Libra - сайт литературного творчества молодёжи Libra - сайт литературного творчества молодёжи
сайт быстро дешево
Libra - сайт литературного творчества молодёжи
Поиск:           
  Либра     Новинки     Поэзия     Проза     Авторы     Для авторов     Конкурс     Форум  
Libra - сайт литературного творчества молодёжи
 Александр Пышненко - Ниже плинтуса 
   
Жанр: Проза: Рассказ
Статистика произведенияВсе произведения данного автораВсе рецензии на произведения автораВерсия для печати

Прочтений: 0  Посещений: 2265
Дата публикации: 27.11.2008






…Тогда я взял телефон, и набрал номер начальника охраны Окаевича.
Об этом человеке, на которого наложила неизгладимый отпечаток его предыдущая служба, досужие языки здесь правили разное. Все эти мнения я, рискну подвести к одному знаменателю: человек этот пользовался определенным и несомненным авторитетом. Загадочность ему обеспечивал тот ореол, который всегда окружал сотрудников СБУ; Служба безопасности Украины - обломок, доставшийся Украине от таинственной и закрытой организации, какой являлась когда-то советские органы госбезопасности - КГБ.
Окаевич успел поработать кагэбэшником.
Закрепить расхожее мнение помогала распространяемая начальством легенда о том, как в голове какого-то работающего на канаве бывшего колхозника, наблюдающего за путающимся без видимого дела невзрачным и плюгавеньким мужичонкой - с лысиной на всю голову, - вызрела неплохая идея (такое часто бывает!), самым энергичным способом повысить свою социальную устойчивость в этом коллективе, показав настоящую рабочую крутость: он реально отправил этого мужичонку за Можайский лес, чтоб якобы не путался у него под ногами, когда он, труженик, и гегемон, загорелся в работе! Услужливая молва, потом, доносила принятым на работу новичкам, что тому бедолаге, смело «пославшего начальника охраны Окаевича», не дали времени даже опомниться и доработать до конца смены, - срочно вызвали в офис, что в Вышгороде, где его уже дожидались документы в отделе кадров, а также остатки заработной платы (с учетом всех вычетов). Человек сгорел, как говорится, на своей работе!
Встретившись с начальником охраны в холле конторы (по его звонку), я нашел Окаевича именно таким, как доносила молва; он пригласил меня на собеседование.
Он был ограничен во времени, собрать на меня дополнительную информацию, фирма захватила огромный кусок территории – воинскую часть в 24 километрах по Житомирской трассе, между Милой и Капитановкой, - на охрану которой требовались новые люди. На ловца, как говорится, и зверь явился. Этим зверем – оказался я.
Сыграл свою положительную роль и мой бывший мастер, который, вернувшись с отпуска, начал собирать новую бригаду, неожиданно появился в холе, во время моего разговора с Окаевичем, и начал переманивать меня, предлагая золотые горы.
Если б не эта литература, к которой я был уже привязан по гроб жизни, и рвался в ее гавань, как спортсмены спешат к финишу, - я б, естественно, клюнул на его посулы. К Вильгельму я не пытал никакой неприязни. В эту охрану меня тянула только литература, и тогда я сказал Вильгельму, чтоб он немножко подождал. В это время к нам и подошел Окаевич. Они перетерли с Вильгельмом с глазу на глаз, и бывший эсбэушник растаял, - что на него совсем было непохоже, - он без особой проверки, уже на следующий день, отправил меня с двумя «западниками» принимать под охрану оставляемую вояками воинскую часть.
Вечером того же дня, я появился в кустах на берегу канала с бутылкой портвейна и «обмыл» новую ипостась. Работа охранника на этой фирме, обещала мне необходимое время для занятий литературой, условную крышу над головой и вполне приличную по тем временам зарплату. Я учился ценить любые успехи.
Сидя там, среди увядающих своими осенними уборами деревьев и кустов, попивая винишко с пластикового стаканчика, я вскользь наблюдал за юркими голавлями в прозрачной воде канала, и думал, что теперь все наладится в моей жизни. Я придумывал себе, как экономно буду тратить свое свободное время. Мне надо было, в первую очередь, полностью восстановить писательский архив, и в то же время, не останавливаясь, продолжить прерванный насильно недобрыми людьми свой литературный процесс.
«Это Бог так постарался, - думал я, - чтоб меня взяли охрану на эту фирму». Других объяснений своего чудесного превращения мне искать в тот тихий октябрьский вечер просто не хотелось. Услужливое воображение, подкрепленное влиянием вина, рисовало мне радужные перспективы на самое ближайшее время, обещая много приятных минут, проведенных за рабочим столом.
Уже на следующий день, я бродил среди сосен на новом участке. Я внимательно присматривался к новому месту обитания. Казарма, кухня, столовая, машинные боксы, подземные железные бункеры, разбросанные в сосновом бору вокруг воинской части... Все это внушало своими не детскими размерами. Генералы, которые основательно готовились здесь к прошедшей войне, без боя оставили военное имущество, в которое были втюханы колоссальные народные средства; теперь драпали по всему фронту, оставляя атакующим «буржуинам» богатые трофеи, в виде устаревшего имущества и жирных пядей земли. «Это же, сколько надо было сносить по нашим селам фуфаек, чтоб отгрохать все это? – Задавал я себе интересные вопросы, рассматривая потери народа. – Сколько надо было вылазить, таким же, как я, по всему Советскому Союзу в поисках руды в бытность свою геологом? Кому-то же, теперь, это все досталось?» Кое-где, уже были извлечены из земли небольшие бункеры, и, очевидно, тут же переправлены в вторчермет. При таком же скрупулёзном осмотре были обнаружены также и поврежденные кабеля, которые, очевидно, были отправлены в том же направлении.
Нетронутой оставалась, разве что, спрятанная в лесу и огороженная со стороны сел высоким железным забором территория самой воинской части, в которой дотягивало свой годичный строк до дембеля около двух десятков солдат, за которыми присматривал один майор.
Солдаты занимали помещение на первом этаже здания штаба; там, на самом низу, стояли их койки. Мы – охрана – заняли весь второй этаж. Поставили свои кровати, оборудовали кухню.
Начальник охраны нового объекта, - Бека, - лет под тридцать и неплохо сбитый молодой человек, добрался сюда на добитом до ручки, своем стареньком «Пежо», оборудовал себе комнатку, забрал в нее небольшой холодильник. С ним неотлучно находился невысокий пацанчик, Антон, которого везде таскал за собою, как свой хвост обезьяна, начиная с времен, когда работал в рыбоохране. Этот пацан исполнял при нем роль денщика и, одновременно, горничной... Как и подобает барину, Бека завел себе настоящего раба.
Потом он перевез сюда своего слепого отца, и назначил ему неплохую ставку. Если на других постах Окаевич платил своим подчиненным, вроде курам на смех, - то здесь, он, как потом выяснилось, ожидая своего родственника Витю, - мужа сестры, - назначил максимальную тарифную ставку. Потом, Бека притащил сюда своего больного пса.
Тощая, как велосипед, псина, без конца семенила по территории воинской части, наводя тоску. Собака, смешно, на поворотах заносила свой тощий зад. Бека пристроил ее на ситную пайку служебной овчарки. Больше, очевидно, перевозить сюда было некого: в Вишгороде оставалась только жена и двое еще малолетних детей. Бека, пару раз, привозил их в гости (не выдержал старенький «Пежо»). Испустив свой дух, автомобиль занял почетное место на плацу, прямо под окнами штаба.
Теперь, в ее внутренностях копались все, кто с трудом свечку отличал от карбюратора, - таких, даже здесь, нашлось много. Иногда, охранники пытались завести авто «с толкача». Аппарат лишь издавал какие-то невнятные звуки, но заводиться не желал. Бека, все это время, почем зря поносил французов. Это они, лягушатники, смастерили такую плохую машину.
- Что еще можно ожидать от этих жабоедов? – вопрошал Бека. И тут же делал однозначный вывод: – Из полезных вещей, французы придумали только менет…
Меня эта возня мало занимала. Надо было сваливать отсюда. Если бы не литература…
Здесь я нашел себе отменное место для литературных медитаций – перегороженный дамбой ручеек, образовавший среди леса небольшое чудное озерко, углубленное очевидно здесь земснарядом, с чистой глубокой и прозрачной водой, плавающей осыпающейся с окружающих его листвой на темной поверхности; излюбленное место для прогулок всех местных собачников. От воинской части к пруду вела добротная, укатанная дорога. Раньше, сюда, очевидно, ездили отдыхать военные чины: здесь же на берегу имелась надежно обустроенная купальня, туалет и достаточно длинный стол для трапезы.
Пока Бека копошился возле добитого до ручки «Пежо», я, прихватив с собою солдата, и пару бутылок пива, отправлялся в сосновый лес.
Сразу же, после приезда, нам первым делом удалось обустроить себе уютную кухоньку. Одну и комнаток, рядом со спальным отделением, мы очистили от мусора, прибили полочки для посуды, наклеили фотообои. Получился очень уютный кухонный уголок.
Я стряпал там. Пока, Бека с Антошкой, занимались авто.
Беке часто доводилось отлучаться в Киев; сдавать сессию в университете. Скоро, он поселил в своей комнате компьютер, который Антон приспособил для игр. Отец, пользуясь случаем, весь по старой советской привычке, корежил брошенное армейцами имущество, «добывая» винтики и шпунтики. Собранные, таким образом, детали он сортировал каждую в отдельную кучку!..
Скоро явился родственник Окаевича. После приезда Вити, все закрутилось с новой силой вокруг его персоны. Все связи, внутри коллектива, начали собираться по-новому…
Отработав три недели, я отправился на отгулы в Киев, приобрел за сотню баксов, бэушный ноутбук, и начал, наконец-то, серьёзное восхождение в литературу…
Вернувшись обратно, я нашел, что оставленный запас макарон, практически исчерпанным. Они питались ими целую неделю, пока не приехал тот же Витя и не организовал им жирную диету.
С этого времени, они питались одним салом, которого я терпеть не мог.
Они забрали холодильник в комнату Беки, наполнив его своими домашними харчами. Они вместе питались. Бека копил деньги на новую «Ниву»; наобещав «своей горничной», Антону, отдать поломанный «Пежо».
На пропитание, мне хватало опенок, которые я находил на территории части, поджаривая их на подсолнечном масле (часто угощая всех желающих). Расход в еде был минимальный, что очень нравилось Беке. Новую машину он купил себе - в полгода.
Витя, - муж сестры Окаевича, - крупный с виду мужик, - пасечника, - бывшим в бытность своей армейской службы лагерным вертухаем, принялся наводить свои жлобские порядки, - целеустремленно перетаскивая людей - от Беки на свою сторону. Начались мелкие, характерные для такой шайки, внутренние интрижки. Витя оказался обычным интриганом. Меня вся эта возня не занимала. В гробу я слышал его сказки о полезности домашних пчел и своих лагерных подвигах, которые он пытался мне навязывать. Большинство растений, как известно, опыливается дикими пчелами, которые работают в одиночку. А о лагерных делах и овчарках, я начитался еще у Довлатова, книгу которого, я таскал за собою.
Как-то на досуге, я попытался читать Вите некоторые рассказы вслух.
Витя не стал слушать, и сделал правильные для себя выводы по этому поводу: он начал жаловаться всем, что я оскорбляю его, невнимательно слушаю о пчелах, и еще нашел, ему, бывшему лагерному вертухаю, читать какую-то книжонку…
Я не оспаривал его мнение, он имел полное право невзлюбить меня за что-то. Но я старался быть честным и из собой: мне очень сильно не понравился сестро...б моего непосредственного начальника. Быть может, познакомившись с ним поближе, я бы стал ему помогать. Но Витя действовал слишком напористо, питаясь неуклюже сменить Беку. Он, похоже, искал себе союзников.
Скоро я уже знал, что этого Витю разыскивают какие-то бандюгны. Что-то там произошло связанное с партией меда, в которой он нахимичил, чтоб выгодно продать его где-то в Белоруссии. В эту историю были вплетены какие-то бабы, - коммерсантки, - что-то там у них не срослось с Витей, - вроде бы бабы раскрутили его, присвоив себе выручку, сославшись на то, что мед, якобы, от неумелого хранения испортился. После чего Вите и пришлось прибегнуть к услугам крымских бандитов, чтоб выбить с этих баб часть денег за партию испорченного меда. Этих же бандитов, как потом Витя выяснил для себя, перекупили все те же бизнес-вумен, после чего, он, опасаясь нового наезда, отправился сюда. Но даже здесь он не чувствовал себя в полной безопасности, боялся, что его вычислят, найдут, где он скрывается, и нагрянуть сюда в любой момент...
Он боялся ночных шорохов; вздрагивал от каждого неожиданного появления незнакомых людей на КПП; часто звонил своей жене... Однако сюда, заглядывали разве что одни лесники, которые хотели знать, когда им передадут лес, который был закреплен за военными.
- Лучше не связываться с бабами, - резюмировал бывший пасечник. - Это же такая гадость! Последнего бабла не пожалеют, все отдадут, лишь бы добиться своего!..
В этом, я могу, поставить свою подпись под каждым его словом!

Скоро Окаевич перевел меня на другой объект.
…Я сразу же оценил это место, приходя во внутренний восторг. Вот, оказывается, что мне было нужно всегда! Я должен был всего лишь сутки отсидеть на «Автобазе» предприятия, и трое суток – были моими! Я мог, наконец-то! посвятить себя всего литературе. Крыша над головой у меня была. Это была удача! Для этого, оказывается, не надо было открывать загадочные пещеры, наполненные разбойничьими кладами; плыть за три моря, чтоб отыскать пиратские сокровища! Мое сокровище: свободное время, которым я мог управлять по своему усмотрению! Отсидев в будке возле офиса фирмы, я мог заниматься литературой на качественно новом уровне!..
Лучшее время в моей жизни! В плане работы. Здесь я, наконец-то, мог не думать о хлебе насущном, все это плыло как бы мне само по себе; я так же ощутил себя вольным от всяческих обязательств. После того, как я потерял все на родине – очаг, свободное время и клочок обработанной своими руками земли, - я снова приобрел все это в столице!
Связей со своей родиной, я уже не поддерживал.
На моей родине на меня устраивали охоты, с целями: сначала запугать меня, а потом посадить в тюрьму, где уничтожить руками каких-то уголовников. Это все осталось в недалеком прошлом. Я не жалел о погубленных клубничных грядках, которые приносили доход; не о уничтожаемой отцовской хате… Я жалел, сначала, только о свободном времени, которое я мог тратить на литературную работу. Теперь его у меня снова было много. К тому же, мне теперь никто не мешал!

Короче, все складывалось для моей литературной судьбы самым выгодным способом. Вначале очутившись в большом городе ниже плинтуса, я, наконец-то, обрел все, что необходимо было настоящему художнику: приемлемую бедность, немного пищи, крышу над головою, необходимую свободу и свою общую неустроенность. Я теперь мог, закончив свою практически ежедневную работу на компьютере, отправляться бродить по городу, отыскивая в нем укромные уголки. Мог посещать выставки художников под открытым небом на Андреевском взвозе. Ходить на футбольные матчи. Иногда, купив в «Фуршете» бутылочку, выбраться с ней на Лысую гору или, затерявшись практически в лесной чаще где-то вдоль отводного канала, сидеть там часами на каких-то полуистлевших бревнах, потягивая дешевый «Портвейн».
Чхал я на то, что трое охранников, - двое из которых ездили сюда с каких-то городков, тащивших здесь не слишком обременительную службу, которые и здесь встретили творческую обособленность несколько насторожено. К этому я давно привык и не обращал особого внимания. При передачах смен, мы, обычно, успевали обменяться только словами: здравствуй/до свиданья. Это люди были весьма определенные, в основном пьющие…
Сдав свою смену, я спешил в общежитие, где меня уже ожидала Мария Алексеевна (мое возвращение с работы совпадало с ее приходом на смену), и начинался мой поход в литературу. Может эта женщина, отягощенная своими заботами, и вовсе меня не ожидала; но любому человеку хочется, чтоб его всегда кто-то ожидал, вот у меня и вырвалось к слову. Тем более, что ее присутствие настраивало меня всегда на творческий лад.
Оказавшись на своем месте, я тут же замыкался у себя в комнате и писал почти до обеда. Потом уходил в город; гулял возле канала; бродил вдоль Надднепрянского шоссе: до заправки и обратно – это не меньше двух километров…
Иногда я выпивал вина и тогда меня тянуло пообщаться с Марией Алексеевной, дежурной на этаже (если это ее смена) - то есть поспорить с нею на темы религии в нашей жизни.
Теперь я понимаю, что это была естественная потребность общения с этой интересной женщиной. Между нами оставалась какая-то несокрушимая стена ее фанатичной веры в навязанного извне московского бога, мнение о котором у меня сложилось еще в бытность, когда я жил в Лавре. Никакой мой сарказм по поводу святош не смог поколебать в ней это пристанище, в которое она себя загнала. Я ей ведь тоже был не безразличен, это было видно даже не вооруженным взглядом. Даже когда она воткнулась в меня грудью в моей холостяцкой общежитовской комнатушке, когда надо было показать какую-то компьютерную функцию, я еще не готов был преодолеть тот возникший барьер. «Трудно тебе с бабами, - постоянно обращаюсь я к себе, - намечтаю, а потом бьюсь лбом об ту же стенку. Надо быть с ними попроще…

…Уволился Витя И., с которым начиналась моя работа на канавах.
Эту зиму я проживу с одним только Игорем в комнате. К тому же, он, довольно-таки, часто ездил к себе домой. Скоро в комнате появился какой-то бывший милиционер.
Игорь поступил опрометчиво, и скоро уже жаловался мне, что он горько ошибся. Их тандем в комнате, очевидно, был рассчитан против моих политических убеждений. Бывший милиционер обещал помочь ему локализировать мое влияние.
Колесниченко легко можно было отнести к тому типу людей, которые ради достижения каких-то своих мелких желаний, может натворить чего угодно. Бывший милиционер давно мечтал стать бригадиром.
Еще на Софеевке, под началом Вильгельма, я работал с ним в одной бригаде. Он, постоянно, оставлял во мне ощущение какой-то своей пустотелостью: будто из него, как из шкафа, сдали на очистку когда-то совесть, и позабыли вернуть ее обратно.
Бывших ментов, как известно, не бывает. Его угодливость, касалась только отношения с начальниками. Тогда он казался очень гибким, почти резиновым.
Игорь понял это, но было уже слишком поздно. Идейного товарища по борьбе с «украинским национализмом», с бывшего милиционера не получилось. Однажды сходив в Лавру, Колесниченко сразу же забросил все это дело. Ему эти игры в «божков» стали неинтересны; он искал себя там, где была реальная власть и деньги. Пусть все мелкое, на уровне отдельной бригады, но это было что-то настоящее, понятное каждому. За это он готов был вступать в союзы, безбожно врать, хвастаться, искать себе попутчиков против кого-то и т.д.
…После нескольких попыток ужиться на одной жилплощади с какими-то подозрительными афганцами, пропивающих светлую память «о боевом братстве», - «рогатыми» фермерами, которых бросили блудливые жены - и «крутыми сельскими перцами», которые в столице быстро оказались под «конкретными пацанами», - наконец-то, вселился паренек с Ровенской области, - Юра, - с которым я мог общаться на темы, о наших украинских делах. Его патриотизм граничил с западно-укаинским эгоцентризмом, - западные украинцы считают себя святее Папы Римского. Я, все же, пытался ему доходчиво доносить суть восточного украинца, чтоб он мог понять, насколько это важно для судьбы Украины.

Каждый день я старался восстанавливать по одному рассказу с сожженного когда-то архива. Добавляя к этому хотя бы по нескольку предложений из глав своей будущей повести.
За очень короткое время я много что восстановил.
Обработав немного рассказ о Лавре, сплавил его в одну редакцию на правом берегу Днепра, в районе Левобережной станции метро.
Пытаясь понять, что привело меня сюда, я по сто раз на дню перебираю все важные этапы в своей жизни. Это ниже плинтуса, на одном уровне с этими бывшими колхозниками, с которыми я делил свой кров.
Человек привыкает даже к самым диким и мерзким обстоятельствам, свыкается с постоянной реальностью. Как, помнится, одно время мне довелось жить в одном селе на краю географии, под постоянным присмотром местного сексота, который, кровь с носу, через местного прокурора, заразился идеей засадить меня в тюрягу по какому-то сфабрикованному делу. Я привык к этой возне, как и к постоянной слежке за собой. Они организовали на меня такую охоту, что жившие там колхозники считали мою поимку делом скорого времени.
Они создавали прообраз какой-то новой империи, на обломках старой – СССР.
Украина была покрыта густой агентурной паутиной, которую не смогла смести даже «Оранжевая революция». Этот спрут давил все украинское! Меня спасло только чудо. Это чудо – литература!
Я уехал оттуда, будучи в полной уверенности, что нахожусь между жизнью и смертью, и, даже теперь, немного обжившись, я уже начинаю приучать себя к мысли, что здесь все хорошо, что можно трудиться, и, возможно даже, что я преувеличил степень тогдашней опасности.
Я, помню, прожил в подвешенном состоянии тогда не один год, - и могу теперь смело утверждать, что ко всему можно привыкнуть, - и, прежде всего потому, что, это - стиль жизни: человеку всегда есть что терять, даже если терять уже нечего. Существование в такой стране может продлеваться годами; многие жители почившего в бозе «великого» Советского Союза, цепляются за какую-то несущественную мелочь, как бы забывая о своем стоянии в бесконечных очередях за самым необходимым!..

Мы часто обговариваем это с Марией Алексеевной. Но, едва разговор каснется относительно московского патриархата, она накаляется до бела.
– В Храме всех Преподобных Печерских Святых «обновляется» старинная икона Божьей Матеи «Троеручечница», - говорит она тоном религиозной фанатички. - Фон на ней постоянно просветляется! Это как, по-твоему?.. А то, что в этом храме расцвела на иконе «Успение Божьей Матери» сухая лилия, которая давно лежала под стеклом высохшей…
- Эти фокусы - для религиозных фанатиков, - парирую я.
– А благодатный огонь, который в пасхальные дни без огня зажигают в Иерусалиме православные священники? Ты знаешь, что перед коликвиумом вся комната осматривается! В ней никого не остается! Как ты докажешь это?! – Глаза ее в какой-то момент озаряет свет ее веры.
- Здесь, - говорю я, - Давид Коперфильд отдыхает. Настоящая вера - зиждется на духовном служении. Для этого не обязательно посещать храмы; лучше посидеть над любимою книгою. Это будет полезнее для воспитания любви к ближнему! Мне ли об этом твердить вам, Мария Алексеевна? – Это мои любимые «богохульные» мысли. – Духовное начало в человеке, должна хранить совесть. Совестью российского попа здесь не обойдешься! Эта совесть - не критерий праведности. Нормальную совесть, надо воспитывать в себе. Эти фокусы, которые показывают попы, рассчитаны только на фанатиков. Какая же это вера? Это - опиум! – твержу я, каждый раз, Марии Алексеевне.
- Тебя держит Бес, - говорит она, потеряв надежду хоть как-то повлиять на мою философскую распущенность. - Тебе надо срочно сходить в храм! Исповедаться…
- Тогда я отправлюсь во Владимирский собор! - говорю я. – Там правят попы, которые ближе мне по духу. Они - украинцы...
С Игорем, Мария Алексеевна, подолгу ведет какие-то душеспасительные беседы. Она наставила его на путь истинный: он бросил упиваться алкогольными напитками. Жаль, что на его тумбочке начали появляться какие-то агрессивные воззвания российских церковников.
Я легко припоминаю тот день, когда мы впервые отправились с ним в Лавру.

…Мы отправились в Лавру, начав обходить ее с церкви Всех Святых построенной в 1698 году при украинском гетмане Мазепе, - этого я не расскажу ему, - занявшись рассмотрением написанных маслом картин, записывая свои наблюдения в блокнот, параметры храма, – пока, Игорь, истово молился. Он словно припал к живительной влаге, и не мог оторвать своих уст от щедрого источника.
Я показывал ему все храмы, которые попадались ему на пути; по возможности рассказывал о них. В, конце концов, я отвел его на могилу, убиенного в Киеве Петра Столыпина, останки которого покоятся возле Успенского собора. Убил премьер-министра некто Багров, двойной агент - Германии?.. и, одновременно, царской охранки, - предшественницы небезызвестной ЧК – ОГПУ - МГБ – КГБ – ФСБ.
Германия, якобы, не пожелала видеть Россию могущественной, а царь не желал возвышения самого Петра Аркадьевича Столыпина. Которого ненавидели все: от мнительного сельского кулака, до всесильного батюшки-царя. Увы, такая участь всех реформаторов!
Российская империя выбрала себе иной путь социального развития.
Прогрессивного премьер-министра убили именно в Киеве.
- Это тот самый? Настоящий? - все допрашивается у меня Игорь.
- Тот самый, настоящий, - говорю, - премьер-министр царской России, который проводил необходимые реформы. Он по-своему мечтал увидеть Россию великой державой, и многое сделал для этого.
- А почему же тогда его похоронили в Киеве? – Удивляется он
- Потому, что такова была воля самого Столыпина, - отвечаю я. – За ним долго охотились. Премьер-министр завещал быть похороненным там, где его настигнет смерть. Его застрелили здесь, в Киеве. В Оперном театре. В присутствии самого царя!
…Я водил его по пещерам, которые вырыли монахи. Он много молился; ставил, где только можно, свечки. В конце нашей экскурсии, я отправился с ним в церковь Спаса на Берестове. Хотел показать покоящиеся там останки киевского князя Юрия Долгорукого, основателя Москвы. Но храм, к нашему вящему сожалению, был закрыт на ремонт.
После этого я перестал его приводить в Свято-Успенскую Киево-Печерскую лавру. Предпочитая бывать во Владимирском соборе. Игорь искал себе новых поводырей, - но, видать, не нашел...
Я пережил с ним контрреволюционные процессы в нашей политике, когда на целый год власть в стране оказалась в бывшего уголовного преступника, которого навязала нам агентурная сеть кацапо-сексотского подполья; неожиданное освобождение страны от этого плоского режима…
- Сумеем ли мы, Игорь, дождаться с тобою нового освобождения? – Продолжает вздыхать Мария Алексеевна.
- Не дождетесь! – говорил я.
Последнее время, я постоянно читаю Игорю купленные с каждой зарплаты книжки. Обычно, это - Сергей Довлатов.
Игорь З., начал прилично зарабатывал, попав в хорошую бригаду. Мои дела, наоборот, шли по наклонной вниз.
Не взирая на шовинистические взгляды этого разношерстного народа, с которым мне приходилось сталкиваться в этом зловонном месте, я все больше проникался к нему нескрываемой симпатией. Я научился получать определенную радость от общения с этими людьми, даже если наши споры с Марией Алексеевной, например, очень часто переходили в горячие перепалки. Эти люди несли в себе заряд настроений всего постколониального общества, которое сложилось на то время в Украине.
Одно время я было попытался было налаживить связи с профукавшими власть патриотами, - этими «профессиональными украинцами», - которые, сцепившись меж собою в борьбе за власть, забывали обо всем на свете; варились в собственном соку. Имея более чем скромные таланты в любых сферах человеческой деятельности, они априори не могли повести за собой народ, который по-прежнему контролировали секретные службы (в большей степени российскими). Основной производственной деятельностью для всех «профессиональных украинцев» оставалась сфера регенерации ненависти к России (я проникал в эту специфическую среду напыщенных самолюбцев не дальше прихожей «Будынка пысьмэнника», что на Банковой, 2).
Но, что, сам по себе, может стоить политик, который не знает, что такое настоящий жизненный успех? В это трудно поверить, но, глядя на современную политику, я привык видеть, что у кормила страны собрались толпою только те люди, которые не в чем по жизни не проявили себя. Они привыкли действовать стаей, нападая на отбившихся, топя в грязи своих бывших соратников, занимаясь дворцовыми интригами, и по старинной привычке украинских гетманов, до недавнего времени бегая, в основном, в Москву. С обретением Украиной независимости, география их обивания порогов изменилась к лучшему.
…Вот наглядное пособие хлипкости украинской независимости: толпы нелепых колхозных алкашей, явившиеся в Киев на заработки из своих Голопуповок и Мухосранска, с которыми я недавно копал целебную глину по всему Киеву, с которыми я, лоб о лоб, столкнулся здесь, на Выдубичах, - сукиными детьми, - не на секунду не теряли чувства своего превосходства над остальными. Кто-то, ведь, поддерживал в них видимость «ничтожности украинской независимости»?..
Собою, своей откровенной наглостью, они навязывали свое пренебрежительное отношение ко всему украинскому. Здесь, как и в себя дома, они пытались ничего не делать. То есть бражничать, болтаться со столицы в село, и из села в Киев, и за это получать деньги.
Став невольными свидетелями наших бурных интеллигентских споров с Марией Алексеевной, они не были готовы понять, в чем же соль этих ненужных перепалок, которые ни к чему, казалось бы, не ведут. Для них было однозначно то, что за каждого из них все давно решили. К этому они были приучены в своем селе, теми засекреченными агентами спецслужб.
Созданные патерналистское общества, с поддерживаемой в них верой в строгого и справедливо-доброго отца, служили средой разъедающей как щелочь украинскую независимость!
- Чем, собственно, отличаются все эти церкви? Я, например, не понимаю, - спрашивает кто-то, и объясняет, мне суть наших споров с Марией Алексеевной, - для меня все церкви одинаковы. Попы, есть попы.
- Да, собственно, не в чем, - говорю я, - одно и то же Средневековье. Если человеку безразлична своя страна, своя собственная перспектива, то ему все безразлично. – Пробую предельно ясно провести черту между навязываемым извне мироощущением чуждой нашему духу церковью и, собственно, государственным мышлением свободного украинца: – Свободный человек должен выбирать себе правильную дорогу!
В ранней юности таких путей больше чем предостаточно. Человек определяясь в лабиринте жизни ежечасно, сам, на основании тех же заложенных в него принципов морали, данных ему от рождения средой, воспитанием, образованием, мироощущением, сам определяет в какой переулок лабиринта ему повернуть в данной ситуации, чтоб поскорее выбраться на сравнительно ровную дорогу, когда нужно, открыв в себе божественное предназначение, отдать себя всего служению делу, своей стране или, наконец-то, своей отчизне… Соизмеряясь с правотой своего мироощущения, можно продолжать долго в том же духе. На перекрестках этих дорог толпятся разные люди, в виде регулировщиков: не только родители с их ненужным советским опытом выживания и шпионы-«святоши» с Лавры, призванные под ружье политикой «средневекового» Московского княжества. Свободному человеку надо все время «шурупить» мозгами, выбирая пути, ведущие к свету.
Если выражаться кратко, в чем же суть тараканьих споров под плинтусом – это: свобода и несвобода!
Помню, было воскресенье, дело шло к десяти часам утра. Я был на кухне, туда зашла Мария Алексеевна, и тут же возник какой-то спор, суть его выветрилась уже, потому что тут же в коридоре возник какой-то тип, и начал упрекать:
- Вы не даете спать! Опять грызетесь! Вот я…сейчас…
- Что ты мне сделаешь? – Спокойно отреагировал я на его агрессивный выпад. – Соображаешь? Посмотри на меня и на себя в зеркало! Половина девятого, пора вставать и шуровать на канаву!
Тот, моментально, сник.
Мое поведение понравилось Марии Алексеевне. Я умел без особых усилий усмирять разношерстное племя бывших колхозников.
В день, когда надо было прощаться, Мария Алексеевна приняла самое деятельное участие в моей дальнейшей судьбе. Она звонила куда-то, доставала телефоны, советовала: как лучше договориться с новым комендантом. Речь шла о возможной аренде комнаты.
– К своим знакомым я не могу тебя посоветовать, - говорила она. – Это такие старушки…Ты с ними обязательно будешь спорить! Ты долго там жить не будешь. – Это было справедливое предположение.
Я же просил ее не беспокоиться. Уж лучше схожу в Спилку письмэнныкив; у них, как будто бы, что-то есть в Ирпене?.. Я мог уже надеяться, написав к тому времени один надежный рассказ о Лавре, который смог бы помочь мне пристроиться?.. Но, пообщавшись на вахте, я понял, что сам закрыл себе дорогу туда.
В этом здании шел какой-то обязательный ремонт. Меня, как автора, я так понял, не только не ждали, но к счастью даже отказались выслушать. Я не стал набиваться, тем белее, что в охране мне посоветовали уже съездить в тот же Ирпень и поискать квартиру там, в частном секторе.
Что я, в скорости, не откладывая в долгий ящик, и сделал...
Я проник в этот небольшой уютный городок без всяких протекций и знакомств, сам, по своей воле. Я снял квартиру у хозяйки, в которой мог писать сколько хотел.
Нашел я, как не странно, себе новое место жительства недалеко от Дома творчества их писателей. Нашел без труда, где завершил многое из того, что начал на Выдубичах. Ведь именно здесь я смог в два раза больше времени посвятить своему любимому делу.
Благодаря тому же Окаевичу, через некоторое время я нашел возможность познакомиться с некоторыми аспектами работы спецслужб со своими осведомителями, и чуть было сам не стал активным ее участником, чуть было не наладил на родной фирме сексотскую сеть, благо, находясь на кухне, стал невольным заложником возникшей ситуации. Один колхозник, работавший здесь сварщиком, похвастался мне, что они под носом стащили у нас аж… две трубы. Это, похоже, было на проверку, устраиваемую мне Окаевичем.
Я, несмотря на то, что отвечал только за сохранность печатей, «донес» об этом своему начальнику.
…А через два дня, этих сварщиков настигла «неожиданная проверка», и две недостающих трубы пришлось, как потом выяснилось, возвращать на родную фирму...
Окаевич «решил взять», якобы, «перепугавшегося» сельского алкаша к себе «в оперативную разработку», велел мне «наладить с ним прочную агентурную связь». Парень, вскоре, исчез из моей жизни...
А я стал начальником охраны на данном объекте.
В этот промежуток времени вместилось звонок журналиста Ш., из одной редакции, в котором была опубликована версия моего рассказа о Лавре. Они, даже, намеревались принять меня в работники. Этому помешала работа над восстановлением моего писательского архива, которой я был занят в то время. Короче, я рыл землю во всех возможных направлениях, старался быть везде востребованным...
…С выходом очередного Указа президента, Киев заполонили толпы контрреволюционеров…


В это же время, я побывал в Москве.
После недолгого перерыва здесь меня встречал уже совсем другой город, все больше выглядевшей по-домашнему, чем в те, былинные времена Советского Союза.
В Москве было уже много новизны. Она все больше хорохорилась перед всем миром, прочно подсев на газовую и нефтяную иглу. Все яснее проступало желание Москвы восстановиться за любую цену.
От очередного исторического обвала Московского улуса в 1991 году пострадала косматая туша, казалось бы, несокрушимой когда-то Российской империи, здоровый вид которой, раньше обещал многим ее аборигенам, чуть ли не мировое господство, ради которого они согласны были веками держать в черном теле не только себя, но и подвластные им народы. Москва вроде бы и не желала с этим смиряться, но ей, просто, указали ту дорогу, по которой пошло все человечество, и ей снова пришлось ложиться в прокрустово ложе современных мировых порядков, которые вроде и не она устанавливала. Она, по-прежнему, мечтала играть роль центра мировой политики, третьим Римом; однако уже не позволяла это делать закомплексованность на собственной отсталости, как и на собственных грехах. Собственная церковь, воскрешенная для этого дела, уже не справлялась с этим делом. Она б и рада в рай, да грехи перед народами не позволяли это сделать.
Оказавшись, чуть ли не на обочине всей цивилизации, Москва лихорадочно искала пути возвращения былой привлекательности. Она все больше обращала на себя внимание здоровым румянцем спящей под одеялом нефтедолларов красавицы, теперь уже насилованной жирным и старым, как этот мир, капитализмом; спешила мимо меня на хороших машинах, хорошо питалась...
…Я бродил по ней, ища необходимых редакций, в расплавленном изнывающим летним зноем воздухе, сидел на скамейке у памятника Пушкину. Бродя по Тверской и по Красной площади, заглядывал в какие-то живописные закоулки в центре столицы, подспудно напитываясь там какими-то новыми ошеломляющими впечатлениями, впитывал в память яркие краски и запахи. Я ощупывал взглядом людей, случайно оказавшихся рядом со мной; записывал в память их голоса…
Напыщенный сочными красками Кремль, после того как он перестал для многих в мире считаться «вместилищем зла», стал для меня сразу же каким-то картинно-лубочным, будто декоративным. Вся его сказочная пестрота, теперь напоминала мне страницы из многих русских народных сказок, где есть глуповатые цари, живущих в таких же теремах, которые выдавали своих прекрасных дочерей замуж за настоящих Иванушек-дурачков.
Для России персона Дурака, такая же востребованная историческая необходимость, как и тот же царь, или преступник-тять... Как-то на задний план сразу же уходит простой народ. Вспомнить хотя бы историю с Василием Блаженным и грозным царем Иваном 1Х… Чудный своими завитушками собор называемым в народе в честь этого блаженного, - самый прекрасный памятник образу народного любимца! Он, оказывается, был посредником между царем и народом. Так создавались сказки… Нынешним владельцам, наверное, все же скучно сидеть теперь в этих хоромах, зная какие дела вершились здесь еще не так давно…
…Мавзолей…Спасская башня… Фотографируюсь на их фоне…
«А я иду, шагаю по Москве», и запоминаю все для этого рассказа!
Про себя отмечаю в ней большие изменения, которые мне, как украинцу, сделали этот город окончательно чужим, хоть это всегда было так, если смотреть прямо исторической правде в глаза, но теперь эти различия прямо лезли в глаза со всех имеющихся в ней щелей.
Мы все дальше и дальше уходим друг от друга, мой народ и она, - я, и та же Москва. Случайно попав в ее плоть, как заноза, я уже начинаю оценивать ее как бы со стороны, анализировать происходящие в ней процессы, являясь для ее духа, как бы инородным сгустком энергии. Меня уже не впечатляет амбициозный аляповидный памятник маршалу Жукову, возведенный перед Красной площадью, который вписал одну из главных страниц во второй мировой войне, но и стал на ней одним из олицетворений смерти и жестокости по отношению к своим подчиненным.
Меня все больше впечатляют памятники Пушкину и Маяковскому, и даже князю Юрию Долгорукому на Тверской улице, куда я забрел в этой знойный летний день конца июня 2007 года…
В тот же день, я вернулся в обживаемый мною Киев.
Вернувшись из Москвы, я, на какое-то время, забрасываю свое писательство; компьютер без дела пылится на столе в общежитии. Я брожу вдоль отводного канала, пытаясь осмысливать прожитый год в столице, постепенно выкристаллизовываю форму этих рассказов.
Сидя под узорчатой сенью деревьев, - в прилегающей к каналу зеленой зоне, - я, иногда беру припасенную бутылочку вина, и, уединившись с нею в тиши тенистых чащ, потребляю его малыми дозами, - и тогда мое сидение здесь приобретает еще и практический смысл: я прикармливаю комаров, убиваю их и скармливаю слизням. Обдумывая литературные планы, я неизбежно впадаю в юношескую мечтательность…
…Тогда я звоню в Москву, в редакцию. Мне обещали там что-то напечатать, потом не обещали, и снова обещали…
Скоро прокатилась волна слухов о возможной эвакуации нашего общежития. «Киевэнерго», которому принадлежало оно, якобы, отказалось подписывать новый договор. Эти слухи, как и все неприятное, я знал, имеют нежелательную тенденцию сбываться. Наружу всплыли казармы на 24 километре Житомирской трасы, которые мне приходилось охранять ушедшей осенью. Начались муссироваться слухи, о нашей возможной передислокации туда. По этому поводу начали отпускать шуточки: дескать, вместо дежурных на этажах, у нас появятся дневальные, а по всему периметру поставят часовых на вышках. Все эти слухи еще не раз поменялись. Выяснилось, что фирма переводит свое общежитие в Пущу Водицу, и в нем не остается места для меня. Как и для Марии Алексеевны, которую тоже оставили без работы.
Снова надобно было заботиться о хлебе насущном, о новой крыше над головой.
Заканчивалось самое долгое, и безмятежное лето, 2007 года...
В ближайшее воскресенье я отправился в ближайший пригород Киева, - в Ирпень, - и снял там квартиру.
Мне пришлось интенсивно подыскивать себе новую работу; побывать на складах пивной компании «Оболонь», что недалеко от протекающего отводного канала. Там, под началом бывшего милиционера, - высокого, крепкого с виду мужика, по прозвищу «Маклаут» (Горец), - быстро вникну в заведенные порядки, позволяющие воровать самим же охранникам. Охранники были б не они, если б не защищали свое место под солнцем от таких кадров, как я. Бывшим колхозникам и на этот раз удалось отстоять свое право воровать в так называемом «Правом складе» алкогольные напитки, где, прячась по углам от размещенных по периметру камер наблюдения, они имели дополнительную возможность напиться «за счет заведения».
Принципиально не пьющий на работе, я, отработав единственную смену, ушел с этого места, сославшись на невозможность работать одновременно на двух работах.
…Я мало, что могу добавить до того, что уже знаю, и что втиснул в эти рассказы о Киеве. Это были мои самые первые впечатления – самые сильные…
Главное, что я сумел сберечь в своем сердце о неподдельное юношеское влечение познавать окружающий мир, узнавать постоянно что-то новое для себя; заставлять свою душу трудиться еще с большим энтузиазмом.
Я всегда рассматриваю этот древний город таким, каким он есть на самом деле, который я полюбил всем сердцем, так как испытываю к нему свой неподдельный творческий интерес. Киев очень красивый и величественной город, матерь городов русских, второй Иерусалим, возвышающийся на высоких днепровских кручах, с гордо поднятою головою – устремивший свой взгляд через века в свое прекрасное будущее. Слава европейской державы, какой была в свое время Русь (Киевская), дала ему такой мощный толчок, в свое время, что остановить историческую поступь Украины в глубь веков, уже не смогут никакие препятствия его врагов.


8 –18 мая 2008 года

Ваше мнение:
  • Добавить своё мнение
  • Обсудить на форуме


    2019-06-27 15:11:44 Jessecholo
    Пожаловаться администрации на комментарий
        Техосмотр онлай во всех городах России.
    Диагностическая карта для осаго, за 430р на все категории (A,B,C,D)
    Часто задаваемые вопросы клиентов dkregru.ru

    Что такое Диагностическая карта
    Это бланк формата А4, на котором в виде таблицы указаны все результаты проверки авто. Проверка работоспособности касается всех систем, влияющих на безопасность управления транспортным средством. Единого вида (стандарта) этой карты нет, государство регулирует только ее содержание, которое обязательно должно быть одинаковым. Карта может быть выдана письменном или в электронном виде. Карта изготавливается в 2-х экземплярах, одна карта остается у технического эксперта СТО, а вторая - отдается автовладельцу. Результаты проверки также отправляется в ЕАИСТО. Срок хранения карты у эксперта составляет три года, в информационной системе - 5 лет.

    Срок действия диагностической карты
    Для транспортов, осуществляющих пассажирские перевозки - 6 мес., для ТС, возраст которых менее 7 лет - 2 года, для остальных машин - 1 год.


    Какие гарантии, что это не подделка
    Вы можете проверить наличие Диагностической карты техосмотра на автомобиль в единой базе ЕАИСТО ГИБДД. Мы дорожим своей репутацией и поэтому работаем так, чтобы наши клиенты возвращались к нам на следующий год, рекомендовали своим знакомым как надежный и удобный сайт для оформления ТО

    Как купить диагностическую карту для ОСАГО?
    Заявка на е-то автомобиля подается на сайте dkregru.ru, автоматически информация о вашей заявке передается в ближайшую станцию ТО в - партнерам сервиса. Все наши парнтеры аккредитованы в установленном порядке. После прохождения техосмотра, техническим экспертом ПТО, делается заключение о возможности / невозможности эксплуатации транспортного средства. Как правило, все наши клиенты получают положительный результат, с вероятностью 99,99% Незамедлительно готовую карту ТО доставим Вам на e-mail, указанный при оформлении заявки.

    2019-10-23 14:15:07 ZhekaMig
    Пожаловаться администрации на комментарий
        Тест

    2019-10-28 11:57:59 JosephDiork
    Пожаловаться администрации на комментарий
        Тест

    2019-10-29 13:58:53 Maksfeeld
    Пожаловаться администрации на комментарий
        Тест


    Комментарий:
    Ваше имя/ник:
    E-mail:
    Введите число на картинке:
     





    Украинская Баннерная Сеть


  •  Оценка 
       

    Гениально, шедевр
    Просто шедевр
    Очень хорошо
    Хорошо
    Нормально
    Терпимо
    Так себе
    Плохо
    Хуже не бывает
    Оказывается, бывает

    Номинировать данное произведение в классику Либры



    Подпишись на нашу рассылку от Subscribe.Ru
    Литературное творчество студентов.
     Партнеры сайта 
       

    {v_xap_link1} {v_xap_link2}


     Наша кнопка 
       

    Libra - литературное творчество молодёжи
    получить код

     Статистика 
       



    Яндекс цитирования

     Рекомендуем 
       

    {v_xap_link3} {v_xap_link4}








    Libra - сайт литературного творчества молодёжи
    Все авторские права на произведения принадлежат их авторам и охраняются законом.
    Ответственность за содержание произведений несут их авторы.
    При воспроизведении материалов этого сайта ссылка на http://www.libra.kiev.ua/ обязательна. ©2003-2007 LineCore     
    Администратор 
    Техническая поддержка