Жанр: Проза: О любви Прочтений: 0 Посещений: 1992 Дата публикации: 16.7.2008
Она смотрела сквозь меня. Она думала о чём-то тяжелом.
– А в германии, – сказал я, глядя на её руку , – идёт дождь.
Она посмотрела на меня, впревые.
Она закрывала дверь, поворачивала ключ. Я смотрел. Лопатки её ходили. Волосы качались. Я ждал. Она закрыла дверь, словно в прошлое. Обернулась, заметно волнуясь. Губы её дрогнули.
Я обхватил её. Лопатнки дрожали.
Целовал долго.
Она не противилась.
Цвела сирень.
Она была в сиреневом платье.
На улице ждал её муж.
Я пригласил её. Она опустила голову. Мы не шли, бежали. Я что-то говорил. Она слушала.
Голубой свет, сквозь шторы. Фиолетовый сарафан падает на стул. По ковру, усыпаном песком, колени, до крови.
– Оказывается, – смотрела она мне в глаза, – есть ещё страсть.
– И только?
– Уже в моей жизни была, – глядела она пристально, – одна страсть, от которой я не могла избавиться два года.
– Всего то? – сказал я, схватив её лицо.
– Это было так больно, – накрыла мои ладони своими, – так пекло и горело, и можно было бросить всё, и уйти на край света.
–Я буду, – сказал я, – любть тебя вечно.
– Может ты, – сказала она, – любишь то, что любишь.
Мы взошли на вершину холма. Дул ветер, пронизывающий. Жухлая трава гнулась.
– Тут? – спросил я, – холодно?
– Почему? – улыбнулась она, и ветер выжал из её глаз две слезы.
– А и правда. – Опустил я руки.
Она стала раздеваться. Сняла свитер. Растегнула лифчик.
– Эй! – вскричала она, – кто нас видит и слышит, – я хочу быть желанной. И она закрутила свитеров над своей головой. Как флагом последней надежды.
Ветер усиливался. Я снял куртку. Бросил под её ноги. Она опустилась на колени.
– Сними, – сказала она прочь, – с меня штаны, пожалуйста.
Я снял. Обхватил её груди. И, намацав уже совсем мокрую промежность, налёг.
Мне не хотелось валить её. Земля уже была сырой, холодной. «Мать – сыра земля», – крутилось в моём мозгу. Но перед глазами раскрывались её груди. Раскрывались её руками, из-под куртки. Она была простая, балоневая. И вовсе её не согревала. Я прижался к ней. Гладил руками её ягодицы.Стараясь согреть мои пальцы. Но не было сил терпеть.
– Ну, – обхватила она мою голову, – не страдай так. Я же твоя.
Я повалил её. Гулом ответила земля. Я перевернул её на себя.
– Ты простудишься. – подтиснула она свои руки мне под спину.
– Я весь горю.
– У тебя жар.
– Это у тебя там всё горит.
– Люблю, люблю.
Когда мерк свет в глазах, я думал: « Любимая, помоги!» И её дыхание сдувало с меня печаль. И солнце снова всходило на Востоке. И птицы пели, а не просили. И ветер пел, а не выл. И листья уносила осень в укромные места. И облака ещё выглядели молодыми.
Она лежала неудобно. Но тянула ко мне руки.
– Ну, же!
Я возился с ремнём. Горбатясь в салоне автомобиля, низкого. Нещадно звонил мобильник. Ветер бился снаружи. Дождь барабанил по крыше. Она лежала неудобно. Ждала.
– Извини, – бормотал я, – засовывая пальцы свободной руки ей межу ног.
Желтые листья липали к стеклу, с размаху. Нещадно звонил мобильник, упавший кудато.
И в отеле был холод. Мы стащили матрас на пол. Она раздвинула так широко ноги, что уже ничего за ними не было видно. Ни обшарпанной двери, выкрашеной жуткой краской. Ни разбитого замка, в щели которого смотрел коридор.
Её груди и запрокинутый назад подбородок.
Её дрожащие пальцы и больше ничего на всём свете.
Я бился на ней, и был нем.
Я хотел рассказать ей о любви. Да забыл слова. И наплёл много лишнего. Ей на посмешище.
В темноте блестела слеза.
– У меня, – сказала она в заоконье, – было семь любовников. Все они говорили: «Я люблю тебя». Но они испарились.
Был только лучь фар, проехавщей машины. Но мне хватило, чтобы наглядеться на её лицо. С одной слезой.
Она, переменчивая, как ветер, приехала. Что бы провести одну только ночь…
В чужой квартире.
Моя речь, косная и непослушная. Лишь иногда – нежная.
Её тело, нежное всегда и послушное.
И свод неба мёрзнущего ноября. Там, за высокими окнами чужой квартиры.
Между мхастыми корнями и совсем ещё хилой травой, по тёмному дёрну, сочились ручейки. То умирал вовсе чёрный теперь снег. Украдками рвался ветер, между совем ещё голых ветвей. Но алая пряжа облаков, ещё холодных в тени, но теплеющих в лучах солнца уже шла на город.
Я спасался бегством.
От любви. В ледяную завесу дня.
Она полюбила другого.
Она дала мне книгу. Почитать. Она любила чтение.
Я делал с книгой то, что сделал бы с нею. Поедал глазами. Облапывал. Тискал. Загибал – разгибал. Лилеял. Мял страницы. Царапал их ногтями. Подчеркивал то одно понравившееся место, то другое. Запоминал наизусть. Слюнявил пальцы, перевовачивая. Думал о высоком и низком. Вдыхал аромат краски. Бросал на диван. Хватал снова. Скрежетал зубами от бессилия что-либо изменить в ней. И упивался восторгом.
Каждое утро и вечер я ждал от неё письма.
Не было.
Я не отходил от телефона, ждал её звонка.
Телефон молчал.
Она пришла нежданно.
В черном.
– Я не трону тебя, – сказал я, – только разденься.
– Поклянись.
– Хочешь, – подошел я к вазону китайской розы, – буду есть землю?
– Нет.
Глядя мне в глаза, сняла всё.
«Мадона», написал единственное стихотворение Натали Пушкин.
Я подошёл. Обнял её. Лопатки её дрожали. Она не противилась.
Я поднял её. Она стала тяжелее. И понёс. Стену жег закат солнца. Звонил телефон, на разрыв. Но я уже ничего не видел. Ничего не слышал. Уже не дышал.
Божественно... любовь, страсть, чувства... большинство людей немеет, испытывая это..от нехватки слов, что бы описать эти вершины..но это чудесно!.. Вам это удалось!