Libra - сайт литературного творчества молодёжи Libra - сайт литературного творчества молодёжи
сайт быстро дешево
Libra - сайт литературного творчества молодёжи
Поиск:           
  Либра     Новинки     Поэзия     Проза     Авторы     Для авторов     Конкурс     Форум  
Libra - сайт литературного творчества молодёжи
 Женя Марченко - судьба Человечка (Глава 14) 
   
Жанр: Проза: Разное
Статистика произведенияВсе произведения данного автораВсе рецензии на произведения автораВерсия для печати

Прочтений: 0  Посещений: 2506
Дата публикации: 28.3.2007



Глава 14

Лена пришла в камеру в ужасном, безнадежном состоянии. После всего услышанного, после всего пережитого, она не знала, что ей теперь делать. За ее отсутствие камера как будто намного уменьшилась, стены еще сильнее давили, решетки на окнах стали немного толще. Сразу улеглась на кровать и закрыла глаза.
-Что нового? – спросила ее Кристина.
Лена не ответила. Кристина сразу поняла, что все плохо и, безразлично хмыкнув, отвернулась, и продолжила рассматривать свои ногти.
Лена лежала и думала. В голове крутились слова обвинителя о том, что отпечатки пальцев – это самое сильное доказательство. Да она и сама это знала из фильмов. И ей бы в голову не пришло оправдать человека, оставившего свои отпечатки пальцев на пистолете, из которого был убит другой человек. А сейчас она сама лежит и надеется на тупость судьи, которая не обратит внимания на это доказательство, и вынесет терпимый приговор. Правда, оставалась надежда на Лизку – она такой человек, что обязательно что-нибудь придумает. Но, она не может пойти и стереть эти дурацкие отпечатки, и провести экспертизу заново. И гордо сказать о том, что нет никаких отпечатков, если они на самом деле есть.
«И чего я думаю? – решила Лена. – Все равно другие доказательства достанут. За его деньги будет все».
Вдруг она осознала, что теперешняя ее жизнь уже не похожа на начало ее пребывания здесь. Уже теперь поняла, что допросов в последнее время совсем не стало. И через некоторое время свиданий с адвокатом и поездок на суд тоже не будет. Жизнь стала легче и спокойнее, словно когда-то повернутый вспять поезд, какое-то время еще сопротивлявшийся, пошел теперь, набирая скорость, по рельсам и сам радовался этому. А еще привыкаешь. С такими темными мыслями Лена лежала какое-то время. Бордово-черные мысли иногда заносило серым туманом надежды. Туман таял, и впереди кружилась неизвестность, готовая поглотить ее. Словно черная дыра в космосе. Незаметно Лена погрузилась в неглубокий сон – тревожный и беспокойный.

Все две недели до следующего слушания Лена почти не разговаривала. Она лежала, отвернувшись к стенке с закрытыми глазами. У Кристины появились глянцевые журналы.
«Неужели такую прессу приносят в изолятор, как она говорила? Или это ей по знакомству предоставили?» - подумала Лена. Кристина лежала и целыми днями листала их, всматриваясь в одни и те же картинки по пять раз. В конце концов, ей это надоело, и она стала просто валяться на «кровати», глядя в пол. Казалось, она совсем ни о чем не думает. Лиза не приходила. Наверное, с появлением этой прожигающей сознание улики у нее стало намного больше работы. Надо все изучить и осознать, что ты скажешь, когда судья будет смотреть на тебя пронзительным, немигающим взглядом. Мыслей у нее совсем не осталось. Просто сильная обида оттого, что на нее сваливаются проблемы, с которыми она справиться не может. Если бы ее избили, изнасиловали, это было бы честное проявление дикой агрессии. А тут чистенький дядя спокойно достает этот пистолет и прибавляет ей долгие годы в камере, или строгость режима, или еще какие-нибудь прелести нашей пенитенциарной системы. Лена понимала, что попади она туда, на свободу, к нормальному психологу, он наверняка нашел бы у нее сильный психический стресс. Если не сказать больше. Но тут это никого не беспокоило. Тут она была просто обычная единица состава заключенных, за которой следят, чтобы она не сбежала, и еще сильнее следят, чтобы она не отправилась на тот свет по своей инициативе. Идти на следующее заседание было очень страшно. Казалось, сейчас он опять вытащит что-нибудь, и ее похоронят прямо там, в зале суда. Но убьют максимально гуманно, потому что они все очень справедливые люди.
«Лучше пускай без меня судят, чтобы нервы не трепать», - подумала Лена. И она так и сделала бы, но ее мнения никто не спрашивал и серьезный охранник ровно в десять пришел за ней в камеру.

Лиза первым делом успокоила Лену бесшумным голосом, и быстро оглядела свои бумаги. Сходу она начала:
-Сторона защиты обращает внимание суда, на то, что в момент изъятия пистолета отпечатков на нем не было. Они появились несколько позже.
-Протестую. Отпечатки были с самого начала. Они были сняты нашими экспертами. А более поздняя, последующая, московская экспертиза позволила более точно, во второй раз установить, что эти отпечатки принадлежат подсудимой.
-Сторона защиты продолжает настаивать, на том, что изначально на пистолете не было никаких отпечатков.
-Ознакомьтесь, пожалуйста, внимательно с заключением наших местных экспертов. Оно утверждает, что после изъятия они начали сразу проводить экспертизу. И отпечатки были там с самого начала.
-Сразу? А результат стал готов только через семь месяцев?
-Он был известен сразу. А результат московской экспертизы только сейчас. И знаете, у них много работы.
-В деле не было первого заключения, несмотря на то, что вы утверждаете, что они были сняты сразу. Почему?
-Потому что мы ждали результатов второй экспертизы, чтобы точно в этом удостовериться. Мы же не звери, чтобы быстро обвинять, преступление ведь большой тяжести.
-Эти эксперты работают с вами и сторона защиты сильно сомневается в честности экспертов.
-Одного заключения местных экспертов достаточно, чтобы предъявить обвинение человеку. А вторая экспертиза? Они профессионалы. Значит, у вас есть сомнения в московской экспертизе – а верите, что они нас в лицо не знают?
-Я прошу суд обратить внимание именно на дату заключения. Еще три недели назад никто не знал об этой улике.
-Ни «никто не знал», а вы не знали. А заключение это сразу было.
-Давайте представим, что моя подзащитная правда не врет, и ей действительно давали его, чтобы проверить, как она стреляет.
-Давайте представим, что бывают квадратные яблоки.
-Так можно было дать пистолет любому человеку, и он сейчас находился бы перед нами. Что вы на это скажете, сторона обвинения?
-Отпечатки именно ее, понимаете, а не любого человека.
-Заключения не было в деле, потому что тогда ей еще не давали стрелять, согласны?
-Вы говорите лишнее.
-Я говорю то, что убедит судей в невиновности моей подзащитной.
-На дату посмотрите!
-Это заключение мною подвергается сомнению.
-Вы сейчас обвиняете сотрудников прокуратуры в должностных правонарушениях.
-Пистолет был испачкан в крови. На данном оружии совсем не видно следов крови.
-Естественно. Его очистили.
-Очистили, не убрав отпечатков пальцев?
-Именно так. Может, вы подадите в суд на судмедэксперта, за то, что он хорошо выполняет свою работу?
-Уважаемый суд. Я изучила дело и нашла ряд подробностей. Дело в том, что существует одна интересная улика. И она описана не в той части дела, которая касается орудия убийства, а в другой, в той, что касается найденных улик. Возможно, поэтому прокурор ее и не заметил. Давайте по порядку. Пистолет был в крови. В деле имеется заметка о том, что убийца протирал пистолет, пытаясь уничтожить отпечатки пальцев. И разводы крови на пистолете отчетливо заметны на фотографии. Только почему-то в сделанном нашими московскими экспертами описании орудия убийства этого нет. А вот и та самая улика. Там был найден платок, испачканный кровью потерпевшего. По местоположению пятен крови, помятости и местонахождению на месте преступления мы можем быть уверены, что этим платком стирали кровь с пистолета. Эта улика и соответствующее заключение могут быть предоставлены суду незамедлительно. Я хочу узнать у судьи, возможно ли, что после того, как протиралось орудие убийства, на нем все еще остались отпечатки пальцев? Улика зарегистрирована в деле. Вот заключение экспертов, о том, что кровь на пистолете и на платке идентична.
-Подозреваемая могла сильно волноваться, может, торопиться, и не стерла все отпечатки пальцев.
-Следствием установлено, что перед тем, как произошло убийство, была борьба. Моя подзащитная – маленькая хрупкая женщина. Она не могла оказать потерпевшему достойного сопротивления.
-Потому и убила его!
-Протестую.
-Протест принимается.
-Она не могла бороться с мужчиной. Она сразу потерпела бы поражение.
-Женщина в состоянии аффекта обладает недюжинной силой.
-Я протестую. В данный момент моя подзащитная обвиняется не по статье «Убийство в состоянии аффекта», я требую запись о том, что она якобы совершала преступление в этом состоянии изъять из протокола. И о том, что она вообще это совершала. Она не совершала это преступление.
-Принимается.
-Более того, на месте преступления был обнаружен окурок.
-Какое это имеет отношение к делу?
-Я хочу спросить мою подзащитную, курит она или нет?
Лиза подошла к Лене и встала лицом к судье.
-Вы курите? – обернулась она к Лене.
-Нет, - ответила Лена.
Лиза повернулась обратно и сказала:
-Я прошу занести в протокол информацию о том, что на месте преступления находился неизвестный нам человек.
-Ничто не доказывает того, что окурок был оставлен участником событий.
-После завершения экспертизы мы обязательно предоставим суду результаты.
-Какие еще у вас есть доказательства?
-Кроме того, на теле потерпевшего обнаружены следы ударов, которые по заключению судебно-медицинской экспертизы, принадлежат руке гораздо большего размера, чем рука моей подзащитной. Сейчас эксперты изучают эти материалы и через две недели, я уверена, они представят нам заключение о том, что на месте преступления находился совершенно другой человек.

С этого заседания Лена вернулась в еще более подавленном состоянии, чем с прошлого.
Они барахтались в непонятных уликах, доказывая какие-то мелочи, а про самую главную улику сказали лишь в начале и после про нее уже ничего не говорили, доказывая мелкие по значению факты, которые не могли изменить ситуацию. Хотя прекрасно про нее помнили.
Лена молча легла на кровать, все так же ничего не собираясь говорить. Кристине за это время уже порядком надоело сидеть в тишине. Она надеялась, что все изменится после этого заседания, что Ленка снова начнет болтать с ней, как и раньше. Кристина три дня делала вид, что ей это не нужно, но потом, не выдержав, начала первая:
-Что там такого сказали?
-Ничего особенного, отвали.
-Скажи мне. Может, я что посоветую.
-Твои советы ничего не изменят.
-Ты расскажи, а изменят или нет…
-Я хочу спать.
-Намолчишься еще, когда меня тут не будет.
-Мне казалось, в тюрьмах, наоборот места не хватает. Люди сидят в переполненных камерах. Даже спят по очереди.
-Ты еще попади в тюрьму. Сколько суд будет длиться.
-Если меня выпустят…
-Тебя не выпустят, - неожиданно сказала она, замолчала, поняв, что ляпнула лишнее.
Лена посмотрела на нее и все поняла.
-Знаешь что, о себе побольше думай.
«Хитрая лиса, сволочь, - подумала Лена, - откуда она это знает? И что конкретно?»
-А я жду, не дождусь, когда приду домой, поем, ляжу в теплую ванную.
-А у нас и в общаге не было нормальной ванной. Ты моешься, а постоянно желающие помыться ломятся.
-Значит, привыкнешь. Забей.

-Итак, на прошлом заседании я говорила о том, что мы предоставим суду материалы экспертизы, подтверждающие то, что на месте преступления находился посторонний человек.
-Конечно.
-Итак, как мы помним, на месте преступления был обнаружен окурок, со следами слюны, не принадлежащей не моей подзащитной, ни потерпевшему. То есть, на месте преступления был другой человек.
-Этот окурок мог быть оставлен другим человеком задолго до этого. Ничто не говорит о том, что он принадлежал убийце.
-Он вдавлен в землю, предположительно ботинком. След от ботинка мужской! На теле есть одна рана, причиненная укусом человека, так вот - слюна на ране и слюна на окурке совпадают. Следы от укуса не могут принадлежать моей подзащитной.
-Он мог драться, но не убивать.
-Он там был, а значит, совершил это преступление или является его соучастником, что тоже ведет к уголовной ответственности.
-Если на месте преступления находился третий человек, это не снимает вины с подсудимой.
-Я протестую. Не третий, а посторонний. Моя подзащитная находилась в тот момент в другом месте.
-Протест принимается, продолжайте.
-Кроме того, следы от ударов на теле принадлежат руке, большей по размеру, чем рука моей подзащитной. Вот об этом заключение экспертов.
-Это не оправдывает обвиняемую.
-На данный момент еще что-нибудь имеется?
-Моя подзащитная не была знакома с потерпевшим. Я прошу обратить внимание. Она не могла совершить это убийство.
-Защита основывает свои сомнительные доводы на словах обвиняемой.
-И самое главное – мотив. Защита обращает особое внимание суда. У нее не было мотива.

Когда Лена вернулась в камеру, Кристина металась по ней из угла в угол.
-Что случилось? – спросила Лена.
-Когда меня выпустят? Не могу больше тут сидеть. Все вот-вот и никак, уроды.
-Какие у тебя проблемы.
-А у тебя что нового? – остановилась на минуту она.
-Пистолет с отпечатками всплыл.
-О! Это ты надолго попала!
-Они мне его давали в руки. Я не убивала его.
-Не надо было трогать.
-Не надо.
-Ты сказала, что это подстава?
-Теперь поздно.
-Да, круто тебя так засадили.
-Профессионалы, не подкопаешься.
-Слушай, а почему он тебя ненавидит? – спросила, вдруг Кристина.
-Тебя не касается.
-Этот Плеханов, он крутой мужик.
Лена поднялась на «кровати». Она и до этого осознавала, что Кристина много чего знает. Но, когда та произнесла его фамилию, у Лены в сознании словно стекло разбилось. Она пять секунд смотрела на Кристину. Пыталась понять, как та так быстро получила данные, и через кого. Через ментов, через своих? Через ментов. Точно. Они ведь ковыряются во всем этом. И сразу мелькнула мысль – выйти на этого следователя и предложить ему еще больше. Продать квартиру, например. Или предложить мало, но с условием, что она уедет из города, а тот Плеханову скажет, что ее посадили, и Плеханов будет думать, что она действительно, реально сидит. Только надо знать, кто конкретно взял деньги у заказчика – при левых с ним уже не договоришься. Все эти мысли сверкнули в голове за мгновение. Во взгляде появился упертый огонек. Кристина даже испугалась, что сказала лишнего и, глядя на нее со страхом, отсела чуть-чуть вглубь «кровати».
-Кто тебе это рассказал? – напряженно спросила Лена.
-Много будешь знать – скоро состаришься, или вообще никогда не состаришься.
На Лену неожиданно накатила такая ярость, с которой она не могла и не хотела совладать. Она вскочила на ноги, схватила ее за кофту, подняла над «кроватью», и начала бешено трясти.
-Ты, сука, быстро говори!
-Эй, ты, хватит!
-Быстро говори, кто сказал?
-А, помогите, убивают!
Лена поняла, что сейчас на крики прибегут охранники, и после такого инцидента ее обязательно накажут и на суде об этом станет известно. Она резко усадила ее обратно на «кровать» и заткнула ей ладонью рот.
-Му. Му. Му му. Му му му, - помычала Кристина.
-Тихо, не ори, - сказала Лена и убрала руку.
-Совсем чокнутая, идиотка.
-Так, давай спокойно. Кто тебе сказал?
-Еще раз спросишь, скажу охранникам, что ты мне призналась во всем, что убила, поняла?
-Была бы возможность, убила бы тебя.
-Что у вас там происходит?
Обе обернулись, охранник стоял и сурово смотрел на них.
-Она мне угрожает, говорит, что убьет меня!
-Все нормально, - сказала Лена и села послушно на свою «кровать», словно уйдя из личного пространства Кристины.
-Поспокойнее тут, - сказал охранник и, раскачиваясь, ощущая себя здесь управляющим, отошел от двери.
Они снова посмотрели друг на друга. Кристина со страхом, а Лена с нескрываемой агрессией.
«Если каждой твари мстить, до конца жизни будешь сидеть», - подумала она.

-Слово предоставляется стороне обвинения.
-Спасибо большое, - сказал невысокий упитанный человечек в сером костюме, вышел на середину зала судебного заседания, задумался на секунду и посмотрел на судью.
Видно было, что они одна компания, что после заседаний тот подвозит ее домой, что сидя где-то в служебных комнатах, обсуждают проблемы быта, что бухают вместе. И что она никогда не осудит его действий. Даже если они будут крайне непорядочными. Зато любое действие Лены, даже если оно совсем мелкое, кладут на весы, наблюдая, какая чаша перевесит.
«Привыкли работать с уголовниками, так и относятся. Не будут в общем потоке высматривать – непорядочный человек или порядочный», - вспомнила она слова Лизы.
Упитанный человечек вдруг понял, что забыл взять со стола фотографию и спешно вернулся за ней.
-Посмотрите на эту фотографию. Это потерпевший. Убитый вами милиционер - Исаев Игорь Павлович. Вас вместе с этим человеком видели свидетели. Вы не можете отпираться, что не видели его никогда, - сказал он и протянул ей фотографию.
Лена посмотрела на фотографию, и молния пронзила ее сознание. Она сказала первое, что пришло на ум.
-Игорь.
-Значит, вы все-таки знали его? Я еще раз спрашиваю – знали вы его или нет? Отвечайте нам честно.
-Но я не знала, что это Игорь.
-То есть, вы убивали его и не знали?
-Я не убивала его.
-Откуда вы его знали?
-Он следил за порядком на рынке. Я там работала – встречала его каждую субботу там.
-Он прижимал вас? Составлял на вас протоколы?
-Нет.
-Вы его ненавидели?
-Мы были друзьями.
-На основе чего?
-Не на основе чего, а просто так. Люди не могут быть друзьями просто так?
-Просто так – нет. Люди дружат, когда их что-то связывает.
-Я сдавала кровь, когда его дочь попала в аварию.
-А теперь он стал требовать от вас что-либо и вы его убили?
-Я не убивала его!
-Протестую! Со стороны обвинения осуществляется моральное давление на мою подзащитную. Не задавайте наводящих вопросов. Не утверждайте недоказанное.
-Принимается.
-Он имел такое сильное влияние на вас, что заставил вас сдать кровь. И он что-то еще хотел? Не каждый человек, работающий на рынке, близко общается с милиционером, контролирующим территорию. Какие отношения еще вас связывали?
-Никакие.
-Личные отношения?
-Нет. У него была жена. Он об этом даже не думал.
-Он не думал. А кто думал?
-Никто.
-Протестую. Выяснения данных подробностей не имеет отношения к делу.
-Протест принимается.
-Гражданин судья, я просто хочу доказать, что между обвиняемой и потерпевшим на тот момент существовали более близкие отношения, чем обычно бывают между людьми, работающими рядом.
-У многих людей существуют близкие отношения. Но это не повод убивать, - пояснила Лиза.
-Сначала она утверждала, что не знала его. Теперь – что знает. Хотите запутать следствие, обвиняемая?
-Может, вы запутываете? Я не видела до этого его фотографии. Только сейчас поняла.
-Расскажите, как конкретно он контролировал ваши торговые точки.
-Приходил и смотрел, чтобы все было хорошо.
-Меня интересуют конкретные действия.
-Это не имеет отношения к делу, - поняв, что Лена плавает, вмешалась Лиза.
-Протест отклоняется.
-Приходил и смотрел, все ли нормально.
-Что он конкретно говорил?
-Проверял накладные.
-Это обязанность налоговой полиции.
-Хорошо. Я скажу. Он контролировал наши точки. Собирал с них дань.
-Так. Уже лучше.
-Он был хороший человек, правда.
-И вам очень не нравилось, что он так делает?
-Но нас это не обижало – все привыкли к этому.
-Можно привыкнуть к тому, что у тебя забирают твои кровные деньги?
-Можно.
-Значит, получается, он занимался преступным бизнесом?
-Да.
-Вам были неприятны его действия?
-Мне было все равно.
-Ну вот мы и нашли мотив.

В камере Лена села на кровать и уставилась на Кристину.
-Скажи мне фамилию следователя, который взял деньги.
-Да не знаю я. Отстань от меня.
-Ты можешь узнать у того, кто тебе информацию дает?
-Не знаю. Спрошу.
-Спроси. Мне это нужно, - сказала Лена.
Она легла на кровать и закрыла глаза. Кристина еще долго смотрела на нее, понимая, что самые смачные подробности она может узнать только из уст Лены – никакой Вексель их не откроет, со страхом в глазах и немым вопросом: «Как ее расколоть?»

На следующее судебное заседание пригнали шумную толпу студентов. Строгая преподаватель в очках шла впереди них со словами:
-Это как раз ваша специализация. Проходите быстрее, рассаживайтесь.
Студенты весело и беззаботно болтали, иногда переводя взгляд и со страхом посматривая на подопытную мышь под названием человек, которая сидела в клетке и ждала результата проводимого эксперимента.
-Сторона защиты хочет поведать суду об очень интересном факте. Дело в том, что как мы знаем, убийство было совершено девятого октября 1998 года. И отпечатки пальцев предполагаемого убийцы были на пистолете сразу. Так я понимаю сторону обвинения?
-Да, так.
-Я хочу рассказать вам то, что проливает свет на это дело. Я напомню вам об одном происшествии, которое произошло в общежитии, в комнате, где жила моя подзащитная до задержания. Помните, когда мы говорили о том, что к ним в комнату принесли их сокурсницу с передозировкой наркотиков? Вы тогда пытались безосновательно утверждать, что моя подзащитная точно торгует наркотиками или хотя бы их хранит. Так вот, уважаемый суд, тогда у моей подзащитной были сняты отпечатки пальцев - было проведено дактилоскопирование. Я прошу приобщить к делу копию дактилоскопической карты, благодаря которой мы можем получить сведения о том, у кого, а именно у моей подзащитной, и когда это все было сделано. А было это незадолго до убийства. Ее отпечатки уже тогда были в вашей картотеке!
-Хорошо, приобщаем к делу, - сказала судья.
-Что вы хотите этим сказать? – сразу же перебил ее государственный обвинитель, обратившись к адвокату.
-А то, что если на пистолете были ее отпечатки, и в вашей картотеке они были, то почему тогда вы сразу не пришли ее арестовывать? А арестовали только через месяц с лишним? – она уже почти перешла на крик.
-Не через месяц с лишним, а меньше, чем через месяц. Потому что мы готовили задержание.
-Готовили задержание? Она что, такой опасный преступник? Ее задерживала реальная группа захвата? В деле имеются заметки следователя и сделаны они через десять дней после убийства, через двенадцать дней после убийства, через четырнадцать дней после убийства. И нет ни единого слова о моей подзащитной. Я скажу почему - потому что ее отпечатков на пистолете просто не было. И арестовывать тогда было некого, понятно? Они появились тогда, когда она оказалась в отделении.
-Мы готовили документы! – громко сказал государственный обвинитель.
-Расскажите, какие документы? - не унималась Лиза.
-Все нужные документы! - заорал государственный обвинитель.
-Вы же доказывали, что одного заключения местных экспертов достаточно для того, чтобы предъявить обвинение человеку!
-Вы не должны запутывать суд, - попытался не волноваться государственный обвинитель.
-Расскажите, почему вы не сделали логично? – не отставала от него Лиза.
-Мы сделали, как продуктивней для следствия.
-У меня больше нет вопросов.


-Вексель, узнай, кто ее сюда посадил.
-Как ты меня достала, и так узнал больше, чем мог.
-Ты мне фамилию следователя скажи. Ну и еще чего узнаешь.
-Попробую.
-Меня-то когда выпустят?
-Скоро. Главное, молчи, поняла?
-Скоро говорить разучусь.
-Не может такого быть.
-Заново меня будете учить говорить.
-Шутишь? Значит, еще немного можно тебя тут подержать, не все еще так плохо.
-Я тебе дам не так плохо. Оказался бы ты в такой ситуации!
-Ути пути, бедненькая моя!
-Я не могу, слышишь, я не могу больше тут сидеть.

-Рассказывай, что ты от него узнала? – спросила Лена Кристину сразу, как только охранник отошел от двери.
-Ничего. Он пока только узнает. Сейчас мы с ним о другом говорили, - вальяжно сказала Кристина.
-Только бы ты подольше тут побыла. Когда он к тебе в следующий раз придет?
-Типун тебе на язык, я домой хочу, - сказала Кристина.
-Я тоже хочу. Сколько мы тут уже с тобой?
-Четыре месяца. Все лето тут провела.
-А я одиннадцать. Представляешь?
-Блин, а мои меня все никак не отмажут.
-Он точно на следующем свидании скажет? – вернула Лена мысли Кристины к началу.
-Обещал сказать, должен.

-Ну что, все узнал? – спросила Кристина у своего коллеги по группировке, понимая, что ее это уже интересует не меньше, чем Лену.
-Слушай. Дело такое, короче. Им надо было засадить ее за убийство. На тот момент у них было несколько дел. Они собрали про нее информацию. Просекли, чем она занимается и с кем общается. Где учится, где подрабатывает. И выбрали того человека, который теоретически мог знать ее, потому что работал на рынке. И будут выбивать из нее признание, что она его знает. А улики сделать совсем не трудно.
-Она уже призналась, что она его знает.
-Ну вот.
-И пистолет они тоже предоставили.
-Ну и все. Поедет она в Сибирь. Или куда вас там, баб, отправляют.
-Понятно, - сказала Кристина задумчиво.
-А ты-то как? Давай, держись.
-Я-то нормально. Верю и надеюсь.
-Крепись, недолго осталось. Если бы не наше внимание, под суд давно бы пошла. А так отдохнешь и выйдешь спокойно.
-А фамилию следователя ты не узнал?
-Кто же мне это скажет?
-Если все остальное…
-На личности не переходили.
-Я хочу фамилию!
-Мне и так по секрету сказали. Все, ничего узнавать не буду.
-Слушай, Вексель, может, нам в группу нужен человек? Она очень умная, честно.
-Не говори ерунду. Главный не будет связываться с такими людьми из-за девчонки, которой он не видел ни разу.
-Главный может прийти на суд.
-Перестань. Зачем ему это?
-Хорошо. Давай обо мне. Когда меня выпустят?
-Блин, какая ты нетерпеливая. Скоро.
-Когда?
-Честное слово, очень скоро. Мы работаем.

Лена ходила по камере туда-сюда. Резко обернулась, поняв, что по коридору ведут Кристину. Как только надзирать запустил ее внутрь и, закрыв дверь камеры, отошел, кинулась к ней.
-Ну как, что он тебе рассказал?
-Ничего хорошего. Он так и не узнал фамилию. И больше ничего узнавать не хочет, боится.
Лена села на кровать. Она пыталась себя успокоить. Но у нее это получалось плохо. Она сделала глубокий вдох и посмотрела на решетку на окне. Опустила голову, закрыла лицо руками. Ей так явно представилась камера, в которой она должна будет сидеть, бетонный двор, где они должны будут гулять и вся ее жизнь – никчемная, серая, длинные рельсы, с которых невозможно уже сойти. Она в первый раз открыто почувствовала холодное дыхание зоны. Психоз схлынул, неожиданно сменился спокойствием. Лена легла на кровать и закрыла глаза.

Плеханов приехал на своей машине к реке. Остановился у самого края обрыва. Тишина, беззаботно колыхающаяся листва, безоблачное небо. Не мигая посмотрел пустым взглядом на спокойную гладь воды, на деревья, на трубы завода на том берегу. Он не поворачивал головы, будто статуя замер, лишь переводя глаза с одной точки на другую. Потом замерли и глаза. Взгляд был серьезный, осмысленный, но пустой, словно он смотрел в никуда.
Дорогой галстук, солидный костюм, современный мобильник. Казалось, он должен был бывать только в тех местах, где своим глянцевым взглядом скользнул евроремонт, а свежий воздух получать из дорогущих кондиционеров, не иначе. А не стоять в этом тихом, совсем не престижном месте. Солидный человек, которому все завидуют.
Неожиданно он дернулся, схватил рычаг и нажал на газ.
Машина ринулась вперед. Влетела в пустоту горизонтально, не понимая еще, что под ней нет поверхности, и, опустив вниз капот, резко полетела с обрыва.

Лена сидела на кровати и смотрела на стену. Только грустные мысли ползали в голове и бесконечным отвратительным потоком, за неимением новой информации, шли уже по третьему кругу, словно смеясь над ней, что она меняет одну мысль на другую, ожидая, что та будет лучше, а другая только хуже.
Она помнила каждое заседание суда. И про каждое из них было противно думать. Только она закрывала глаза, как сразу видела этого зажравшегося мужика в сером костюме, который держит очередное заключение экспертов, имеющее своей задачей доказать ее вину.
В камеру привели Кристину. Она встала на месте и веселым голосом сказала:
-Ты знаешь, что твоего козла убили?
-Что? – не поняла Лена.
-Кто тебя сюда засадил. Его убили. Я в газете прочитала, прикинь?
Лена была в шоке. Она не могла поверить. Это было то, о чем она уже и не мечтала.
А еще так - «твой козел» - его называла Надя. Лене стало вдруг так приятно оттого, что она живо представила себе сейчас ее милое лицо. Она вздохнула глубоко, и блаженное тепло разлилось по всему телу.
-Максимова, на выход, - грубо сказал надзиратель, загремев ключами.

Лиза сегодня была непонятно грустная и рассеянная. Длинные волосы, забранные в хвост, и отчасти выбившиеся из него свисали, она их забирала за ухо, а они опять падали вниз. Суетящаяся и какая-то несобранная, немного растерянная. Она смотрела в бумаги и не могла найти нужную, и от этого, казалось, волновалась и тормозила еще больше, не могла вспомнить, что за чем объяснять, не поднимала глаз на свою подзащитную. Такой Лена еще ни разу ее не видела. Казалось, той было неловко от своего же положения. Не от суеты и несобранности. Оттого, что сегодня она поняла, что она совсем как пустое место, есть или нет – результат надвигается все тот же и на события она уже совсем не влияет. Что она читает эти бумаги, а сама понимает бессмысленность их существования.
-У нас сегодня будет допрос свидетеля. Поняла? – без эмоций, глядя в многочисленные листы, предупредила Лиза.
-Какого еще свидетеля? – не поняла Лена.
-Который видел, как ты его убила, - на одном дыхании сказала Лиза таким тоном, как будто сообщала ей о неизлечимой болезни, будто говорила, но сама же не решалась осознать, что Лену ждет после этого, словно желая сказать: «Прости, мне очень жаль».
-Я его не убивала.
-Вот посмотрим, что она скажет. А за лжесвидетельствование вроде как предусмотрена ответственность.
-Сажают?
-Нет, не сажают.
-Но ведь прописано, что до пяти лет!
-Много чего прописано! На моей памяти еще никого не посадили, но заставить заплатить штраф, наверное, можно
-Блин, что же делать? – спросила Лена, все еще глядя на Лизу с надеждой, понимая, что убогая статья за лжесвидетельствование - слабое утешение.
-Пока не знаю.
-Как доказать, что она врет? – и ее взгляд быстро уехал в пустоту.
-Если будет железное доказательство твоей невиновности. Тогда ее обвинят в даче ложных показаний.
-Понятно, - сказала грустно Лена, в тысячный раз осознав, что хватит уже дергаться, пытаться встать на тину болота и надеяться не увязнуть в ней, что надо уже успокоиться, сжала губы, опустила глаза и зашла в дебри мыслей, среди которых не было ни одной даже более менее оптимистичной.

Лена вернулась в камеру. Села на кровать и посмотрела в пол.
-Что нового? – спросила Кристина.
-Все плохо, очень плохо.
-Что плохо, расскажи.
-Я сейчас хочу спать.
-Ты должна бороться за свои права. Они не могли всех купить.
-У меня в жизни все уже сделано, – уверено сказала Лена, ложась на кровать.
-Тебе виднее. Что, на себя совсем наплевала?
-Да.
-Меня скоро выпустят, - радостно похвалилась Кристина.
-Прикольно, - без эмоций сказала Лена.
К двери подошел надзиратель и стал греметь железными ключами.
-Николаева, на выход, - сказал он очень спокойно.
Лена посмотрела на Кристину. Та, виляя попой, чувствуя всю прелесть этого момента, прошла по камере, осознавая, что настал ее звездный час.
Лена приподнялась на кровати. Кристина вышла из камеры, и в тот момент, когда надзиратель еще не успел закрыть дверь, эффектно обернулась, и сказала:
-Помни, у человека семь жизней. И в каждой он рождается свободным.

Лена осталась одна. Вместе с Кристиной ушла и последняя надежда. Надежда на освобождение. Снова тишина. Снова глухие стены. Будет опознание, затем этот самый свидетель выступит в суде. Вот и все. Как быстро все иногда делается. Тогда и начинаешь верить в то, что деньги – это самое главное в жизни. Хотя нет. Самое главное – жизнь человека. Но, если ее можно купить за деньги – при том даже за не большие деньги – значит, деньги и есть то, что самое главное в жизни. Заплатила бы она, отмазалась бы, а нет…А на нет и суда нет. Ей сразу вспомнилась Анька, которая когда-то тоже почувствовала, что можно купить жизнь за деньги, но по своей доброте душевной старалась не воспринимать это так серьезно и, все-таки совсем не зависеть, морально и физически, от этих самых бумажек. Она так и не стала любить их, и, главное, не начала ненавидеть, отодвигая далеко в потемки мозга осознание того, что может, именно потому, что не было у нее их тогда, и не стало с ней единственного любимого человека.
Лена утешала сама себя. Только раньше она думала что-то типа: «Успокойся, тебя скоро выпустят, обязательно». То теперь это выглядело как: «Не волнуйся, и на зоне люди живут».
Лена легла и закрыла глаза. Она начала мечтать. Мечтать не об обыкновенной жизни, гнилой и паршивой, которая была у нее до заключения. А о другой жизни. О том, как они с Лешкой могли бы быть вместе до конца. Как она закончила бы техникум и пошла на работу. Первая нормальная зарплата. Счастье каждый день с Лешкой. Гулять по прохладной ночной *****не. Жить отдельно от родителей. Плакать от счастья, когда видишь рядом его лицо. Осознавать и не понимать, за что это счастье тебе. Понимать, что оно рядом и не верить в него же. А потом она залетела бы. И все подруги на работе восхищались и умилялись бы. И трескала бы она все подряд, радуясь, что теперь есть законная причина это делать. И чувствовать, как в тебе растет новая жизнь. И быть ответственной за этого человечка. И видеть счастье в глазах Лешки, когда ты ему будешь об этом говорить. И удивление, переходящее в дикий восторг, когда он осознает. И сожмет в объятьях и закружит, а она скажет: «Тихо. Меня нельзя сейчас крутить, правда». Семейные заботы, от которых устаешь, на которые все жалуются, но без которых ты просто уже не сможешь. Не променяешь на тишину и спокойствие. И страх умереть, не потому, что боишься умереть, а потому, что знаешь, что этот человек будет переживать и останется один, без твоей помощи. И любовь, не имеющая к сексу никакого отношения. Та любовь, которая сканирует мозг по всему объему. Которая сносит крышу и вывертывает психику. Когда ты только тень от человека и готова отдать все на свете, за счастье быть этой тенью. Причем даже если вдруг этот человек станет инвалидом, или заразится СПИДом, или сядет в тюрьму, или разорится, или что еще, ты никогда его не бросишь. Просто потому, что любишь душу, а она и в самом больном теле и в самой грязной камере может оставаться чистой. И человек, даже самый убогий и отвергнутый обществом может на самом деле быть Человеком с большой буквы.
«Господи, как все это было близко! – подумала Лена. - И как сейчас это все несбыточно!»
Она скрючилась всем телом, прижала руки к груди и сжала кулаки. Так больно, как сейчас здесь ей еще не было. Она в одну минуту осознала, что ей предстоит пережить за много лет вперед. Закусила нижнюю губу и заплакала.

Длинный освещенный коридор. Народ толпится и протискивается, стараясь не задеть друг друга, и интеллигентно извиняется, если кто-то вдруг толкает кого-то. У стены стоит компания мужчин, которые разговаривают и смеются. И человечек в сером костюме, и другие лица, знакомые Лене по судебным слушаниям. Они говорят о своих проблемах, шутят и не укладывается в голове, что сейчас они резко переключатся, и будут заниматься таким, ответственным, серьезным, но в то же время, низким делом.
Красивую молодую девушку со светлыми волосами, которая боязливо оглядывалась по сторонам, взяв под руку, провели сквозь толпу по коридору, привели в обшарпанную комнату с окном в другую, такую же обшарпанную комнату. Та вдруг поняла, что когда-то согласившись наедине с одним прозорливым товарищем дать показания, и много раз при нем их повторив, теперь она должна солгать при таком большом скоплении народу и ей от этого становилось явно не по себе. Она со страхом смотрела на людей, которые к делу никакого отношения не имели, словно каждый из них спокойно мог уличить ее во вранье.
-Посидите тут немного. Сейчас придут понятые. Очень скоро, - сказал солидный мужчина и двинулся к выходу.
-Хорошо, - послушно ответила девушка.
Компания в коридоре обсуждала новую автомобильную стоянку, открывшуюся совсем недавно, когда Лену провели мимо них в наручниках. Компания немного притихла, некоторые товарищи обернулись на нее. Когда ее завели в комнату, один из участников беседы сказал:
-Пойдем, встанем там.
-Куда она отсюда денется? Тут следственный изолятор.
-Нельзя оставлять ее одну. Такая зараза, поверь мне.
-Подожди, пойдем, покурим, - и достал из кармана сигареты и красивую блестящую зажигалку.
-Сейчас быстро все сделаем и на суд надо ехать.

Лена сидела в комнате с зеркальным окном, низко опустив голову. Значит, так это выглядит, ясненько. Вдруг, она почувствовала, что за той стороной окна на нее кто-то смотрит. Лена медленно подняла голову и увидела свое отражение. Медленно подошла к окну. Посмотрела на отражение. Прикоснулась пальцами к холодному стеклу. Девушка в той комнате, сцепив руки в замок, сидела и смотрела со страхом на нее, круглыми глазами, сердце бешено забилось, дыхание стало частым, она глядела, не понимая, что Лена ее не видит.
Вот представьте себе, незнакомая девушка смотрит прямо на вас и говорит:
-Послушай, я не вижу тебя. Но я знаю, что ты меня видишь. Я не знаю, как ты выглядишь, какого ты пола, где ты работаешь, но пожалуйста, не делай никогда ничего плохого. Ты же знаешь, что ты солжешь. Ты знаешь, что я этого не делала. Правда, не делала. Не совершала убийства. И ты не совершай убийство. Потому что жизнь на зоне – это убийство, правда. Ты делаешь это сознательно, и грязные деньги не принесут тебе счастья, они уйдут, а противное ощущение останется. Ты каждый день будешь помнить об этом. Ты будешь чувствовать это каждый день. Ты убиваешь не только меня. Таким поступком ты убиваешь себя. Тебе страшно находиться в таких условиях? А я проведу всю жизнь здесь, если ты дашь показания. Никогда, слышишь меня, никогда не делай ничего плохого. Бог есть, правда. Это к тебе вернется.
Вдруг девушка вскочила и быстро выбежала из комнаты.

Компания вернулась в коридор, и трое из них зашли в комнату к свидетелю. Через три секунды человек в сером костюме, тот, что зажравшийся, вышел и закричал одному из стоящих в коридоре:
-Ну и где твой свидетель?
Тот кинулся в комнату. Увидел, что она пуста, и вернулся в коридор, пытаясь не отстать от уходящего зажравшегося человечка.
-Надо еще одного найти. Просто деньги заплатить, в чем проблема-то?
-Я что ли буду платить? – срывая галстук на ходу, сказал зажравшийся человечек.
-Ты в суд едешь? – неуверенно спросил он.
Зажравшийся человек не ответил – молча ушел вперед.

На следующее судебное заседание зажравшийся человечек пришел совсем грустный. Лиза опять говорила ни о чем, доказывая мелочи, почти бесполезные и пустые, как казалось Лене. Но сторона обвинения уже не была такой агрессивной, как раньше и поэтому уже не было так страшно. Слова Лизы казались очень даже убедительными на фоне пустоты. И она постоянно напирала на то, что пистолет - это подстроенная улика. Что все остальные улики указывают на то, что преступление совершил другой человек – обязательно мужчина. И что у Лены не было даже самого примитивного мотива.
Лена себе объясняла эти изменения в поведении стороны обвинения тем, что после гибели Плеханова всей шайке больше не перед кем было выслуживаться, и они уже так рьяно не хотели исполнить его приказ. А точнее – им теперь было все равно.

Через неделю, на следующем заседании Лиза трещала без умолку, почти не прерываемая государственным обвинителем. Она высказывала все новые и новые факты, приближающие Лену к свободе, а ее к заветной работе в крутой московской фирме. Судья молча слушала, затем обращалась к стороне обвинения, которая скромно уходила от ответа, и судья снова опускала глаза в свои бумаги, чтобы решить, как вести конвейер заседания дальше. Лиза напирала на то, что отпечатки пальцев на пистолете на самом деле появились потом. Она, конечно, не обвиняла следственные органы в незаконном сборе доказательств, но, плавно и спокойно наводила всех на мысль о том, что они физически не могли остаться после того, как преступник протирал пистолет, а улика, подтверждающая это абсолютно точно, окровавленный платок, имеется в деле. Как и фотография орудия убийства, сделанная сразу после совершения преступления, на которой видны разводы, оставленные этим платком, четко подтверждающие что его, правда, протирали. А как они появились потом – это второй вопрос и, вообще, они готовы забыть и не обижаться на эти самые следственные органы за то, что это «несправедливое» доказательство вообще появилось.
Лиза праздновала победу. Сама не понимая, почему на нее такая удача свалилась. А и не надо было понимать. Она просто вгрызлась зубами в этот шанс и все. Лена не сказала ни слова за все заседание. Она только слушала и надеялась на не очень солидный срок. Судья казалась ей обыкновенной, уставшей от жизни советской женщиной, с двумя детьми, большим огородом, и мужем-алкоголиком. И, несмотря на то, что та спокойно могла испортить ей жизнь, тем не менее, Лене она представлялась очень порядочным человеком.
«Неужели она тоже получала деньги?» - недоумевала Лена. Трудно было представить ее, с хитрыми глазами, жадно склонившуюся над толстой пачкой зелено-серых бумажек.

Еще через одиннадцать дней началось самое главное судебное заседание. Лиза явилась с таким видом, словно это ее жизнь решалась – сядет она или нет. Она не говорила ни одного ненужного слова. И, когда сторона обвинения закончила свою смятую речь, встала, гордо подняв голову. Лена поняла, что эту речь она учила вчера целый день, не останавливаясь. А начала учить одиннадцать дней назад, когда все уже было понятно, и изменить ничего было уже нельзя. Речь была очень грамотной, продуманной. Лиза говорила так, чтобы каждое слово дошло до судьи. Она строго следила за своей интонацией – на какое слово надо сделать ударение, а где надо сказать быстро. Ей хотелось, чтобы ее речь пропитала мозг судьи, заставив принять именно нужное ей решение.
-Последнее слово предоставляется подсудимой, - сказала судья и Лена поняла, что все вокруг смотрят на нее. Она не готовила эту речь, но прекрасно знала, что хочет сказать. Слова лились рекой.
-Я еще раз заявляю, что я не убивала его. Все мои близкие люди, мнение которых для меня важно, знают, что я этого не делала. Я надеюсь, что доказательства, предоставленные моим адвокатом, убедили вас. Я не чувствую себя бандитом или блатным человеком. Я не имею никакого отношения к преступному миру. Я, правда, хочу вернуться к нормальной жизни. Я хочу выйти отсюда и устроиться на работу. Ну, или после того, когда отсижу срок, если, конечно, после этого меня возьмут. Я хочу жить и приносить пользу обществу. Я рада, что живу в стране, где мне могут предоставить адвоката и вести заседание беспристрастно. Я знаю, что даже если мне будет вынесен серьезный приговор, он будет вынесен судьей на основах ее понятий о справедливости. За это время я очень много всего осознала. Первое в нашем мире – доброта и понимание. И уважение к другим людям. Нужно быть милосердными с теми, кто рядом с нами. Надо помогать. Надо чаще просить прощения. Я этого не делала и теперь, возможно, у меня уже никогда не будет такой возможности – делайте это, пока у вас такая возможность есть. Я совсем не озлоблена на наши следственные органы. Ведь меня поместили сюда, подозревая в таком страшном преступлении. Также я хочу сказать сейчас всем присутствующим, что никакая блатная романтика, никакой страх показать себя слабым перед всеми своими друзьями, ни одна нажива от преступления не стоит и недели, проведенной в камере. А еще ты можешь быть наказан за преступления, не прописанные в Уголовном кодексе. Такие, как равнодушие, непонимание и величие. И поэтому я не обижусь, если подвергнусь наказанию. Законы придумывались для того, чтобы сделать мир лучше. И несколько исключений эту ситуацию не изменят. Я имею в виду, когда невиновный человек попадает за решетку. Ведь по этому закону сотни виновных понесут заслуженную ответственность. Вариант «не убить и сесть» очень плохой. Но гораздо хуже вариант «убить и сесть» - если вдруг ты совершил такое ужасное преступление. Дело даже не в том, сядешь ты или не сядешь за это, а в том, что ты отнял жизнь у другого человека. Это самое страшное, что может быть. И я счастлива, что никого не убивала. Для меня это сейчас самое главное. А еще я хочу, очень, спасти кому-нибудь жизнь. Если мне представится когда-нибудь такая возможность, серьезно, правда. И может быть, в последние минуты того, когда меня считают честным человеком, хочу сказать, что нет ничего приятнее чистой совести. И твоего честного имени.
Лена опустила глаза.
-Молодец, - похвалила ее Лиза, - ты была бы хорошим адвокатом.
Судья посмотрела в бумаги, закрыла свою папочку.
-Объявляется перерыв - суд удаляется на совещание.

По залу пронесся шум голосов, шуршание бумаг – все задвигались, начали что-то делать.
Строгая преподаватель, в который раз пришедшая со своими студентами, поправив на носу очки, с умным видом деловито говорила им:
-Не надо слушать всю эту эмоциональную, волнующую, душевную, трогательную фантазию. Судья должен смотреть на реальные факты. А не на сентиментальные и страстные излияния. Записали? Давайте подробнее разберем данное преступление. У кого есть Уголовный кодекс? Открыли его. Итак, назовите мне четыре признака состава преступления.
Лена сидела, наклонив голову. Где-то в вечности тикали невидимые часы и все меньше и меньше времени оставалось до того, как все станет ясно. Два чувства смешивались в ней сейчас. С одной стороны, непонятная пустота. А с другой, ужасное волнение, не всплеск эмоций, а спрессованное, когда трясет изнутри.
Сейчас в одной из комнат этого здания пишутся буквы. Начерканные на серой бумаге темные крючочки. Немногие из миллионов, написанных за всю историю человечества. Пишутся, вытекают на лист, и не знают, что именно с их помощью выяснится, что будет с этим, все еще верящим в справедливость, маленьким человечком. Студенты, еще не натасканные щенята, что-то шумно обсуждали, преподавательница задавала им очередной заумный вопрос, на который только она знала ответ - и они это знали - для того, чтобы ответив на него, опять доказать всем силу своего ума, и они совсем не обижаясь на слишком сложные вопросы, снова активно включались в разговор.
Наконец-то судьи вернулись. И пока судья клала папку и доставала из нее свои листы, Лена поняла, что у нее начинает ужасно кружиться голова. Ей казалось, что судья прямо сейчас скажет, какой приговор она ей вынесла. Лена даже не думала, что сначала она будет еще долго зачитывать все то, что хоть как-то имело отношение к делу. Она упомянула такие пункты, как дата и место постановления приговора, наименование суда, постановившего приговор, состав суда, данные о секретаре судебного заседания, об обвинителе, о защитнике, о потерпевшем, ее фамилию, имя и отчество, дату и место ее рождения, пункт, часть, статью Уголовного кодекса, предусматривающую ответственность за преступление, в совершении которого она обвиняется. Это казалось Лене формальным и совсем не нужным правилом. Все ждут именно решения судьи по главному вопросу. А все то, что она слышит сейчас – это для того, чтобы помурыжить подольше, как в фильмах, чтобы человек совсем дозрел. После оглашения всего этого, как оказалось, называемого вводной частью, судья в который раз перевернула страницу и сделала глубокий вдох.
Теперь она начала зачитывать материалы из дела о существе предъявленного обвинения. Лена опять услышала все обстоятельства дела, которые она и так знала. Она вдруг поняла, что слушает и ничего не понимает. Среди знакомых фактов и незнакомых юридических терминов она пыталась найти осознание того, как же судья к ней относится. Но, несмотря на то, что Лена внимательно глядела на ее беспристрастное лицо, у нее это не получалось. Она знала, что если посмотрит на Лизу, то сразу поймет, что ее ждет. Но ей было страшно. Проще было, не отрываясь смотреть в пол.
Наконец, судья закончила с описательно-мотивировочной частью и снова сделала глубокий вдох. Теперь точно скажет – дальше идти было некуда. Лена поняла, что это вот-вот произойдет. Она словно уперлась спиной в стену.
Лена не понимала, как она выглядела в этот момент. То ли сильно зажмурилась, то ли смотрела широко открытыми глазами. Она слышала только голос в гремящей тишине.
Сердце бешено забилось. Захотелось остановить этот момент, пусть даже всю жизнь придется провести в камере следственного изолятора, только не говорите то, что вы уже решили. И, она знает, это не изменить. То, что вы сейчас хотите сказать.
-Суд постановляет. Максимову Елену Николаевну оправдать на основании статьи… и освободить из-под стражи в зале суда, также…
Лена стояла, как очумевшая. Она понимала слова, но не могла в них поверить. Лизка резко повернулась на нее, небрежно махнув волосами, радостно улыбнувшись, и, вспомнив, что она не только человек, но еще и адвокат, повернулась опять к судье, слушая о том, какие еще пункты та озвучивает, поправила волосы, пытаясь убрать с лица огромную улыбку.
-Елена Николаевна, вы имеете право на то-то и на то-то, - начала судья объяснять ей процессуальные тонкости, - вы поняли?
-Да. Да, – ответила за нее Лиза.
С Лены сняли наручники, выпустили из клетки. Она смогла обняться с Лизой уже на свободе. И общаться не по расписанию, а сколько захочет. Или не захочет. Это теперь только ее выбор. Лена посмотрела на клетку. Пустая и никому не нужная, она казалась даже немного одинокой. Сколько нервов она испытала, находясь там! Сколько всевозможных отрицательных эмоций! И теперь она смотрит на Лизу как на человека, а не как на адвоката, защищающую ее. И она теперь просто Лена, а не Максимова Е. Н., обвиняемая в убийстве. И она НЕВИНОВНА! И все знают, все это знают!

Лена стояла на улице. Впервые за эти долгие одиннадцать месяцев. Осень! Она снова видит осень. С мокрым асфальтом и желтыми летающими листьями. Они в грязи, но на свободе. И чистый воздух прозрачного серого неба, и ветер, холодный и счастливый, оттого, что есть огромные просторы. Он, пока еще молодой, не успевший набрать холод осени, летает и резвится, и обдает живительной прохладой! И город *****на такой свежий, спокойный, как будто не знающий, что она уже свободна.
Странно, но она не понимает, что теперь с этой свободой делать. Странно, что не надо больше никому ничего доказывать. Странно, что от тебя никто не хочет добиться признания. Столько думала о том, как будет жить в тюрьме, что теперь не может найти ответа, как сделать это на свободе. После такого растительного существования сложно вернуться к азартной игре под названием «жизнь», в которой надо быстро думать и соображать. Человеку, которого хорошо приучили к мысли о том, что ему много лет предстоит провести за решеткой, трудно вернуться к нормальной жизни. Расшатанная психика давит на сознание. Развороченная, искалеченная, забитая индивидуальность даже и без оков не может теперь расправить крылья и осознать себя личностью, по праву занимающую свою территорию.
Лена прошла несколько шагов. У нее из глаз покатились слезы. Только сейчас она осознала, как ей тут хорошо! Только сейчас она осознала, что там пережила! Только теперь она поняла весь кошмар положения, в котором она находилась еще недавно. Тогда она закрывалась как улитка в раковине и честно не признавалась себе в том, что боится той жизни. А теперь, поняв, что все это значило, пришла в ужас. В кровь пошел мощный поток адреналина. Лена стояла, а ее начинало все сильнее и сильнее трясти. Опасность ушла, но дикий страх, покидающий ее жизнь навсегда, проносился мощным гремящим составом, и его нужно было весь пересмотреть, до того, как он скроется в туманной дали. Вагон за вагоном. Решетка, железные миски, стены. Ситуацию не спасало даже то, что теперь все это было уже далеко позади.

Лена пришла на кладбище. Осень засыпала просевший заброшенный холм золотыми листьями. Большая фотография под стеклом уже не была такой чистой, как раньше. Она покрылась слоем пыли от дождей и ветра. Стихия, оставленная наедине с немыми оградами и днем и ночью то затихала, то расходилась вновь. И никто не устранял последствий ее деятельности. Мокрые листья поднимались ветром и бились о фотографию. Покрывая грязью родные черты лица, милые глаза. И быстро неслись дальше, будто их не мучила совесть за содеянное.
Сквозь слой коричневой пыли на нее смотрел он. Лена задержала дыхание. Ком подкатил к горлу. Не могла она видеть это родное знакомое лицо в кладбищенском интерьере.
«Вот и все», - подумала она и заплакала.
Месть была абсолютной. Теперь все свершилось.
К своему удивлению она осознала, что ей совсем не стало легче. Боль стала тупой. Ушла в глубину души. Наверное, когда человек долго осознает потерю, он постепенно как-то обрабатывает ее в своем сознании. Это как желудочный сок. Переваривает, но переварить до конца никак не может. Она становится меньше по объему, но тверже. Словно пушистый снег, если его сжать в руке, превращается в маленький кусочек льда.
По дороге она нарвала полевые цветы. Лютики и еще какие-то синие цветочки. Положила их на могилу. Разжала руку и оставила умирать под холодным ветром.
-Прости меня, - сказала она и опустила голову.
А из глаз продолжали катиться крупные слезы. Только желтые листья не обращали внимания на смиренную тишину кладбища и летали на ветру, словно играя в догонялки. Ни одна птица не пела, ничьи голоса не были слышны сквозь ряды старых покосившихся оград. Время здесь словно застыло. Пейзаж грусти и тоски.
Худенькая девочка стояла над могилой. А вокруг завывал осенний холодный ветер.
Вдруг Лена подняла голову. Посмотрела назад. На ту дорогу, по которой она сюда пришла. Ее почему-то вдруг осветило солнце. Она знает, куда она пойдет. К кому она пойдет. У нее теперь есть новый смысл существования. «Туда, туда, в новую жизнь!»


Ваше мнение:
  • Добавить своё мнение
  • Обсудить на форуме


    2007-03-28 15:41:41 Оль Ма
    Пожаловаться администрации на комментарий
        Женя, это же никто не осилит прочитать за один раз. Если еще остались части, то выложи их постепенно. Максимум одну в день!


    Комментарий:
    Ваше имя/ник:
    E-mail:
    Введите число на картинке:
     





    Украинская Баннерная Сеть


  •  Оценка 
       

    Гениально, шедевр
    Просто шедевр
    Очень хорошо
    Хорошо
    Нормально
    Терпимо
    Так себе
    Плохо
    Хуже не бывает
    Оказывается, бывает

    Номинировать данное произведение в классику Либры



    Подпишись на нашу рассылку от Subscribe.Ru
    Литературное творчество студентов.
     Партнеры сайта 
       

    {v_xap_link1} {v_xap_link2}


     Наша кнопка 
       

    Libra - литературное творчество молодёжи
    получить код

     Статистика 
       



    Яндекс цитирования

     Рекомендуем 
       

    {v_xap_link3} {v_xap_link4}








    Libra - сайт литературного творчества молодёжи
    Все авторские права на произведения принадлежат их авторам и охраняются законом.
    Ответственность за содержание произведений несут их авторы.
    При воспроизведении материалов этого сайта ссылка на http://www.libra.kiev.ua/ обязательна. ©2003-2007 LineCore     
    Администратор 
    Техническая поддержка