнадцатая, - вальяжно сказала Лена.
-А, - протянула Кристина, - знаем это.
-Хорошо, что объяснять не надо, - сказала Лена с таким видом, будто каждый день новеньким объясняла, за что она сидит.
-В *****не живу, - таким же «блатным» голосом ответила Кристина.
-Ну а ты за что?
-А меня мои отмажут, – гордо сказала Кристина.
-Это кто – «мои»?
-Все тебе расскажи – «мои».
-Не болтай никогда. За групповуху больше дают, - сказала Лена, пытаясь показать, что она что-то знает из Уголовного кодекса.
-А еще горло иногда перерезают, - совсем без паузы продолжила Кристина, - все нормально будет, мои отмажут, - сразу погрустнев, добавила она.
Лена как-то сразу поняла, что это девочка много чего видела, а значит, и сама много чего может, и решила с ней пока не ссориться.

Когда Кристину в очередной раз забирали на допрос, она вела себя надменно и, возмущалась, что ей неудобно в наручниках. Чем-то она напоминала по своему поведению Надю. Но только слишком пошлую. После возвращения в камеру, она заносчиво, задрав нос, покрыла всех следователей бранными словами, не забыв и прокуроров, добавив, что абсолютно то же самое она им и в лицо говорила. Лена слушала ее и не могла понять, как такое можно сделать. Ведь, наверное, за это могут еще какую-нибудь статью пришить, типа «Неуважение к следствию» или «Неуважение к суду». Или как-нибудь наказать. Бывают же какие-нибудь наказания, если человек в камере себя плохо ведет. Именно тогда в сознании Лены начала рушиться та махина, которая называется «страх перед неизвестностью». Если скалу попытаться подвинуть хотя бы на два сантиметра - она не резина, она не прогнется, а потом встанет на место – она просто разрушится. Таково свойство камня – стоять до последнего. Но если уж тебя победили, то смерть. А в Кристине она сейчас увидела свойство резины. Если соврала в одном слове, может и во всех остальных. Нет, Лена верила, что она член крутой преступной группировки. Что ее отмажут. Но, сама знала, как это страшно – сидеть перед следователем, отвечать на его вопросы, бояться ляпнуть что-нибудь не то, когда кажется, что ты вообще не человек, а мошка, у которой никаких прав нет. Или еще хуже. Мошка не вызывает ни у кого отрицательных эмоций. А ты уголовник, преступник, рецидивист, даже если повторно пока ничего не совершала – все равно они уже знают, чем ты, когда выйдешь, будешь заниматься. И пытаются любыми способами добиться твоего признания. И понимания никакого нет. И милосердия никакого нет. И после этого она будет говорить, что обзывала их и заявила, что показаний давать не будет, потому что ее тошнит от них? Да ей еще сильнее надо не высовываться, молчать, ей надо строить из себя тупую дуру, которая ничего не знает и дотянуть до того момента, когда ее вытащат. Лена только себя может обвинить, а она утащить за собой целую группировку.
И вообще, это очень страшно, когда с тобой в камере сидит не тот человек. В смысле плохого отношения к тебе. В камере он составляет сто процентов твоего общения. То, что в обычной жизни состоит из двухсот человек, сейчас представляет собой один – Кристина. На свободе ты можешь выбрать людей, которые к тебе лучше относятся, или хуже, по каким-то причинам. Кто-то зажирается и говорит, что ему кто-то надоел. И ты можешь такого человека послать. А кто-то очень сильно зажирается и начинает плохо относиться ко всем вокруг. Такого тем более пошлешь сразу. А в камере ты ничего выбрать не можешь. Поэтому так страшно, когда ты не знаешь, что тебя ждет. Или сто процентов хорошо. Или сто процентов плохо. Никаких полутонов. И тут-то неизвестность становится известностью.
«Она точно не крутая, - осознала Лена, - значит, жить можно».
В ближайшее время не предвиделось особых неприятностей. Лена сразу успокоилась под звук серьезных возмущений Кристины, и немного расслабилась.
«И, кроме того, - поняла Лена, - все ведь просто люди, если все как-то там живут, то она точно выдержит».
«Интересно, какая у нее кличка в ее банде? – думала Лена, глядя на Кристину, - Белоснежка. А что, ей идет. Нет. Вряд ли – такая длинная кличка не приживется».

-А зачем ты его убила? – спросила Кристина, когда они уже легли спать.
-Я его не убивала, - тихо сказала Лена недовольным голосом.
-Ну почему-то они тебя взяли? – продолжала выяснять та.
-Потому что захотели.
-А почему захотели?
-Потому что им приказали.
-Кто?
Лена прекрасно понимала, что Кристина задает вопросы не из сострадания к ней, а для того, чтобы посмотреть на ее реакцию. Что она не интересуется ответами, а, вернее, не верит им. И, чтобы просто и грубо закончить беседу, сказала:
-Тот, кто есть не твой уровень, поняла?
И резко отвернулась от нее к стене. Кристина еще несколько секунд смотрела на Лену, надеясь, что та еще повернется, но, поняв, что этого уже не произойдет, легла и закрыла глаза.

Плеханов сидел у стены, на железной табуретке, обтянутой кожзаменителем, у больничного стола, заваленного разными бумагами. Наклонившись вперед, обхватив сзади голову руками, сцепленными в замок. Спина его была похожа на спину кошки, которая выгнула ее, завидя чужого кота. Худая невозмутимая женщина в большом чепчике, сидящая за этим столом, иногда поднимала на него глаза, но, за его деньги, заплаченные им в этом престижном центре, не решалась выгнать его. Плеханов не двигался, но, казалось, был так взвинчен, что мог в любую минуту вскочить, как та самая кошка, с выгнутой спиной, если ее сзади потрогать по «горбу». Неожиданно Плеханов сам заговорил:
-Но ведь не было этих антител, еще три месяца назад не было, - сказал он так, словно они до этого говорили, и она ждала его слов.
-Вы знаете, – начала говорить женщина успокаивающим голосом, - существует так называемый «период окна»…
Плеханов неожиданно вскочил и мотанул к выходу, так быстро, словно он был не солидный бизнесмен, не уважаемый человек, а оборванный шестнадцатилетний сорванец, который попал мячом в окно, и, теперь, прибежав в эпицентр события, убегает, забрав его, стараясь остаться незамеченным. Тетенька посмотрела ему вслед, и, осознав, что она не в своем четвертом инфекционном, а в солидном месте, куда она наконец-то устроилась на нормальную зарплату – и это в ее-то предпенсионном возрасте - сразу же вспомнив, как надо вести себя с посетителями платных центров, немного покачала головой.
«У богатых свои причуды», - показал ее облик, и она опустила глаза в многочисленные бумаги.

А время в камере шло своим чередом. Лена снова осознала, что вряд ли удастся доказать свою невиновность, просто потому, что разочаровалась даже в Лизе. Та на каждое обвинение в сторону следователя или даже охранников, отвечала что-то, их оправдывающее и подкрепляла эти слова конкретными статьями.
«А ведь можно придумать, что есть какие угодно статьи, и на суде так и высказывать, если судья свой. И она не сможет ничего противопоставить, потому что совсем не знает уголовного права. Может разобраться адвокат, нанятый извне, но у нее нет на это денег. И никого нет, кто бы там, на воле что-то делал. И у нее уже не осталось сил, чтобы бороться, чтобы доказывать свое мнение - тем более что она не знала, как его доказать - чтобы снова повторять, что она этого не совершала. Что ей Уголовно-процессуальный, Уголовный кодексы, статьями из которых так любит сорить Лиза? Зачем они нужны, когда могут посадить невиновного человека? Просто так посадить, без всяких статей. Зачем усложнять себе жизнь, когда можно просто сажать? Не учить статьи, не разбираться в законах, не объяснять заключенным, за что они сидят, а просто сказать – «так нужно», меньше писанины».
Ее мысли прервала Кристина:
-А почему ты прессу не читаешь? Ты знаешь, что в изолятор приносят прессу?
-Зачем мне читать, что там происходит, если я тут?
-Ну, в принципе да. Это меня отмажут. А тебе какая разница.
И Кристина легла на кровать, закинув ногу на ногу. Лена ничего не ответила. Если бы она уже сидела в тюрьме, то обязательно набила бы ей рожу, но, сейчас, в ней еще теплилась надежда, и инстинкт самосохранения не позволял ей этого сделать, зная, что на суде ее из-за подобного происшествия будут характеризовать не с самой лучшей стороны.
-Знаешь, вообще все люди надеются, что им дадут не много.
-Я реально смотрю на жизнь.
-Но за одно убийство не могут дать пожизненное, - подняла свои тонкие брови Кристина.
-Если захотят дать, дадут сколько надо, - ответила Лена с намерением больше не реагировать на реплики Кристины. Та посмотрела на нее с удивлением, замерла на мгновение с непониманием в глазах, через секунду выражение ее лица изменилось, она вспомнила, что минуту назад рассматривала свои ногти, и это занятие доставляло ей истинное удовольствие. В камере повисла тишина. Лена лежала, уткнувшись в стену, пытаясь не расплакаться, а Кристина продолжала валяться на «кровати», рассматривая свои ухоженные, слегка отросшие ногти, про себя матерясь, что опять попала сюда.

-А ты чем занималась до того, как села? – спросила Лену Кристина.
-Училась. В техникуме на втором курсе. А ты?
-Работала, - гордо сказала та.
-Со своими?
-Конечно.
-И ты за свою жизнь больше нигде не работала?
-Нет, - все так же гордо ответила она.
-А тебе не было страшно, что ты делаешь что-то противозаконное, что тебя могут посадить?
-Но ведь не посадили же.
-А если возьмут всю вашу группировку, и тебя отмазывать будет некому?
-Типун тебе на язык, - сказала Кристина, - а почему человек, с которым ты была, не дает показания?
-Они сказали, что она заинтересованное лицо. И они не будут брать показания у нее.
-Что-то они мудрят, – задумалась Кристина.
-Они решают все.
-Хорошо, что у меня все не так хреново.
-Ну да. У тебя ситуация замечательная. Тебя и твои отмазать могут, и никто им не помешает. А у меня…
-Что у тебя? – с интересом приподнялась на кровати Кристина.
-У меня никого нет, кто мог бы меня отмазать.
-А, точно, хреново тебе - протянула Кристина, опускаясь на «кровать», и продолжая смотреть на Лену с подозрением, словно пыталась по глазам прочитать, что же она думает. Наконец, осознав, что уже ничего она не поймет, отвернулась.
-Выпей за меня, когда выйдешь на свободу, - заставила ее снова повернуться Лена.
Кристина снова застыла, поняла, что ничего нового Лена не сказала, легла на спину. Не поворачивая головы, перевела одни только подозрительные глаза на бездвижную фигурку, лежащую на «кровати» и не обращающую на нее никакого внимания, и, когда перевела их обратно, на свои сдвинутые коленки, ее глаза округлились, и в них отразилась мысль: «Во как, интересненько». Она полежала так три минуты и окончательно отвернулась к холодной стенке.

-А как тебя взяли? – спросила Кристина.
-Пришли и взяли.
-Ну они что, сказали: «Петрова Елена Петровна, мы вас поймали». Так?
-Они сказали: «Максимова Елена Николаевна, пройдемте с нами, туда», - Лена мотнула головой в сторону.
-Понятно.
-Не хочу об этом вспоминать.
-Противно, это точно.
-Да.
В камере повисла пауза. Лена задумалась.
-Слушай, а сколько тебе лет? – спросила Кристина.
-Восемнадцать. А что?
-Ты выглядишь старше своих лет.
-Никто мне об этом не говорил.
-Какого ты года рождения?
-Восемьдесят первого, в марте родилась.
-Но ты ведь говорила, что на втором курсе учишься.
-И что?
-На втором курсе должно быть уже девятнадцать.
-Я в шестнадцать закончила школу. В шестнадцать поступила в техникум. В начале второго мне было семнадцать. А сейчас люди уже заканчивают второй. И мне восемнадцать. Поняла? Меня в школу дядя отдал в шесть лет.
-А почему в шесть?
-Я захотела так. Я писала, читала, и директор школы меня взял.
-Тебе надо розу вытатуировать, поняла?
-Зачем мне это?
-Те, кто совершеннолетие за решеткой встречают, так делают. Серьезно.
-Не хочу, отвали.
-Ну, попадешь на зону, говорить так не будешь. Привыкнешь по их законам жить. Это пока ты такая невинная.
-Я совсем не думаю о том, что потом будет, - грустно ответила Лена.
-Ясно, - сказала Кристина, отвернувшись. Казалось, ее уже совсем не интересовала эта грустная тема.

-Ну что, когда меня отсюда выпустят? – горячо спросила Кристина молодого парня лет двадцати трех, получив, наконец, свидание и оставшись наедине со своим коллегой по группировке.
-Дело идет. Не переживай, - спокойно, с небольшим отвращением, словно уставшим голосом, ответил парень, и отвел глаза куда-то в пол.
-Да я уже чокнулась тут сидеть. Хочешь, чтобы они меня раскололи? – сказала Кристина, сильно наклонившись вперед, и раскрыв длинные ресницы.
-Не пугай нас этим, - он резко поднял на нее свои глаза.
-Да не расколят они меня, - успокоилась Кристина, одумавшись, и снова пришла в прежнее вертикальное положение, - не расколят. Ну, пожалуйста, ну, побыстрее, я уже не могу тут сидеть.
-Если бы ты лет семь посидела, - начал, было, парень.
-У меня кожа ужасная становится и зубы тоже. Не могу жить в таких мерзких условиях.
-Да не волнуйся ты. Мы тебя вытащим.
У Кристины в глазах засветилось детское счастье. Парень сказал это так, между прочим, словно для них это был сущий пустяк.
-Слушай, Вексель, собери мне информацию на одного человека.
-Кому? Тебе? Знаешь, что это стоит денег? – раздраженно спросил он.
-Знаю, не ломайся. Мне очень надо.
-Не в твоей ситуации про других думать.
-Ты обещаешь, что скоро я буду с вами? – с надеждой спросила Кристина.
-Что толку обещать? Дело делать надо.
-Вы все возможное делаете?
-Да все. Не волнуйся и молчи, поняла?
-Да. Ты соберешь информацию?
-Ладно. На кого?
-Максимова Елена Николаевна. Восемьдесят первого года рождения. Учится на втором курсе техникума. Запомнил? Она по триста семнадцатой идет. Хорошо?
-Запомнил. Еще чего сказать не хочешь?
-Да я про нее больше не знаю ничего.
-Да не про нее. А про то, как ты тут кукуешь.
-Я тут хреново кукую. Я домой хочу. Не могу жить в таких скотских кошмарных условиях.
-Ладно, ладно. Это я уже слышал. И запомни, машина твоего любовника, ты ничего не знаешь.
-А когда они никакого мужика не найдут, пришьют мне?
-Нет. Все сделаем. Запомнила?
-Главный меня не грохнет, если я так засветилась?
-Если хочет отмазать, значит, не грохнет. Документы тебе поменяем и все. Будешь ты у нас какая-нибудь Дуня Ивановна. В первый раз что ли?
-В прошлый раз дело закрыли. А сейчас его с другими делами уже связали. Можно будет бесследно его убрать?
-Пока не знаю.
-А отпечатки пальцев?
-Их в компаниях не проверяют.
-А фоторобот?
-Придется тебя изуродовать, - улыбнулся шутливо парень.
Мурашки побежали холодными муравьями у нее по спине.
-Скорее вытащите меня!
-Хорошо. Через две недели опять приду.
-Через две недели! Что, я еще две недели тут жить буду?!
-Как можем, так и делаем. Не хнычь.
-Давай, - насупившись, сказала Кристина.

При очередной встрече с Лизой, от которых, впрочем, Лена уже почти ничего не ожидала, та сообщила ей, что первое судебное заседание состоится уже через неделю.
«Ну вот, там-то все и решится», - проскочила мысль, неприятная, шокирующая, концентрированно-грустная, словно удар тока пробил сквозь тело Лены.
-Но у них по-прежнему нет ни одного прямого доказательства. Но и других подозреваемых тоже нет. Похоже, они всерьез надеются доказать твою вину.
-Как тогда можно начинать меня судить, если нет прямых доказательств?
-Может, они на потом что-нибудь интересненькое припрятали?
-Есть шансы, что меня оправдают?
-Шансы всегда есть, только судья может о них забыть.
-Вы понимаете, что я этого не делала? Это надо только доказать.
-Только? Это так просто?
-Почему они не берут показания у Аньки? Я тогда с ней была.
-Ты уверена, что с ней? Времени много прошло.
-Не уверена.
-Если она скажет хоть что-то, не совпадающее с твоими словами, это будет квалифицировано судом, как дача ложных показаний. Если ты хочешь придумать, чем вы занимались, когда были вместе, надо это делать грамотно. А не просто «спросите Аню, она вам обязательно подтвердит», поняла?
-А мы можем придумать?
-Не советую. Надо доказывать на основе реальных фактов.
-А если доказать невозможно?
-Понимаешь, если бы это было так просто, все говорили бы, что были со своими знакомыми.
-Может, попробуем?
-Если она будет давать показания, они будут копать и под нее. И не дай бог, окажется, что в то время, в которое она заявляет, вы не были вместе, она была на занятиях или со своими подругами, и они потом это подтвердят, то судья поймет, что виновный человек пытается таким способом уйти от ответственности. Скажи честно, ты помнишь, где ты была в это время?
-Не помню. Должна была быть дома. Анька, она постоянно дома. Значит, с ней.
-Сможет она все точно вспомнить?
-Нет.
-Сможет она не запутаться, если на нее будут давить?
-Нет.
-За дачу ложных показаний предусмотрена ответственность. Если ее уличат в этом, она тоже попадет. Хочешь этого?
-Нет. Тогда не надо. Она не должна пострадать.
-Тогда давай решать, как мы будем доказывать твою невиновность.
-Давай.
-Значит, у нас позиция такова – ты виновной себя не признаешь. Мотива у тебя не было. Ты его даже не знала.
-Не знала.
-В мире не существует ни одной фотографии, на которой ты с ним сфотографирована?
-Я же его не знала.
-Хорошо. С мотивом у них точно будут проблемы. Ты ранее никогда не привлекалась к ответственности, насколько я знаю.
-Никогда.
-Это хорошо. Будем гнуть такую линию – хорошая девочка, понятия не имеющая, что такое совершать преступления, по недоразумению оказалась за решеткой.
-Я кровь сдавала как донор. Это им поможет поверить, что я действительно хорошая девочка?
-Конечно, существенная деталь.

-Ну, что ты там узнал? – жадно спросила Кристина.
-На, читай, - и парень протянул ей маленький, сложенный вчетверо листок.
Она быстро пробежала по строчкам, и, подняв на него жалостливые, растерянные глаза, словно пытаясь по его виду понять, в чем дело, замерла на секунду:
-Кому-то она помешала?
-Не кому-то, а очень даже солидному, крутому мужику. Известный в городе чувак, приличный, обеспеченный человек.
-Приличный, - хмыкнула Кристина и снова вернулась к шокирующим строчкам.
-Бывший депутат, бизнесмен, эти выборы, правда, почему-то проиграл. Но хуже ему от этого не стало. Недвижимости много у него в *****не.
-Что же она ему такого сделала?
-История об этом умалчивает. В мысли к человеку я залезть не могу. Собрал только то, о чем знают некоторые.
-Слушай, а нам не нужен новый человечек?
-Нужен. Но платить деньги, отмазывать ее никто не будет.
-А ты спрашивал…
-Ты что, не понимаешь – даже это не просто отмазать. За нее деньги были заплачены, чтобы ее посадили.
-Странно. Такая сопля, а зацепила такого чувака. Интересно.
-Да.
-Ты про меня расскажи. Я сколько буду тут еще сидеть? – подняла Кристина глаза на него, отодвинув в сторону переставший быть интересным листок.
-Скоро выйдешь. Они уже готовят бумаги, чтобы тебя выпустить.
-Какие бумаги?
-В дело надо подшить, - совсем безразлично сказал парень.
-Вексель, прелесть, я тебя просто обожаю!

-А если тебе пожизненное дадут, - спросила Кристина, - что ты тогда будешь делать?
Более тупого вопроса Лена еще не слышала. С одной стороны, если на свободу уже не выйти, придется до конца жизни находиться за решеткой, это и так понятно, а с другой стороны, она боялась сама себе ответить на этот вопрос. Правда была слишком уж ужасной.
-Пока еще не дали, - как можно более равнодушным и одновременно крутым голосом ответила Лена.
-Ну ты представь, что дали, - все напирала Кристина, - ты будешь до конца жизни терпеть нашу зону? Что, действительно, да?
-Живут же люди на зоне, - ответила Лена.
-Да, живут. Только хреново живут.
-От безысходности можно ко всему привыкнуть.
-Ты низким тоном не говори. Крутость, она не в этом проявляется.
-Ты что ли очень крутая? – спросила Лена.
-Крутая, потому что на свободу хватит ума выйти.
-Тебя другие люди вытащат.
-Надо много чего из себя представлять, чтобы друзья были крутые.
-Они, а не ты.
-Короля играет свита.
-Ты не король, а чмо болотное, - сказала сосредоточенно Лена.
Кристина уже отвернулась к стенке, пытаясь уснуть, и сделала вид, что не заметила этого.

Кристина лежала на кровати и разглядывала свои ногти. Даже тут она умудрялась стричь их так, чтобы оставалось какое-то подобие маникюра. И еще придумала попросить человечка, приходящего к ней на свидания, принести, а точнее, тайно пронести ей лак для ногтей. А когда тот отказался, двое суток жаловалась Лене, что он скотина и сволочь и не понимает, как плохо женщине на зоне, что для женщины естественно лежать в теплой ванне с ароматной и питательной пеной, а не сидеть в камере.
-И где бы ты красила ногти, при нем же? Тогда охранник зашел бы к вам и поинтересовался бы, откуда идет запах, - объяснила ей Лена.
-Значит, в камере.
-А тут лак что, совсем не вонял бы? Хотя, можно красить в четыре утра, тогда, наверное, никто не заметит. И почему я должна, находясь тут же, нюхать все это, эту вонь?
-Скажи, тебе еще не говорили, когда будет суд? – спросила Кристина, вспомнив, что никакого лака все равно нет, перевела разговор на эту актуальную тему.
-Через неделю, - тихо ответила Лена.
-Да?! Так быстро? Но наверное, длиться это будет очень долго.
-Почему долго? – безразлично спросила Лена.
-Такое дело. Не какая-нибудь сто пятьдесят восьмая, например. А так серьезно.
-Наверное.
-Мне так интересно, чем это все закончится.
-А мне нет, - отвернулась к стенке Лена.
-Не может такого быть. Ты и правда готова к пожизненному?
-Правда готова.
-Да проще вскрыть себе вены.
-А ты была бы готова?
-Я не ты.
-Ну и не суйся в чужие проблемы.
-Нет, мне просто интересно…
-Зачем?
-Знаешь, я читала, что у человека семь жизней. Ты можешь терпеть до конца жизни все это, а можешь сразу уйти в новую жизнь. И будешь там счастлива. Зачем жить лишние годы в дерьме?
-Не знала, что ты читаешь книги.
-Я читаю сейчас «Опасные связи». А что – мне нравится.
-Захотелось построить из себя плохую девочку?
-А ты читала?
-Не люблю романы в письмах.
-Даже не думала, что учащиеся техникумов читают такие книги. Ну и что ты осознала, прочитав данное произведение? – спросила Кристина сухо, в духе учителей литературы, используя чуждые ей слова.
-То, что фильм лучше.
-И все равно, до конца жизни не стоит тюрьму терпеть, - вспомнила Кристина потерянную тему.
-Вот и делай так, чтобы не попасть за решетку, – закончила Лена омерзительный для нее разговор.

Последний вечер перед судом был какой-то особенный. Лене казалось, что работает счетчик, который отсчитывает, сколько времени осталось до того, как начнется самый важный кусок в ее жизни. Кусок, к которому она шла эти долгие восемь месяцев. Сколько раз она кидала взгляд на решетку, невольно вздрагивая, слыша шаги, думая, за ней идут или нет, сколько раз заявляла, что не делала этого, сколько раз подписывала ненавистные протоколы допроса. И этому всему придет конец. Посадят или выпустят, это уже второй вопрос. Главное, что начинает решаться ее судьба. И больше не будет нависающей неопределенности.

-Судебное дело считается открытым. Слушается дело Максимовой Елены Николаевны.
И началось. Бесконечные термины, термины, статьи. Прокурор, судья, адвокат, прокурор, адвокат, судья, прокурор, судья, адвокат. Все они, окунувшись в свою родную стихию, сходу включились в борьбу мнений. И были так увлечены этой борьбой, что Лене казалось, будто говорят сами с собой. И обратили на нее внимание только для того, чтобы она дала показания. Лена повторила все то, что до этого сто раз говорила Лизе. Она говорила, язык лип к небу, слова путались, а серьезные лица судей, прокурора и прочих участников процесса смотрели на нее так, будто она нагло врала, а они прекрасно знали это, но из вежливости пока не говорили об этом, чтобы заранее не расстраивать ее. Она пыталась понять, насколько ее слова оказывают влияние на судью, но дополнительная мозговая деятельность путала показания, самооценка резко занижалась и путала показания еще больше.
В камере, в темноте стен ей казалось, что она стала таким прожженным жизнью волком, что ей уже ничего не страшно. Но сейчас, когда ее вытащили из камеры на свет Божий, в этом просторном зале, под прицелом пытливых взглядов, она сидела перед всеми этими людьми, и ей было ужасно стыдно, что они считают ее убийцей. Даже глаза было стыдно поднимать.
-Вопрос к подозреваемой: каков был мотив вашего преступления?
-Я его не убивала!
-Моя подзащитная всю жизнь была законопослушным гражданином, и таковым и останется в будущем.
-У нас противоположная информация.
-Моя подзащитная никогда ранее не привлекалась к какому-либо виду ответственности, занималась общественно-полезным трудом, вела спокойный образ жизни.
-По характеристикам из техникума она имела отношение к наркотикам.
-У моей подзащитной осуществляли забор крови, и анализ показал, что все показатели в норме, следы наркотических веществ в ее крови не обнаружены.
-Она могла их не употреблять, а хранить, или даже, торговать ими.
-Протестую, моя подзащитная никогда не была привлекаема к ответственности за сбыт и хранение наркотических и психотропных препаратов.
-Протест принимается…
-Я ходатайствую о том, чтобы заменить триста семнадцатую статью на сто пятую. В связи с тем, что хотя потерпевший и являлся сотрудником правоохранительных органов, но в момент убийства был не при исполнении.
-Ходатайство отклоняется…
-Нами доказано, что убийца приехал на место преступления на машине. У меня сразу возникает вопрос к моей подзащитной.
-Вы умеете водить машину? – опередила ее судья.
-Нет, - не поднимая головы, ответила Лена.
-Протестую. У человека может не быть прав, но это не значит, что он не умеет водить машину.
-Протест принимается…

Первый день не принес ничего ожидаемого. Лена вернулась в камеру, в таком состоянии, словно она была полностью выжатый лимон. Села и попыталась понять, навредила она себе своими словами или помогла. Лизка была просто великолепна – делала все, что могла, для того, чтобы вытащить ее. Ей, наверное, не меньше Лены так хотелось вырваться из этого всего, мотануть в Москву, что она не оставляла шанса выиграть никакое, даже самое трудное дело – конечно, если только оно не казалось совсем уж безнадежным. Лена даже не думала, что она нарыла столько разных подробностей. Но равнодушная судья, казалось, не воспринимала все ее доводы. Она была абсолютно беспристрастна. Даже слишком, и от этого становилось страшно.
Дни в камере продолжали тянуться медленно, но теперь у Лены было то, что занимало все ее мысли. Она ходила по камере и думала, что бы еще сказать, хотя точно знала, что ничего хорошего она не придумает, что все, что нужно, и так скажет Лизка. Что она может только навредить своими высказываниями, но все равно отчаянно думала.
С Кристиной она совсем не разговаривала насчет того, как именно проходят судебные заседания. Знала, что та хочет узнать все подробности не из жалости к ней, а из любопытства. Та же, в свою очередь, особо не приставала к ней, потому, что понимала - ей находиться тут осталось всего ничего и ее уже не волновало, что Лена о ней подумает.

-Государственный обвинитель хочет предоставить суду очень серьезное вещественное доказательство.
-Прошу вас, продолжайте.
-Это пистолет с отпечатками пальцев.
Лиза удивленно завертела головой. Лена тут же поняла, что про пистолет она слышит впервые. Еще давно она говорила ей о том, что в деле фигурирует пистолет, но тогда на нем отпечатков пальцев не было.
-Я попрошу приобщить это доказательство к делу, - заметил государственный обвинитель.
-Хорошо.
-Именно из этого пистолета и был убит потерпевший. Отпечатки пальцев принадлежат Максимовой Елене Николаевне. Прошу вас, - и он положил пистолет в пакетике перед судьей.
-Пистолет мне не нужен. У вас есть заключение экспертов?
-Конечно, есть, - и он вынул из своей папочки несколько скрепленных листов и отдал их судье, - вот, пожалуйста, возьмите.
Судья внимательно прочитала заключение, быстро подняла глаза на Лену и спокойным голосом спросила:
-Ну что, обвиняемая, как вы можете объяснить появление ваших отпечатков пальцев на этом пистолете?
-Мне этот пистолет давали, чтобы проверить, как я умею стрелять. Я стрельнула пять раз. Ни разу не попала в цель, и они записали, что я стрелять не умею. Они говорили, что данный факт пойдет, как доказательство невиновности. Я не знала, что они потом так сделают! А так даже не стала бы его брать.
-Протестую! Прокуратура и органы дознания не пользуются такими способами получения доказательств.
-Протест отклоняется. Вы узнаете в этом пистолете тот, который вам давали?
-Я совсем не разбираюсь в пистолетах. Вроде это тот. Я не разглядывала его!
-Гражданин судья, отпечатки пальцев, как мы знаем, самое прямое доказательство вины подозреваемого. У меня больше нет реплик.
-Гражданин судья. На тот момент, когда мы проводили ознакомление с делом, про отпечатки пальцев на пистолете ничего не было известно.
-Потому что проходила экспертиза.
-Я прошу суд дать нам время, две недели, для ознакомления с данной уликой. И прошу перенести судебное заседание в рамках этого времени.
-Просьба защиты удовлетворяется.

Ваше мнение:
  • Добавить своё мнение
  • Обсудить на форуме



    Комментарий:
    Ваше имя/ник:
    E-mail:
    Введите число на картинке:
     





    Украинская Баннерная Сеть


  •  Оценка 
       

    Гениально, шедевр
    Просто шедевр
    Очень хорошо
    Хорошо
    Нормально
    Терпимо
    Так себе
    Плохо
    Хуже не бывает
    Оказывается, бывает

    Номинировать данное произведение в классику Либры



    Подпишись на нашу рассылку от Subscribe.Ru
    Литературное творчество студентов.
     Партнеры сайта 
       

    {v_xap_link1} {v_xap_link2}


     Наша кнопка 
       

    Libra - литературное творчество молодёжи
    получить код

     Статистика 
       



    Яндекс цитирования

     Рекомендуем 
       

    {v_xap_link3} {v_xap_link4}








    Libra - сайт литературного творчества молодёжи
    Все авторские права на произведения принадлежат их авторам и охраняются законом.
    Ответственность за содержание произведений несут их авторы.
    При воспроизведении материалов этого сайта ссылка на http://www.libra.kiev.ua/ обязательна. ©2003-2007 LineCore     
    Администратор 
    Техническая поддержка