Жанр: Проза: Рассказ Прочтений: 0 Посещений: 2307 Дата публикации: 4.12.2004
ИНСТИНКТ САМОСОХРАНЕНИЯ
В уютном и хорошо освещенном салоне самолета Боинг 767, следующего рейсом, соединяющим два континента, не было свободного места. Стюарды и стюардессы едва успевали выполнять заказы, как с цепи сорвавшихся пассажиров, отчего их заученные улыбки не сходили с измученных лиц даже в подсобках.
-Не понимаю, - полушепотом, выставив белые зубы, говорил один из стюардов другому, - что сегодня за рейс такой. Тому виски, этому бутерброд: По три-четыре заказа одновременно. Один казах даже кумыс попросил.
-И что ты ему ответил?
-Сказал, что лошади у нас летят другим рейсом.
Парни попытались засмеяться, но от этого выражение их лиц абсолютно не изменилось, только изо рта вырвалось гортанное гы-гы-гы.
- Перестань скалиться, и без того тошно, - замялся один их них, не замечающий на своем лице точно такого же оскала, - второй год летаю, а такого ажиотажа не помню.
Но времени у них для долго разговора не было.
-Молодой человек, - послышалось из дальнего конца салона.
-Ну вот, я пошел, - сказал казахов друг и, нацепив дежурную улыбку, неуверенной поступью направился удовлетворять желание какого-нибудь оригинала пассажира.
Сергея Сарматина общее возбужденное состояние, казалось, совсем не затрагивало. Он сидел возле иллюминатора во втором ряду салона эконом класса и с интересом наблюдал за игрой облаков сверху и снизу. Потратив на исследования пустот два часа летного времени он пришел к выводу, что время под самолетом идет значительно быстрее, чем над ним, так как облака сверху практически не двигались с места, как бы всегда оставаясь с самолетом, а те что снизу - летели в бешеном темпе, стараясь опередить лайнер.
- Странно, - подумал Сергей, - чем ближе к земле, тем больше задумываешься о времени. Но, если с высотой действительно его бег замедляется, то где же та черта, за которой время не имеет абсолютно никакого значения?
Впрочем, его наблюдения, как и выводы требовали научного обоснования.
- Предложу эту тему Долговину, он у нас занимается исследованиями времени, пускай и думает.
Профессор Долговин Владимир Павлович действительно занимался проблемами времени в новообразованном при Министерстве Обороны институте по изучению паранормальных явлений. Младший же специалист Сергей Сарманит в этом же институте занимал гораздо низшую должность и всецело был поглощен исследованием тончайшей материи - человеческой души. Как раз сейчас он возвращался с подробным докладом из Америки, где западным коллегам удалось заключить духовную материю в материальную пробирку. Правда, при более детальномисследовании оказалось, что пробиркой является помещение, имеющее четыре стены и располагающееся в трехмерном пространстве: система, работа, карьера. Впрочем, оси измерения могут быть и другими. Все зависит от плотности заключенной в замкнутое пространство духовной материи.
Об этом и о многом другом, увиденном за границей, он вез подробный доклад начальству, предвкушая дни отдыха и щедрые премиальные, так как работа, действительно, была проделана огромная. Витая в облаках грез, Сергей даже не заметил короткого, но сильного толчка. Самолет подкинуло, словно на кочке автомобиль, он немного накренился на левое крыло так, что с багажных полок над сидениями даже полетели мелкие вещи и дамские сумочки. Мгновение спустя в салон влетела почему-то распатланная и бледная стюардесса, которая выдавила на лицо остатки улыбки и, как приговор, сбиваясь произнесла подготовленную заранее фразу: <Уважаемые пассажиры, самолет попал в вихревой поток. Причин для беспокойства нет. Попрошу всех находиться на своих местах и сохранять спокойствие>.
Сергей еще не успел вспомнить каламбур о том, что самый простой способ вызвать панику - это попросить сохранять спокойствие, как в салоне начался настоящий <бум>. Сценически закинув голову назад одна из близ сидящих дамочек демонстративно потеряла сознание. Пока ее муж искал воду, а другие пассажиры переваривали услышанное, стюардесса, вопреки инструкциям заскочила обратно в подсобку, и как на зло за ней захлопнулась дверь. Тут уже не выдержали остальные пассажиры, восприняв это как знак, что экипаж покидает борт потерпевшего крушение лайнера и его пассажиров. Дамочка в платье, похожем на бальную пачку забилась в истерике, толстый господин в очках, напоминающий гуся, сорвался с места и громко, неизвестно у кого начал просить парашют. Кто-то громко плакал, в самых нелестных выражениях проклиная шефа-козла, отправившего его в командировку, на что Сарматин подумал, что лично его шеф на козла, даже при грубом приближении, точно не смахивает, а вот командировка, кажется, была действительно не кстати. Самолет все больше кренился на левое крыло, облака под ним рассеивались и внизу все яснее вырисовывались очертания земли, что по признакам сильно напоминало понятие авиакатастрофы. А в салоне уже господствовал Хаос и его верная подруга Паника. Люди и вещи перекидывались с места на место, от криков и плача разрывались уши и даже появившаяся стюардесса со стаканом воды в руках не произвела никакого эффекта, так как абсолютно никто не обратил на нее никакого внимания. Даже пророк Моисей, сорок лет усмирявший евреев, не смог бы привести в порядок охваченный паникой самолет.
Сарматин сидел на своем месте с широко открытыми глазами и судорожно пытался понять, что же происходит вокруг. Он уже начал осознавать, что облака, вдохновлявшие его еще несколько минут назад, теперь стали символом смерти и вместо голубого цвета приобрели печально свинцовый оттенок, отвечая на все мольбы обреченных безапелляционным: <Надо, Федя, надо:> Самолет почему-то падал и это было понятно всем. Поэтому стюардесса хоть и кричала, что беспокоиться не надо, но ее слова скорее были самоуспокоением и личной попыткой найти опору. Вдруг, из общей массы бесполезно копошащихся созданий, Сарматин выхватил мужчину лет сорока, читающего молитву со сложенными на груди руками. Если бы не его предательская бледность и напряженность сжатых век, можно было подумать, что это прилежный христианин вечером готовится отойти ко сну. По мере продвижения строчками молитвы лицо человека прояснялось, а смертельная напряженность будто отступала, растворяясь в стучащих в иллюминаторы облаках. Сергей на миг оторвал взгляд от любопытного пассажира и посмотрел в иллюминатор. До земли оставалось не больше тысячи метров и внизу уже были видны крыши домов и мчащиеся по трассе автомобили. В какой-то момент Сергей постарался визуально угадать, где же упадет самолет, но от этой мысли мурашки пробежались по его коже и какая-то сила заставила вернуться к молящемуся пассажиру. Тот сидел на своем месте, как ни в чем не бывало, сложив как прежде руки и воздвигнув глаза к небу.
- Что делать, что делать, - впервые осознал Сергей весь трагизм ситуации, от чего его мозги, казалось, сейчас прорвут черепную коробку и раньше времени распластаются на блюдце иллюминатора.
-Что делать, что делать, - ехидно перекривил какой-то мудак изнутри.
-Молиться, - прорвало Сергея, и от этого его сознание прояснилось и где-то впереди замерещился слабый, но яркий свет явно внеземного происхождения.
* * * *
Люди в масках молча ходили между дымящимися обломками самолета, собирая трупы пассажиров. Чем больше слева становилось полиэтиленовых мешков, тем меньше оставалось шансов у тех, кто еще недавно был пассажиром лайнера и у тех, кто приходился родственниками этим несчастным. Вокруг обтянутого лентой периметра аварии полукругом стояли полицейские машины, чей свет мигалок напоминал светомузыку на этом празднике смерти. Самолет упал на высоте ста пятидесяти метров над уровнем моря, посреди огромной поляны густого и девственного леса. Туристов поблизости не было, охранять место крушения было не от кого, поэтому полицейские скучали, покуривая сигареты и обговаривая происшествие.
-Да, грустно, - сказал большой и толстый коп, вкусно затягиваясь сигаретой.
-Да. Да, - повторили другие, стараясь вложить в это короткое слово максимум трагизма и сочувствия.
-Говорят, Президент свой отпуск прервал, - после паузы продолжил здоровяк.
-Да, да, - неслось ото всех машин.
-Сейчас опять семьям погибших денег выделят.
-Да, да, - кивали скучающие полицейские.
-Эх, жизнь, - многозначительно сказал здоровяк и умолк, явно чем-то опечаленный.
Сарматин лежал и смотрел в голубое небо со странным и неизвестным доселе чувством. С одной стороны он не понимал, что происходит, вернее, даже об этом не задумывался, а во-вторых, ему казалось, что он сам и есть это голубое небо. При чем чувство было настолько реальным, что он даже испугался порыва ветра, который мог унести его куда-то в неизвестность от этого голубого купола. Сергей просто лежал и наслаждался. С одной стороны он чувствовал, что произошло что-то непоправимое, а с другой ему казалось, что задумайся он об этом всерьез, и его мысли осквернят это небо. Думать об этом было не то, чтобы неловко, нет. Скорее, неприлично, поэтому Сергей лежал и созерцал. Именно созерцал. Глядя на облако, он становился облаком и мог воспарить над ним, только подумав об этом. Заметив вдалеке лес, он тут же становился частью леса, ощущая все его радости и переживания, он чувствовал пульс Земли и дыхание ветра, говор природы и полифонию жизни во всей красе. Более того, он сам был частицей всего живого, его окружающего и ни с чем несравнимое чувство радости переполняло его.
Сколько прошло времени до того момента, как лицо в маске склонилось сверху, заслонив небо, Сергей точно сказать не мог. Но ему почему-то вдруг захотелось улыбнуться этому человеку, и он улыбнулся, но лицо осталось таким же суровым и безучастным.
- Ей, - крикнуло оно кому-то в неизвестность, - несите мешок, тут еще один.
Сергей не сразу догадался, что речь идет о нем и вообще не понял, зачем нужен мешок? Подбежавшие двое действительно принесли мешок, но их попытка упаковать в него Сарматина - с треском провалилась. Люди кряхтя что-то торопливо уносили к куче таких же мешков, а Сарматин продолжал лежать на прежнем месте все-также созерцая небо. И тут внезапно одна мысль в двух ипостасях осенила его. Во-первых: люди в масках унесли его, вернее, то, что раньше было им, или называлось Сарматиным, а во-вторых: то, что Сергей сейчас чувствует и осознает - есть то, что он безуспешно пытался постичь своими роботами в институте - душой. От нахлынувших мыслей он хотел потерять сознание, но сознание было им самим, поэтому потерять его было невозможно. Тогда Сергей решил заволноваться, но и это ему сделать не удалось.Для волнения надо, как минимум тело, а тела у него как раз и не было.
То, что теперь осознавал и чувствовал Сарматин с трудом находило какое-то объяснение. Он попытался подняться, и понял, что умеет летать. Когда он, разогнавшись, неудачно хотел остановиться, то понял, что может проходить сквозь скалы. Даже время для него не имело значения, так как он силой мысли мог преодолевать пространство и одновременно находиться в нескольких местах, отдаленных тысячами километров. Он побывал у себя дома, где уже знали об аварии, но вид плачущих родственников не вызвал у него сожаления. Он не мог этого почувствовать. Все его сознание было поглощено огромным куполом безбрежного и бесконечного неба, он сам был этим небом, равно как небо было душой Сергея Сарматина. Мысль о времени, проведенном на земле в человеческом теле, была теперь не более чем далеким, но ярким воспоминанием, задачей, которую Сарматин сумел решить на <хорошо>. Он прожил жизнь и умер достойно. Единственное, что он сделал не так - это очень много времени посвятил бессмысленному зарабатыванию денег. Именно БЕССМЫСЛЕННОМУ. Процесс, лишенный мысли и духовного начала является ненатуральным и бесполезным. Осознав это Сарматин подумал о тех миллионах, которые не осознают этого и, к сожалению, смогут узнать лишь после телесной смерти.
А в миру тем временем вокруг аварии разгорались страсти. Власти стран, причастных к гибели самолета, заказывали панихиды по погибшим и вовсю искали виновных. В этом деле Сарматин не понял двух вещей. Во-первых, почему поиск виновных сводиться к вопросу: кто должен платить деньги? А во-вторых: как можно моральный ущерб родственников измерить количеством выплаченных денег? Сергей упорно листал в памяти воспоминания из прошлых жизней, но никаких соотношений между смертью и ее денежным эквивалентом не нашел. Правда, категория современных обезьян, так называемые братки, этот эквивалент якобы нашли. Но это, как теперь понимал Сарматин, не больше, чем их же выдумка для оправдания животности собственных поступков.
Гонимый мыслями Сергей очутился в каком-то большом и светлом кабинете. Дорогое убранство, но со вкусом. Умелое сочетание современности и старинной роскоши мгновенно поразило душу - Сарматина. Роскошь - это попытка убежать от самого себя. Теперь он понимал это, может быть поэтому человек, сидящий в кресле в дальнем конце кабинета казался таким маленьким и явно уставшим. На его измученном лице застыла печаль, а глаза были наполнены невыразимой грустью. Некоторое время человек сидел не меняя положения, только изредка вздыхал, от чего комнату наполняли негромкие, но выразительные и протяжные стоны. Потом он внезапно сорвался, явно пораженный какой-то мыслю, быстро подошел к окну и сценически заложив руки за спину устремил взгляд в безоблачную небесную даль. Душа Сергея подлетела к окну и разместилась по ту сторону как раз напротив человека. Теперь она могла внимательнее и четче его рассмотреть. Высокий, покрытый морщинами лоб. При этом все морщинки как будто тоже грустили, опускаясь уголками до широких, но аккуратно выщипанные бровей. Больше всего душу поразили глаза. Сергей уже освоил технику общения с внутренним миром людей посредством глаз. Хотя, честно говоря, никакого секрета на самом деле нет. Словно каналы, связующие тонкую энергетическую материю с внешним миром, глаза являются частью души, вернее ее внешним проявлением. Сергей иногда развлекался, заглядывая в душу человека, но, как правило, ему все больше попадались экземпляры, у которых внутри было темно, как в гробу и кроме свалок оргтехники там больше ничего не было. А к своему новому знакомому в душу заглянуть у него никак не получалось. Словно искусственно созданной стеной, отгородился он от внешнего мира стенами своего кабинета.
-А может, она стесняется? - подумала душа Сергея о незнакомке и ужаснулась. Ведь это до какого состояния необходимо довести свою душу, что бы та даже на свет божий показаться боялась?
-Это и похуже проститутки будет, - продолжала мыслить душа Сарматина, безуспешно пытаясь пробить броню глаз человека.
О том, что творилось с душой можно было догадаться, разве, что по общему тягостному выражению, создаваемому лицом. Казалось, будто кто-то, словно тростинку переломил все чувства в ней напополам, обрекши тем самым ее на вечные страдания. Снизу глаза поддерживали синеватые мешки, бережно подтянутые и замазанные косметологом. В уголке глаз тоже притаились опущенные предательницы морщины, а рот был напряженно сжат и искривлен настолько, что скорее напоминал фрагмент маски трагика, чем живое лицо живого человека.
Вдруг гробовую тишину кабинета нарушил ровный и тонкий, словно комариный хобот, звук переговорного аппарата. Человек у окна снова вздрогнул всеми мышцами лица и в одно мгновение из печально-жалостливого стал суровым и строгим.
-Да, - властно ответил он.
-Серафим Ибрагимович, к вам Арнольд Мефодиевич, - сказала секретарь и зависла в ожидании ответа.
-Я занят, пусть подождет, - сказал человек и отключился.
В это время за дверьми, дожевывая успокоительное и дрожа в коленках сидел белый, как мел Арнольд Мефодиевич, предчувствуя неприятнейший разговор с главным. Мысленно он согласен был на все: выговор, унижение, перевод на другую работу, даже на скромный выход на пенсию. Только бы не сделали во всем виноватым его, скромного и несчастного отца троих детей, дедушку двух внуков и кормильца еще двух семей предыдущей жены и действующей любовницы. Две минуты, пока Серафим Ибрагимович действительно был занят, тем, что выбирал более удобную позу в кресле, соответственную характеру разговора, показались Арнольду Мефодиевичу вечностью. Наконец на столе у секретаря зазвенел ни чем не отличающийся, но очень важный телефон.
-Серафим Ибрагимович ждет вас.
Арнольд Мефодиевич глубоко вдохнул, мысленно перекрестился и вошел в кабинет.
* * * *
Большой и громоздкий с виду стул мягко принял на свою спину тушу Арнольда Мефодиевича.
"Если Серафим Ибрагимович сразу же предложил сесть", - судорожно думал он, - "значит дело совсем плохо".
Пот уже откровенно струился по его лбу, а белые губы тряслись от волнения. Но большой начальник, вероятно в последний момент, снова поддался увлекшей его мысли, отчего тон разговора принял совершенно неожиданный и даже в чем-то непонятный оборот. Не меняя на сей раз выражения лица, Серафим Ибрагимович опять подошел к окну и, слегка приоткрыв портеру, минуты две смотрел на какой-то, только ему понятный ориентир. Душа - Сарматин с удивлением обнаружил снег, летящий за окном крупными белыми хлопьями. В прочем, странным это не назовешь. В этой части света сейчас была зима. И это было истинной правдой, как и то, что для Сарматина это теперь не имело никакого значения. Свежие снежинки ложились на крыши домов, деревья, землю, асфальт, белой простыней укутывая предметы, словно в доме, из которого уезжают хозяева, чтобы когда-то, быть может снова вернуться обратно. А снегоуборочные машины уже сгребали железными лопатами не успевший окрепнуть ковер и ловко перебрасывали кучи снега на грузовики, которые, в свою очередь, вывозили его далеко за город.
- Как вы думаете, - нарушил гармонию молчания Серафим Ибрагимович, - где больше нелогичности: в снеге, который ложиться на асфальт, или машинах, которые его собирают и вывозят за город?
- Я:я:дум-м-маю:Я:я, - замешкался от неожиданности Арнольд Мефодиевич, - я:я не знаю.
- А не логично, когда с неба падают самолеты. Не так ли, уважаемый?
Серафим Ибрагимович бросил на Арнольда такой горящий и испытывающий взгляд, что последний вжался в спинку стула, едва его не опрокинув.
- В сущности человек, окружив себя достижениями научно-технического прогресса, уже расписался в собственном бессилии. Или вы со мной не согласны?
Теперь уже Арнольд Мефодиевич желал только одного - поскорее избавиться от этих непонятных вопросов, от которых пухнут мозги и которые не предвещают ничего хорошего.
-Хотя, вряд ли из вас получится достойный собеседник. Итак, к делу.
Серафим Ибрагимович опустил портьеру и занял свое место за столом.
-Что говорят они?
-Говорят, ошибка пилота. Таким образом, вся ответственность ложиться на нас, - начал Арнольд Мефодиевич, явно ободренный понятностью новой темы.
-А что можем противопоставить им мы?
-Во первых, вина диспетчеров. Во вторых, некачественное обслуживание самолета в аэропорту вылета и в третьих, теракт. К тому же это актуально, и позволит выбить определенные дивиденды.
-Мало.
-Ну, можно еще сослаться на роковоестечение обстоятельств, так сказать, несчастный случай.
-А как с доказательствами?
-С доводами у нас туго.
Серафим Ибрагимович насупил брови, явно плохой знак.
- Но, - поспешил поправиться Арнольд Мефодиевич, - можно ходатайствовать о назначении международной экспертной комиссии, потом съехать на предвзятость следствия, ходатайствовать о назначении повторной комиссии, в конце концов, попытаться опровергнуть их доводы. Годика четыре это позволить потянуть время.
-Сколько просят родственники?
-Не много но: мы же не можем брать вину на себя:
-Примите всю сумму и пообещайте вдвое больше, но скажите им, что деньги выплатит та сторона, как только закончится следствие. Вы же не маленький, Арнольд Мефодиевич. Да и самолеты у нас не первый раз падают. Если всем деньги платить, так и по миру пойти можно. Жмурикам уже все-равно, а нам еще сельское хозяйство подымать.
Серафим Ибрагимович снова встал с кресла и подошел к докладчику, остановившись за его спиной.
-Кстати, партию свежих гробов прислали?
-Да, еще вчера, как и было заказано.
-Вот это уже лучше. Отправьте часть шахтерам, а вторую половину разошлите по аэропортам. Да, гвоздик закупите, на всякий случай. Пластмассовых. Что еще?
-Пока все, Серафим Ибрагимович.
-Тогда вы свободны. Завтра в это же время я жду вас с докладом.
Арнольд Мефодиевич кланяясь на все стороны попятился к выходу. Он уже взялся за ручку двери, когда его окликнул шеф.
-Кстати:, как вы думаете, - замолчал он, как будто не решаясь задать свой вопрос, - а душа: существует?
Голос Серафима зазвучал как-то вяло и слабо, но с какой-то глубокой надеждой и даже не много дрогнул, словно отдаленный крик приснившихся улетающих журавлей. В эту минуту глаза начальника словно открылись и Сарматина, постоянно висевшего напротив Серафима, едва не засосала огромная пустота, зияющая внутри. Такого ему еще видеть не приходилось. Сарматин, явно увидел огромный, не человеческий Ужас, открывшийся внутри. Причем Ужас был не чувством, а материализованным явлением, вечной мукой души, сжатой и загнанной в самый дальний угол бытия, распаренной и гнилой раной, адским наказанием живущему.
Видение продолжалось какое-то мгновенье. Сергей знал, что от подчиненного начальник ожидает конкретного ответа, пусть даже ложного, но убедительного. Знал, как и то, что более живая, хотя тоже порядком измученная душа Арнольда, не даст ему соврать.
- Я думаю:, думаю:Да, - выстрелил последнее слово Арнольд и сразу же почему-то сам испугался сказанного.
Сергей подмигнул душе Арнольда, душа ответила тем же и от этого ее хозяину стало немного легче.
- Идите, - отрезал шеф, и в тот же миг пустота в его глазах снова отгородилась глухой и неприступной стеной, скрыв Ужас внутри от посторонних. Складки его лба затряслись и их уголки заметно приспустились, - занимайтесь делом.
<У каждого в душе есть свой собственный ад, в который не смеет входить даже Вельзевул> - вспомнил Сергей вычитанную в прошлой жизни фразу и от этого почему-то эфирные мурашки пробежались по его, не менее эфирному, телу.
* * * *
Когда Сергей вернулся на место аварии, там многое уже изменилось. Толпа зевак и корреспондентов плотным кольцом окружила периметр, и толстому копу теперь надо было изрядно потеть, что сдержать их натиск. Люди в масках закончили носить целлофановые мешки, и теперь они зловещей горой возвышались посреди поляны. Мешков было много. Сергей знал, что где-то там, в одном из них лежит то, что ранее давало ему возможность жить среди людей и быть человеком. Теперь же душа - Сергей понимал, что жизнь, на самом деле, понятие намного шире и несоизмеримое с тем, что он понимал под этим словом раньше, будучи еще Сергеем Сарматиным, старшим научным сотрудником института. Да и как глупо смотрятся с высоты полета души все его исследования!
Священник в длинной черной рясе зачем-то ходил с кадилом вокруг кучи мешков, произнося одними губами молитву и постоянно перекрещиваясь. Сергей наблюдал за его действиями с легкой иронией так как знал, что на самом деле ряса лишь средство, помогающее попу до поры до времени убегать от собственного страха смерти, не более.
-Не стоит недооценивать стремление людей быть лучше, - скорее ощутил, чем услышал он мягкий и приятный голос. Сзади и слегка сверху над ним висела точно такая же душа другого человека. В незнакомке Сергей без труда узнал бывшего человека, который первым начал молиться в салоне падающего самолета.
-Я не о религии, а о ее служителях. Кстати, я о вас думал, - обрадовался встречи Сергей.
-Не лгите, вы ведь уже больше не человек.
На самом деле Сергею просто некогда было думать о незнакомце, слишком много нового и непонятного было теперь вокруг.
-Но, если я действительно лгу, значит я еще человек?:
-Нет. Посмотрите внимательней вон туда.
Незнакомец указал на кучу мешков. Сергей почувствовал, о чем идет речь, обратив внимание на слабое коричневатое сияние вокруг каждого из них. Цветовая гамма не была устойчивой и одинаковой. Цвета словно перекатывались из одного в другой, при этом преобладали в основном темные оттенки.
-Видите? Там есть остатки и вашей души. Пока они остаются в теле, вы можете чувствовать и по необходимости мыслить, как человек но, как только вы полностью соберетесь, придя в нормальное, энергетически цельное изавершенное состояние, любая ваша идентификация себя с тем, что было в предыдущей жизни Сергеем Сарматиным, прекратится.
-Я перестану мыслить?
-Нет. Вы потеряете возможность осознавать себя человеком, а точнее - ваше сознание станет вашей абсолютной сущностью. Вы - мысль, сгусток энергии, а то, что было раньше можете оценивать, как домашнее задание.
Только сейчас Сергей заметил, что самолет потерпел крушение за несколько метров от обрыва. Если бы он дотянул и сорвался вниз, спасателям вообще нечего было бы собирать.
-Послушайте, - обратился он к незнакомцу, - вы все знаете. Скажите, почему так? Мы летели среди облаков, вокруг простирались голубые просторы и до солнца, казалось, можно было достать рукой: Там, за облаками все очень красиво:Каждый думал о своем, о чем угодно, кроме смерти и вдруг - крушение, визг, страх, а потом - смерть:Почему так? За что? Разве без этого нельзя было обойтись?
-Какая же это смерть, если мы с вами разговариваем? - улыбнулся незнакомец, - а что касается нелогичности: Странно то, что вы ее не улавливаете.
Он по праву занял место учителя и Сергей без всяких готов был учится. Хотя бы после смерти он имел право знать ВСЕ. А с другой стороны зачем? Если смерть - свершившийся факт, истина в цене падает.
-Человек привык считать смерть самым нелогичным из всего существующего в земной жизни. Хотя на самом деле сложно найти любое другое, более логичное понятие. Запомни: в мире нет ничего нелогичного. Как нет и чудес, просто есть законы, которых мы не знаем до поры до времени.
-И все же, я хотел вас спросить, почему мы все-таки упали?
-Смотрите, - незнакомец взмахнул рукой и с неба пошел теплый и густой дождь. При этом дождь шел только там, где находились души и никто из людей его не видел и не чувствовал.
-Вот лужа. Ее поверхность - проекция жизни во всех ее проявлениях, протекающая в гармонии согласно установленных законов бытия. Но вот под действием каких-то сил на поверхности воды появляются пузыри, - лужа действительно запенилась и покрылась пузырями, - эти силы, хотя и являются составляющими природы, но имеют совершенно другой характер. Пузыри живут некоторое мгновенье, а потом, в результате действия других силлопают, возвращая жизни лужи ее законный порядок.
-Наш самолет и есть такой пузырь?
-Не только самолет. Весь наш научно-технический процесс - это один большой пузырь. Земля устала терпеть измывательства человека. Увы, мы не оправдали ее надежд и поэтому включились защитные механизмы. Мы - потребители, запасы природной энергии сильно иссякли, из Земли почти высосали всю кровь. Много ли толку от человека, у которого высосали кровь, или она заражена смертельным вирусом?
Сергей вспомнил бабушку, которая умерла в позапрошлом году от рака крови. Тогда он никак не мог найти ответа на вопрос: <почему?>
- Самолеты - это месть Земли?
-Нет. Это попытка выжить, инстинкт самосохранения. Исконная мечта человека летать воплотилась в искусственных алюминиевых птицах с двигателями вместо сердца. Человек возомнил себя королем и подумал, что перехитрил природу. На самом деле природа просто улыбалась, давая время избалованному ребенку поиграть любимой, пускай и дорогой игрушкой. Но сейчас для природы это уже непозволительная роскошь. Увы, впереди человека ждет еще много новых бед.
-Будут и другие крушения?
-Крушения - это только начало.
-Начало чего?
-Начало конца.
Сергей замолчал. Ему больше не хотелось задавать вопросы. На мгновение он вернулся к близким и вид плачущей жены и рыдающей матери вызвал в нем чувство стыда. Его смерть, будь она сознательной, была бы похожа на бегство. Он оставил любимых людей одних на пороге эры больших перемен и тяжелых времен.
-Поверь, - снова услышал он голос за спиной, - это не самое лучшее решение.
-Откуда вы знаете, о чем я подумал?
-Ведь мы же частичка неба, а значит ты - частичка меня.
-Откуда вы все это знаете? Ведь вы же в таком же положении, как и я?
-Не совсем. Я раньше начал молиться и делал это искренней.
-На сколько раньше?
-На целую жизнь.
-А как же тогда все остальные?
-Остальными овладел ужас. Они не выдержали испытания и поэтому пошли на переэкзаменовку.
-И что это значит?
-Не спешите узнать все сразу. Знание только тогда ценно, когда оно приходит постепенно и вовремя. Познать истину одним махом невозможно.
-Знаете, - Сергей вспомнил пустоту в глазах владельца шикарного кабинета, - кажется, я знаю, что такое Ужас. Ну, да Бог ему судья.
-Таких - Бог не судит. Ужас, это когда еще при земной жизни Господь уже отказывается принимать твою душу. Ничего не поделаешь, на Земле политика всегда была последним пристанищем негодяев. Кажется, так говорили на Востоке?
С минуту молчали. Вернее, никакой минуты на самом деле не было. За время разговора поп, с которого все и началось, едва успел поднять ногу для следующего шага, и по земным меркам секунда еще даже не успела начаться. Новое открытие изрядно позабавило Сергея.
-И все же, я бы хотел вернуться. Так мне намного лучше, но им, - Сергей вызвал образ родных, - без меня будет тяжело.
-Это не тебе решать.
-Я хочу им помочь обрести Веру и постичь тайну Смирения.
-У каждого свой путь.
-Я хочу их спасти!
-Это не в твоей власти да и от чего ты собрался их спасать?
-От мучений.
-Жизнь - это испытание, а душевные муки очищают. Ты хочешь лишить их шанса?
-Я хочу быть рядом:
Вдруг яркий и мощный свет разорвал небо на пополам. Сергей очутился в центре импровизированного круга, сотканного из теплых и тонких клеток. Словно мать связала ему теплый свитер и нежно одела на хрупкие детские плечи. Теплый свет был чем-то родным и близким. Сергей понял, его зовут Домой. Значит - ему предлагают выбор.
-Я - остаюсь:
* * * *
Лицо в маске склонилось сверху, заслонив собой небо. Сергей пришел в себя и почувствовал резкую боль по всему телу. Он застонал.
- Эй! - крикнуло лицо кому-то невидимому, - скорее носилки, кажется, у нас живой.
Сергей лежал лицом к траве, с трудом вдыхая ее сочный аромат. Это был запах его земной жизни. Он чувствовал боль, а значит он возвратился.