Жанр: Проза: Фэнтези Прочтений: 0 Посещений: 1450 Дата публикации: 22.1.2009
СТАРЫЙ ДОМ
И из смрада, где косо висят образа,
Я, башку очертя гнал, забросивши кнут,
Куда кони несли да глядели глаза,
И где люди живут, и - как люди живут.
...Сколько кануло, сколько схлынуло!
Жизнь кидала меня - не докинула.
Может, спел про вас неумело я,
Очи черные, скатерть белая?!
В.Высоцкий «Старый дом»
Последний раз людское жильё повстречалось ему два дня назад - то была старая покосившаяся хибарка на краю дороги. Выглядела она настолько убогой и ветхой, что и в мыслях нельзя было допустить, будто здесь кто-то живёт. Однако дело шло к вечеру, вокруг был лес, и поэтому он остановился, решив, что сможет устроиться здесь на ночлег. Не весть что, конечно, а всё-таки крыша над головой.
В прежние времена хибарка, вероятно, служила жильём некому решившему уйти от мира отшельнику, возможно, монаху-староверцу, теперь же послужит и ему добрым делом.
Он спрыгнул на землю, взял Лучика под уздцы и направился к дому, предвкушая, как утолит голод вяленым мясом и, подстелив под голову рогожку, растянется на полу, распрямляя уставшую после проведённого в седле дня спину.
Но, сделав всего несколько шагов, он понял, что несколько поспешил.
В хижине явно кто-то жил. Крошечное, выходящее на дорогу окно было застеклено, многочисленные прорехи в крыше заткнуты свежей соломой, а в воздухе ощущался лёгкий запах дыма и недавно приготовленного ужина – после месяцев странствий эти запахи он не мог спутать ни с чем другим. Более того, приблизившись ещё немного, Акрил услышал доносившиеся из-за дома неясные звуки, будто кто-то напевал под нос.
Он остановился. Нет, вера в людей ещё не окончательно угасла в нём, но, право же, стоило лишний раз подумать, прежде чем проситься на ночлег к одиноко живущим посреди мрачного леса людям, у которых ещё неизвестно что на уме. В деревушке, через которую он недавно проезжал, рассказывали будоражащие кровь истории о лесных разбойниках… Акрил выслушивал их со снисходительной улыбкой, но, двинувшись дальше, не раз ловил себя на том, что в лесной чаще ему мерещатся притаившиеся среди теней бородатые физиономии со злобными взглядами.
В такие минуты он сжимал волю в кулак и брался за рукоять висящего на поясе меча. В конце концов, не для того ли он пустился в путь, чтобы доказать своим родителям и, прежде всего, себе самому, что он уже не безвольный юнец, а зрелый мужчина, готовый к любым неожиданностям и сюрпризам.
На этот раз он поступил так же – одной рукой покрепче сжал уздцы, а другую положил на холодную, придающую уверенность и чувство силы рукоять отцовского меча.
Позади хибарки обнаружилась приземистая постройка, служившая, скорее всего, чем-то наподобие сарая, небольшой огородик и голый до пояса человек, усердно пропалывавший грядки, мурлыча некую незамысловатую мелодию, призванную, вероятно, ободрить его в его нелёгком начинании.
На появление Акрила он никак не отреагировал и некоторое время тот хмуро наблюдал лишь его согбенную спину с торчащими позвонками, тощую задницу, обтянутую рабочими штанами, да копну чёрных, стянутых лентой волос. О его присутствии абориген, похоже, не догадывался, но, наконец, придерживаясь за позвоночник, с трудом разогнул спину, вытер пот со лба, обил с мотыги налипшую землю и, решив, видимо, что на сегодня с него хватит, повернулся к хижине. Его глаза тут же уткнулись в стоящего рядом незнакомца.
Долю секунды лицо его оставалось неподвижным, взгляд скользнул по дорогой одежде, Лучику, чуть задержался на покоящемся в ножнах мече, затем губы расплылись в приветливой улыбке.
- Давненько в наших краях не было путников. Последними, по-моему, проезжали гвардейцы нашего достопочтенного герцога, дня три назад, не меньше. Что ж, привет тебе, странник, если, конечно, в намерениях твоих нет ничего дурного!
С недавних пор Акрил, неизвестно по какой такой причине, считал себя знатоком человеческой натуры, но и он не мог уловить ни в глазах отшельника, ни в его улыбке никакой фальши. Это, признаться, сбило его с толку. Продолжая недоверчиво хмуриться, он повнимательнее рассмотрел стоящего перед ним человека.
На вид ему можно было дать лет тридцать, может быть меньше. Худющий как щепка, с густым загаром, покрывавшим тело, смотрел он прямо и открыто, и добродушная простота в его взгляде вовсе не казалась наигранной. Так смотрят дети. Или маленькие щенки. В то же время Акрилу показалось, что он видит в этом взгляде небольшую толику насмешки, так, совсем чуть-чуть.
Да и дети, даже самые послушные и тихие, тоже способны на шалости.
Решив, что доверятся ему он пока не будет, Акрил чуть заметно кивнул.
- Привет и тебе, отшельник.
Абориген опёрся о мотыгу и посмотрел на него с весёлым любопытством.
- По одежде видно, знатных ты кровей, странник. И конь у тебя холёный. Опасно в нашем лесу ездить одному.
- Опасности меня не страшат,- ответил Акрил, крепче сжимая меч.- Скажи-ка лучше, можешь ты меня приютить на ночь, и сколько возьмёшь за ночлег?
Отшельник сощурил глаза.
- Сколько возьму?- он посмотрел вверх, будто раздумывая.- Действительно, сколько же с тебя взять? Сейчас прикинем. Одежда мне не нужна – вполне хватит той, что купил на деревенской ярмарке в прошлом году. Еда у меня есть,- он кивнул на свой огородик.- Табак тоже. И инструмент покупать не надо – этого добра полон сарай. Что мне действительно надо, так это небольшой дождик для моего огорода, да за деньги его не купишь. Так что ж с тебя взять?- Он умолк на мгновение.- А знаешь что, живи так,- и неожиданно протянул руку.- Снуб. Так меня звать.
Акрил ответил рукопожатием, при этом убрав руку с меча.
- Последний дождь был неделю назад, а источник далеко,- продолжал между тем отшельник, который верно счёл его ответный жест добрым знаком.- Да ничего, скоро, говорят, польёт.
- Кто говорит?
Снуб перевёл на него взгляд.
- Птицы говорят. Звери. Деревья. Они дождь чуют лучше нашего.
- Понятно.
Отшельник чуть склонил голову набок.
- Считаешь меня сумасшедшим? Не возражаю, так многие считают. Посмотрим, что ты скажешь через два дня, когда будет лить как из ведра.
- Посмотрим…
Сомнений в душевном здоровье стоящего перед ним человека у Акрила не оставалось – немудрено свихнуться, если живёшь один-одинёшенек посреди дремучего леса, - теперь нужно было решить только стоит ли вообще задерживаться здесь. До темноты он вполне мог одолеть ещё несколько миль и заночевать в лесу, как делал не раз. Всё лучше, чем быть зарезанным ночью полоумным отшельником.
- Далеко до ближайшего жилья?
- Далековато. Да и не советовал бы я тебе там останавливаться.
- Почему, не скажешь?
На секунду веселье исчезло из его глаз, а в уголках рта появились тонкие морщинки.
- Потом увидишь,- ответил он, затем снова улыбнулся, сначала через силу, а вслед за этим по-настоящему, как прежде.- В лесу тоже нынче опасно. Волки, бестии, разгулялись, так что лучше бы тебе остаться здесь. Да и ужин скоро поспеет.
В словах отшельника, пожалуй, был смысл - где-то час назад Акрил уже слышал далёкий волчий вой, заставивший вздрогнуть Лучика.
- Коня есть где поставить?
Снуб торопливо замотал головой.
- Не нужно, серые сюда не заходят. Зачем, у них и в лесу дел по горло.
Акрил посмотрел на него удивлённо.
- Вернее это я попросил их не приходить,- обьясмнил отшельник,- нечего им здесь делать.
Акрил смерил его взглядом. Точно – сумасшедший, но не страшный какой-то, а скорее даже располагающий к себе. И хилый, кожа да кости, с таким справиться – раз плюнуть, тем более ему, с его-то широченными плечами и стальными мускулами. К тому же, если спать чутко… Акрила беспокоил лишь Лучик.
- Ладно. Мне бы только до утра…
Внутри дом оказался больше, чем он предполагал. Деревянная лавка, добротный стол с огарком свечи посредине, нехитрая постель у стены, печь, на которой стоял дымящийся и приятно пахнущий горшок с каким-то варевом. В углу висел образ Спасителя. Акрил застыл, уставившись на него.
- Не ожидал увидеть такое у сумасшедшего аборигена?
Акрил не ответил.
- Вообще-то верующим меня назвать трудно, просто иногда хочется с кем-то поговорить.
- А как же звери, птицы, деревья?
- Я имею в виду человека,- сказал Снуб, как ему показалось, с упрёком.- С человеком хочется поговорить, понимаешь? Хоть и не часто, но хочется.
В горшке оказалась кукурузная каша. Они ели, а за окошком угасал день. В доме становилось всё темнее и темнее. Потом Снуб зажёг огарок свечи.
- Что нового в мире?
- Ничего,- ответил Акрил, пожав плечами,- всё по-старому.
- Так уж и ничего?- В голосе отшельника слышалось искреннее удивление.
Акрил задумался, уставившись в свою тарелку.
- Да, ничего. Жизнь идёт своим чередом… и всё.
Они недолго помолчали.
- А у нас в лесу всё время что-то происходит. Вот вчера пересох ручей у оврага. А позавчера поднялся такой ветер… Старый дуб перепугался, что может рухнуть и раздавить барсучью нору.
- Гм,- Акрил отправил в рот очередную ложку.- Обошлось?
- Да, ветер унялся, а старый дуб спокойно уснул. Вот только барсуки до сих пор в нору не возвратились, хоть их все и уговаривали.
- Плохо, значит, уговаривали.
Снуб хохотнул так, что чуть не удавился кашей.
- Ладно, ладно, молчу. Рассказывай лучше ты.
И Акрил рассказал. О том, что в соседнем графстве закончилась, наконец, Трёхлетняя война, о том, что ещё в одном графстве, через которое он проезжал, тамошний правитель решил повысить налоги, а дочь герцога Анжуйского выходит-таки замуж за графа Родольфо, хоть раньше всячески противилась этому браку.
Снуб, как ему показалось, слушал с интересом, иногда прерывая и задавая вопросы, ещё бы – ну куда сравниться его пересохшему ручью со свадьбой графа Родольфо. В конце Акрил положил ложку возле опустевшей миски и победоносно воззрился на отшельника.
Снуб молчал. На столе догорал огарок свечи, отбрасывая на стены маслянистые тени. Снаружи тревожно похрапывал привязанный у двери Лучик.
- И правда,- сказал наконец отшельник,- ничего. Или ты просто не замечаешь?
Акрил посмотрел в его задумчивое, чем-то озабоченное лицо, затем устало вздохнул.
- Давай спать.
Он расположился на полу, подстелил под голову рогожку, положил рядом меч. Когда, несколько раз мигнув, угасла свеча, он услышал кряхтение устраивавшегося на своём месте отшельника.
Насколько он смог заметить, никакого оружия кроме старого ножа с обломанным кончиком в доме не было, тем не менее, Акрил решил не сомкнуть глаз. Не понимал он этого отшельника - с виду вроде обычный человек, а послушаешь его речи, так хоть сейчас беги в лес и ночуй под сосной, лишь бы только не с ним.
Но успокаивающе холодил бок тяжёлый меч; схватить его и всадить в нависшую злобную тень – дело одной секунды. Поэтому он лежал, глядел в невидимый потолок и думал о далёком, оставленном им городе, где на одной из улиц жила она, та, из-за которой, хоть он не хотел признаться в этом даже самому себе, он и пустился в путь. Он представлял, как вернётся домой, уже не юноша, а мужчина, и она будет с восхищением смотреть на него, будет слушать его рассказы, внимая каждому слову, а в глазах её будет гореть то самое пламя, которое он так мечтал увидеть.
- Знаешь,- вдруг отозвался со своего места отшельник,- по-моему, не зря ты ко мне завернул. По-моему в этом мире вообще ничего зря не происходит.- Он секунду помолчал.- Если, конечно, я не ошибаюсь.
Акрил не ответил.
Ему снилось, что он спит, и, проснувшись, он понял, что действительно уснул. Он схватился за меч, каким-то из чувств понимая, что отшельника в доме нет. С клокочущим сердцем он подошёл к окошку, склонился над ним и выглянул наружу.
Снуб был там - при свете полной луны Акрил ясно видел его фигуру. Он сидел на корточках и о чём-то беседовал со здоровенным волком. В темноте глаза зверя горели адским огнём, а Снуб спокойно сидел рядом, гладил его по спине и что-то шептал на ухо, будто это вовсе не волк, а обычный преданный своему хозяину дворовой пёс.
Волк слушал внимательно, затем лёг, выставив перед собой лапы и положив на них голову. На одно жуткое мгновение Акрилу показалось, что его горящие глаза упёрлись прямо в него и он, сам того не желая, заглянул в самую глубь бездны.
Беспокойно всхрапнул Лучик. Как это он, чуя хищника, до сих пор не сорвался с привязи и не убежал в лес?
Однажды им уже доводилось столкнуться с волками. Это было примерно месяц назад у одной деревушки по ту сторону Реки. Волки появились с двух сторон, начали сходиться клином. И тогда Лучик понёс. Он нёс так, будто в него вселился бес, и, когда всё кончилось, Акрилу ещё долго пришлось его успокаивать. Теперь же конь вёл себя на удивление спокойно, да и хищник, похоже, не выказывал ни малейшего желания полакомиться свежей кониной.
Склонившись над окном, с лицом, освещённым серебристым лунным светом, Акрил наблюдал за происходящим и думал, что, по всей видимости, он всё ещё спит, потому что то, что он видел никак не могло происходить наяву. А может отшельник его чем-то околдовал?
Снуб несколько раз хлопнул волка по спине, тот поднялся и, чуть прихрамывая, направился в сторону ближайших деревьев, у самой кромки леса остановился, оглянулся, напоследок сверкнув глазами, и скрылся во тьме, словно злобный дух леса, решивший на мгновение показаться на глаза и снова исчезнувший в лесной чаще. Снуб стоял, глядя ему вослед.
Когда скрипнула дверь, Акрил спокойно лежал на своём месте.
- Спишь?- спросил отшельник.
- Нет,- ответил он.
- Это Мокронос,- сказал отшельник.- Сегодня днём он повредил ногу. Я его вылечил.
- Как?
- Как обычно.- Ему показалось, что в темноте отшельник пожал плечами.- Спи.
Акрил уснул, хоть ещё секунду назад вовсе не собирался этого делать.
- Ну и долго, ну и долго же ты спишь. Садись, завтрак на столе.
Акрил лежал, тупо глядя в потолок.
Что за идиот! Нет, ну правда, что за кретин! Продрых всю ночь без задних ног рядом с полоумным, разговаривающим с волками. Счастье ещё, что не проснулся от собственного предсмертного крика.
Неожиданная догадка пронзила мозг. Рука дёрнулась и нащупала лежащий рядом меч. На месте… слава богу.
Он рывком сел и уставился на Снуба полусонными глазами.
- Ты меня околдовал?
Отшельник участливо улыбнулся.
- Если колдовством считать здоровый крепкий сон после тяжёлого дня, то да. В таком случае, я тоже был околдован, потому что проснулся только час назад.
- Я не хотел спать.
- Тебе лучше знать. Так ты будешь есть?
Печёная картошка таяла во рту, а Акрил хмуро пялился в стол, не зная с чего начать.
- Прошлой ночью…- сказал он, и умолк.
Может и правда та удивительная картина, что он увидел в лунном свете, привиделась ему во сне? Да и может ли быть такое на самом деле? Сам бы он, услышав нечто подобное, не задумываясь выставил бы незадачливого рассказчика на всеобщее посмешище. Но сейчас ему было не до смеха. Его здравомыслие давало сбой. Первый раз за всю его жизнь.
- Что – прошлой ночью?
- Ничего.
Отшельник внимательно смотрел на него, он чувствовал этот взгляд, даже не поднимая глаз.
- Иногда люди сами создают себе проблемы. Ты хотел спросить о Мокроносе?
Акрил кивнул, всё так же глядя в стол.
- Что именно ты хочешь узнать?
- Ты разговаривал с ним.
- Да, ему нужна была помощь, я же говорил.
- Ты знаешь волчий язык?
- Язык для всех один, слова – разные.
- И ты можешь разговаривать с деревьями?
- Да, об этом я тоже упоминал. Ты больше не считаешь меня сумасшедшим? Впрочем, скорее всего, считаешь: человек, разговаривающий с волками – это ли ни верх безумия.
Акрил мог бы сказать, что он ошибается, но не сказал. Вместо этого он наконец-то решился поднять глаза.
- Чем ты топишь печь?
- Что? Ах, это. Дровами. Мёртвыми деревьями. Теми, что повалила буря или которые усохли. Они не возражают. Им даже приятно, что они могут оказаться полезными после собственной смерти.
Акрил посмотрел в окошко – маленькую амбразуру в стене, из которой лился чистый утренний свет.
- Я никогда не видел ничего подобного,- признался он задумчиво.- Это ведь дикий зверь, он запросто мог перегрызть тебе глотку. И Лучик… Он даже не шелохнулся, хоть до этого уже сталкивался с волками.
- Твой конь? Поистине разумное животное. Я сказал ему, что не стоит бояться, и он послушал. Иногда, довольно часто, животные бывают намного понятливее людей.
Как ни странно, Акрил даже не подумал отнести последнюю реплику в свой адрес. Он вроде бы вовсе не обратил на неё внимания.
Снуб заварил чай и поставил перед ним дымящуюся кружку.
- Чай на лесных травах. Извини – без сахара.
В ответ Акрил лишь молча кивнул.
Странное настроение овладело им. Он не мог понять, что с ним твориться. Вроде бы что-то ныло внутри, просилось наружу, желая сейчас же, немедленно превратиться в слова. Он прислушивался к себе, пытаясь разобраться, что же это такое, и не мог, поэтому не нашёл ничего лучшего, как заглушить неизвестное что-то глотком ароматного кипятка.
- Кстати, я попросил Мокроноса, чтобы тебя не трогали. Так что, если будет такая необходимость, можешь спокойно ночевать в лесу.
Акрил сделал ещё глоток и посмотрел собеседнику в глаза.
- Ты всех так встречаешь, Снуб, или это лишь я один заслужил особое расположение?
- Я говорил уже, гости у меня бывают не часто.
- Я слышал о лесных разбойниках…
Снуб усмехнулся.
- Эти ко мне не заходят и подавно. Что им тут делать?
Действительно, что? Акрил подумал, что, вероятно, даже самые отпетые головорезы из лесного братства не осмеливаются забредать сюда. Люди страшатся непонятного. Странно только, что самого Акрила никто не предупредил об одиноком юродивом, живущем посреди лесной чащи. Вдвойне странно, если учесть охочую до всякого рода слухов и сплетен природу здешнего населения.
Может об отшельнике просто забыли? Да нет, вряд ли, он ведь говорил, что появлялся на деревенской ярмарке в прошлом году, да и путники по дороге хоть не часто, а проезжают… Вероятнее всего аборигены из близлежащих деревень руководствовались простым принципом – что нельзя объяснить, того попросту нет, и дело с концом. Лучше тихо-мирно заниматься хозяйством да по-малой косточки соседям промывать, чем забивать себе голову мыслями о непонятном лесном духе, живущем неподалёку.
- Как видно, издалека ты странствуешь,- произнёс отшельник.- Таких гербов в здешних краях сроду не было,- он кивнул на бронзовый нагрудник с фамильным гербом.- Интересно, что за нужда заставила молодого господина пуститься в столь долгий путь?
- Наследство,- соврал Акрил. Обычно он пускался в долгие объяснения, рассказывая о неком богатом родственнике, недавно скончавшемся и оставившим его единственным наследником, но на этот раз промолчал.
Снуб расспрашивать не стал. Он допил свой чай и поднялся.
- Приготовлю пару лепёшек в дорогу.
- Доброго пути, спасибо, что заглянул.- Снуб смотрел снизу вверх на сидящего в седле Акрила.
- А ты?
- Я? Вернусь к своему огороду.
- Я не о том. Не одиноко тебе здесь?
- Одиноко?- Снуб улыбнулся какой-то своей мысли.- Нет, я привык. Вот с тобой поговорил, душу отвёл, а там, даст бог, ещё какой добрый человек заглянет.
- Или волк?
- Или волк…
С минуту Акрил молча смотрел на него. За время странствий повидал он немало и хорошего и плохого, но почему-то был уверен, что, по возвращении домой, именно встреча с полусумасшедшим отшельником сохраниться в его памяти, остальное исчезнет без следа. Почему? Когда одинокая фигурка уже давно скрылась за поворотом дороги, он всё ещё размышлял над этим. А ближе к полудню ему повстречался волк.
Зверь, сильный, матёрый сидел прямо посреди дороги, и, казалось, ожидал его.
Это был Мокронос, Акрил понял это, едва заглянул в его глаза – всё те же, бездонные, полные первобытной жестокости. Лучик тоже его узнал. Акрил почувствовал, как напряглись его мышцы, готовые в долю секунды распрямиться, подобно пружине. Он успокаивающе потрепал коня по шее.
Хищник не проявлял агрессии, просто сидел и смотрел. Затем поднялся и медленно, едва заметно прихрамывая, удалился в лес. Не оглядываясь.
- Ну вот,- Акрил чему-то улыбнулся,- ещё один пожелал нам счастливого пути.
- Что, льёт?- Хозяин придорожной таверны придирчиво осмотрел путника и, не дождавшись ответа, добавил: - Есть свободная комната и горячий ужин. Как понимаю, это как раз то, что вам сейчас необходимо.
Таверна, как и подобает, шумела, плясала, утопала в табачном дыму и кисловатом запахе пива. Здесь стояло с десяток столиков и почти все были заняты.
Гуляли бравые гвардейцы, побросав свои мечи и тяжёлые доспехи в неаккуратную груду у одной из стен. Гуляли давно и со знанием дела. Двое из них уже лежали под столом в луже пролитого пива, и, кажется, собственной мочи.
За дальним столиком примостились трое крестьян. Эти вели себя тихо, попивали из своих кружек, поглядывали из-под густых бровей и, кряхтя, утирали усы.
Четверо удальцов разбойничьего вида играли в кости. О серьёзности их игры говорили налитые кровью глаза, сдвинутые брови и воткнутый в стол нож. Рядом с ножом высилась горка медяков.
На лавке у стены примостился седой старик с гармошкой. Наигрывая незамысловатые мелодии, он постоянно улыбался беззубым ртом и что-то шепелявил себе под нос. Что-то, что, как видно, претендовало называться песней.
Ещё три-четыре столика занимали одинокие посетители, любой компании предпочитавшие умиротворённое и задумчивое созерцание в обществе кружки старого доброго эля.
- Рита! Покажи господину комнату.
Краснощёкая кубышка в засаленном переднике проводила его наверх. Здесь обнаружился тёмный коридор с рядом дверей. У одной из них его провожатая остановилась и, держа в одной руке свечу, другой принялась отпирать замок. При этом она посапывала и застенчиво, но в то же время призывно поглядывала на Акрила. Когда он решил, что это уже никогда не закончиться, дверь, наконец, со скрипом приоткрылась.
- Вот, господин, ваша комната.
Акрил сделал шаг вперёд и случайно задел её руку. Это возымело неожиданный эффект: кубышка вздрогнула, хохотнула почти истерично и унеслась прочь, унося с собой запах лука и в придачу единственный здесь источник света – свечу.
Пришлось ему пробираться комнату на ощупь. К счастью, свечи и огниво обнаружились на столе, на который он наткнулся почти сразу же, и вскоре Акрил уже мог воочию наблюдать скудную обстановку своего нового обиталища.
Стол, два стула, покосившийся платяной шкаф да топчан в углу. Несколько разочаровывающе, но вполне пригодно, чтобы провести ночь и убраться подобру-поздорову. Некоторое время назад, в самом начале его путешествия, такая незамысловатая обстановка, резко контрастировавшая с тем, к чему он так привык, даже вдохновляла Акрила. Здесь он мог вволю придаваться мечтаниям, ассоциируя себя с теми, настоящими Скитальцами, не знающими ни кола ни двора и ночующими в стоге сена, в лучшем случае – в такой вот пахнущей плесенью коморке.
Но то было давно. Сейчас Акрил лишь мельком огляделся, сбросил промокший плащ и стал выкладывать из дорожной сумки сухое бельё.
Дождь пустился точно в указанный срок, через два дня, как и предупреждал Снуб. Вода обрушилась на землю непрестанным потоком, небеса потемнели, а молнии озаряли всё вокруг мёртвым серебристым светом. Дорога превратилась в мутный поток. К счастью, мигавший в ночи жёлтый огонёк вывел его к таверне – старому трёхэтажному дому.
Мрачно выглядел этот дом, подсвечиваемый вспышками молний. Ощущалась в нём некая древняя затаённая злоба. Внутри кто-то пьяно и смачно ругался, слышались отчаянные, похожие на предсмертные стоны, звуки гармошки. Сколько отсюда до ближайшей деревни? По карте, которую он рассматривал во время последней остановки, миль пять выходит, но в такую непогоду… Нет, уж лучше здесь заночевать, а к утру, бог даст, распогодиться.
Акрил некоторое время сидел, глядя в окно, о которое ветер безжалостно бил ветки старой берёзы, затем поднялся и спустился вниз, туда, где продолжалась развесёлая гульба.
- Ужин?- Хозяин – здоровый бородач с мосластыми руками кузнеца – посмотрел на него безо всякого выражения.
Акрил положил на стойку серебряную монету. Хозяин кивнул.
- Рита, ужин господину!- Затем, обращаясь уже к нему: - Ну и погодка нынче, будто сам дьявол выбрался из преисподней.- И он оголил в улыбке два ряда подгнивших зубов.
Акрил сел за столик в углу - отсюда можно было видеть сразу всех и в то же время оставаться как бы в стороне. Рита принесла поджаренную колбасу, хлеб и пиво, улыбнулась, будто они знакомы не первый год, и удалилась, покачивая бёдрами. Акрил принялся за еду, в уме прикидывая, сможет ли он завтра добраться до городка Мэнден, который, судя по карте, располагался милях в шестидесяти к югу.
По рассказам городок Мэнден был не таким уж и большим, но, по крайней мере, там можно было подыскать приличное жильё, а не такой чумной барак, в который занесло его в этот раз. Вдобавок, город, пусть и небольшой, обещал развлечения и утехи, по которым, признаться, он изрядно соскучился.
От размышлений его отвлёк коротышка с обезображенным язвами лицом, сидевший за соседним столиком. Уж очень он пристально его разглядывал, совершенно не скрывая своего интереса. Быть может его привлекла дорогая одежда, а может тугой кошелёк, который Акрил на мгновение достал из-под накидки, когда расплачивался с хозяином, но взгляд его был недобрым.
Заметив, что Акрил обратил на него внимание, коротышка оскалился, запустил руки под стол и вытянул из-за пояса нож. Большой палец пробежал по лезвию, острому, как бритва. Оскал сделался шире, глаза смотрели неотрывно, будто спрашивая: «ну как, хорош ножичек, а?». И сам нож проснулся, блеснув мертвецким блеском опытного убийцы уже не раз попробовавшего вкус крови.
Акрил представил коротышку, пробирающегося по тёмному коридору. Прислушиваясь к каждому шороху, он открывает дверь его комнаты, в руке – всё тот же нож, холодный, предвкушающий, бездушный… Нет, в этом доме нужно быть начеку. И хоть он не боялся смерти, но погибнуть столь бесславно вовсе не собирался. Быть зарезанным ночью в своей постели – что может быть позорнее для дворянина.
Хозяин вышел из-за стойки, неся четыре кружки пива – по две в каждой руке. Коротышка поспешно спрятал нож, а когда хозяин прошёл мимо и проследовал к столику гвардейцев, развязно подмигнул Акрилу.
Гвардейцы приветствовали хозяина – хотя, скорее всего, не его, а долгожданные кружки – дружным возгласом из четырёх глоток. Даже один из лежащих под столом что-то невнятно булькнул. Старик, почувствовав столь яркую вспышку эмоций, принялся наяривать на своей гармошке что-то уж совсем непонятное, апокалипсическое.
Акрил тем временем, стараясь не смотреть на коротышку – больно много чести! – предался размышлениям.
Интересная штука. Вот, смотришь, поворот дороги, что за ним – один бог ведает. Какие люди повстречаются тебе там, какие напасти? Или, может, не напасти вовсе, а ждёт тебя там сама судьба. Стоит, смотрит негодующим взором: где ж ты бродил, дуралей? Сколько ждать тебя можно? Сказано ведь – от судьбы не уйдёшь, а ты…
За столом, где играли в кости, началась перебранка. Акрил следил, как раздуваются ноздри, как ходят желваки, как белеют костяшки пальцев, и думал о том, что, пожалуй, хватит с него этих поворотов, насмотрелся. Ну, может ещё с десяточек – и всё. Пора и честь знать.
Растаял во рту ещё один кусочек колбасы, запитый глотком эля. Хозяин за что-то отчитывал бедную Риту. А снаружи, на пару с ветром, гулял гром.
Вот тут как раз и отворилась дверь, и на пороге появилось странное существо, облачённое в длинную тёмную рясу с капюшоном, подпоясанную обычной бечёвкой. На шее вновьприбывшего висел простой деревянный крест.
Путник, не снимая капюшона, огляделся, и Акрил вдруг почувствовал, или ему показалось, будто по комнате пробежал неприятный холодок, словно пахнуло сыростью из открытых дверей подвала. Смолкла, запнувшись, гармошка. Коротышка за соседним столиком побледнел, так, что язвы на его лице стали похожи на россыпь пышущих жаром углей. За столом, где шла игра, на время забыли о ссоре – четыре пары глаз тупо уставились на монаха, будто не понимая, откуда он мог здесь взяться. Только гвардейцы, казалось, ничего не заметили, а, как и прежде, продолжали шумно и основательно напиваться до поросячьего визга.
Наваждение длилось недолго – через минуту всё уже шло своим чередом. Игра возобновилась, пискнула, а затем заиграла в полный голос гармошка, коротышка хмыкнул и, пробурчав что-то себе под нос, склонился над пивной кружкой, словно пытаясь уберечь её от чужого недоброго взгляда.
Монах подошёл к стойке, заказал ужин. С его промокшей рясы стекали потоки воды, но хозяин не сказал ни слова, лишь хмуро кивнул и гаркнул на Риту, чтобы пошевеливалась.
Монах повернулся и на секунду замер, выбирая, где бы присесть. Акрил вдруг с ужасом подумал, что он подсядет к нему, но тот, прошествовав вдоль ряда столов, сел за свободный столик недалеко от гулявших гвардейцев. Акрил перевёл дух. С чего это он так испугался бедного монаха?
Подоспела Рита, неся тарелки с дымящейся снедью. Поставила их на стол и, отчего-то закусив нижнюю губу, поспешно удалилась. Некоторое время монах сидел как бы в раздумье, затем поднял руку и скинул капюшон.
Он был молод, лет двадцать пять, не больше. Длинные тёмные волосы зачёсаны назад. Высокий лоб. Тонкий прямой нос. Бескровные губы. Задумчивый, обращённый в себя взгляд – взгляд человека, решившего всецело посвятить себя богу. Наткнувшись на такой взгляд, чувствуешь, что его обладатель знает что-то такое, что недоступно тебе самому. Или делает вид, что знает.
Отломив кусок хлеба и склонившись над тарелкой, монах стал есть, не обращая, казалось, никакого внимания на то, что творилось вокруг.
Акрил не любил монахов. Слуги божьи с их вечными нравоучениями и пророческими речами о грядущем конце света вызывали у него стойкую неприязнь, даже воскресные службы, на которые родители водили его в детстве, всегда были для него сродни пытке. Поэтому он решил поскорее закончить ужин и убраться в свою комнату подобру-поздорову. На монаха он старался не смотреть, однако, как назло, глаза сами поворачивались в его сторону, словно тёмная фигура притягивала их невидимым магнитом. Акрил злился, но ничего не мог поделать.
Между тем, жизнь вернулась в своё русло – вот ещё один из гвардейцев, закачавшись на лавке, рухнул под стол. Пьяные товарищи бросились было его поднимать, но неожиданно передумали, а через секунду и вовсе о нём забыли. Акрил наблюдал за тем, как они рассаживаются по своим местам, берутся за кружки, хохочут и, брызжа слюной, спешат продолжить прерванную беседу, полную невнятных слов и ругательств. Затем его глаза снова повернулись в сторону монаха и неожиданно наткнулись на его встречный взгляд.
Он будто заглянул в бездну.
Всё исчезло, вокруг была пустота, и он падал и падал в неё, тщетно пытаясь зацепиться за что-то. Чувствуя подступающую слабость и дурноту, он всё же не мог оторваться от этого взгляда. То, что сначала он принял за отражение несокрушимой веры, на деле оказалось абсолютной пустотой. Да, этот взгляд был пуст, совершенно пуст, и, падая в него, он уже отчаялся наткнутся хоть на что-нибудь, хоть на обрывок чувства, хоть на осколок мысли, как вдруг оказался в чём-то вязком и противном, будто в своём падении достиг, наконец, самого дна невероятно глубокой сточной ямы.
Он барахтался в этих нечистотах, задыхаясь от удушающего смрада, глотая мерзкую жижу, захлёбываясь, пока, наконец, не взял себя в руки. Ниточка, связывающая его с монахом, оборвалась – он мог бы поклясться, что слышал, как она лопнула с противным звуком раздавленного жука – и он снова оказался в заполненной табачным дымом комнате. Словно только что пробудившись ото сна, Акрил несколько раз моргнул.
Лицо монаха прорезала улыбка, острая, как игла, и уж теперь он точно знал, что эта игла – отравленная. Его глаза, глаза безумца, бесцельно прошлись по комнате, затем остановились на остывающем перед ним ужине. Но к еде в этот вечер он больше не притронулся. Акрил подумал, что, вероятно, его заинтересовал разговор за столиком гвардейцев.
Там говорили то ли о герцоге, то ли о его красавице-дочке. Пьяный вдрызг малый с мокрыми от пива усами что-то доказывал своим товарищам.
- … А я вам говорю – всё это до одного места. Сколько уже лекарей приезжало – не перечесть, а результата никакого. А лекари-то все как один хвалёные, мозги аж из ушей вылазят. Один так даже в очках был. И с саквояжем. Снадобьями разными поили, травами – всё пофиг. Колдовство это чистой воды, вот моё слово!
- Колдовство?- недоверчиво отозвался сосед усача.- Ты, Звон, ничерта в этом не смыслишь. Легче всего объяснить всё колдовством. А ты подумай, дубина, подумай хорошенько – девке девятнадцатый год пошёл, а она с мужиком не была. Вот и чахнет. И лекари тут не помогут. А вот если б приголубил её кто хорошенько – другое дело. Знаем мы эту хворь! Все бабы нею болеют. А Эльвира даром что герцогская дочка – всё одно баба.
- Так может ты и приголубишь?
- Я? На кой мне. Для этого другие есть, принцы, бароны всякие. Да только Эльвира, фифа эдакая, от всех нос воротит, тот ей толстый, тот дурак, тот пьяница и бабник. Всех замучила девка, хоть бы отца пожалела.
При упоминании герцога Звон икнул и обвёл задымленную комнату мутным взглядом – не подслушивает ли кто.
- А я говорю – колдовство. Пошаманил здесь кто-то, крепко пошаманил.
- Так ведь герцог ещё прошлым летом всех колдунов перевешал,- встрял третий гвардеец, до этого в разговоре не участвовавший.- Не помнишь?
- Всех, да не всех,- хмуро ответил Звон.- Эту погань так просто не выведешь, хоть с корнем рви. Вот в одной деревне неурожай был, засуха, потом саранча, так они к колдуну своему пошли и сожгли его вместе с хатой. И что ты думаешь? Ночью приходить стал, ходит по деревне в белом балахоне, стонет, на ночлег проситься, потом детишки пропадать стали…
- И как же эта деревня называется?
- Не помню уже. Да какая разница! Мне сам сержант рассказывал, он врать не будет.
- Сержант, может, и не будет, а ты, Звон, звенишь сам не знаешь что. Надо же – в белом балахоне…
- Да, в белом,- Звон зло посмотрел на товарища,- и посох в руке, а в другой – связка дохлых мышей. Не веришь, можешь сам у сержанта спросить.
- И спрошу,- недоверчивый гвардеец пьяно мотнул головой, отчего чуть не свалился под стол, где уже отдыхали трое его товарищей.
- А мыши-то зачем?- поинтересовался другой.
Звон впился в него налитыми кровью глазами, словно собираясь тут же на месте испепелить.
- А я почём знаю? Чего ты вообще пристал со своими мышами? Разве в мышах дело, я тебе про колдуна толкую.
- Ну как же…
Звон побагровел и грохнул кружкой по столу.
Акрил поморщился. Беседа явно грозила перерасти в потасовку, а значит, господину благородных кровей здесь больше делать нечего. Допив пиво, он уже совсем было собрался уйти, дабы не мешать бравым гвардейцам самим разбираться с их мышами и колдунами, как вдруг случилось нечто такое, что заставило его на время забыть об уходе.
Монах, до этого хранивший молчание, соизволил, наконец, открыть рот.
- Господа, прошу прощения, что прерываю вашу учёную беседу,- сказал он, глядя прямо перед собой,- но она настолько меня заинтересовала, что, извините, я просто не могу не вмешаться.
Со стороны могло показаться, что монах разговаривает сам с собой, или же обращается к стоящей перед ним тарелке супа, но, хоть голос его и был тих, гвардейцы сейчас же умолкли и воззрились на него, словно увидели говорящую рыбу.
- Вы не возражаете?- Монах повернулся к ним, и Акрил успел заметить, что на устах его играет снисходительная улыбка.
Звон икнул – на этот раз озадаченно.
- Вы, кажется, соизволили что-то сказать, господин Звон?
Звон молчал.
- Нет? Ах да, вы вроде бы говорили о колдовстве. Что ж, могу сказать, что я, как служитель церкви, не особенно одобряю подобные разговоры – как вы, должно быть, знаете, церковь всегда преследовала магов и колдунов, и в лице нашего нынешнего герцога нашла, наконец, себе достойного помощника.
Монах отодвинул от себя тарелку.
- Но я как никто другой сведущ в делах подобного рода - видите ли, некоторое время по велению Господа нашего мне пришлось провести при Священной Инквизиции, а кто как не Инквизиция сталкивается с магией ближе других. Впрочем, вы и сами прекрасно это знаете. Ведь так, господин Звон?
Звон шумно сглотнул, всем своим видом показывая, что, если бы можно было повернуть время вспять, он лучше вырвал бы себе язык, чтобы не трепал что не попадя.
- Итак, на чём же вы остановились? Ах да, мыши!- Монах откинулся на спинку стула.- К сожалению, или к счастью, я не знаю всех тонкостей колдовского искусства, но могу предположить, что мыши используются для приготовления так называемого «колдовского зелья», причём используются они исключительно в чёрной магии. Что же касается рассказанной вами истории, то она действительно имела место. Да, был колдун, позволивший себе некоторые шалости после своей смерти. Инквизиция взяла это дело под свой контроль. Смею вас заверить, что сейчас этого колдуна нет и в помине.- Он обвёл окаменевшую троицу насмешливым взглядом.- Видите ли, достопочтенные господа, хоть людская молва и приписывает колдунам чуть ли не всемогущество, есть силы по своей мощи намного превосходящие их.
- Мы чтим и уважаем Священную Инквизицию,- проронил один из гвардейцев таким тихим голосом, что его едва можно было расслышать.
- Она отвечает вам тем же,- кивнул монах.- Но в то же время она рассчитывает на сотрудничество, искреннее сотрудничество, я имею в виду.
Монах поднялся со своей лавки, секунду постоял как бы размышляя, затем присел за столик гвардейцев. С их стороны не последовало никаких возражений. Акрил видел, что хмель выветрился из них бесследно, только о чём-то своём бормотали под столом их пьяные товарищи. Что ж, им можно было только позавидовать.
- Что же вы умолкли, господин Звон. Продолжайте.
Звон несколько раз тупо моргнул, ища поддержки обвёл взглядом своих товарищей, и, не найдя её, обречённо уставился на монаха.
- А сами вы, господин Звон, осмелюсь спросить, не колдун ли? Матушка ваша, упаси Бог, ведьмой не была ли?
Звон смертельно побледнел, кадык его судорожно дёрнулся. Довольный произведённым эффектом, монах провёл рукой по волосам.
- А в юности, господин Звон, не почитывали ли вы запрещённых книг? Знаете, молодые люди часто балуются этим.
Звон, казалось, готов свалиться в обморок. Монах же откровенно наслаждался его страданиями, однако, когда он снова заговорил, голос его звучал уже более примирительно:
- Это я всего лишь к тому, достопочтенный господин Звон, что очень трудно отличить колдуна от простого человека, не пугайтесь.
Монах сидел, повернувшись к нему в профиль, но, сказав последнюю фразу, он вдруг обернулся и посмотрел на Акрила. Всё та же отравленная улыбка блуждала на его губах, и Акрилу показалось вдруг, что сейчас эти губы приоткроются и из-за них выскочит раздвоенный змеиный язык.
- Вот представьте себе,- продолжал тем временем монах, уже не глядя на него,- живёт себе человек, никого не трогает, может даже служит в гвардии нашего незабвенного герцога,- насмешливый взгляд в сторону Звона,- приход посещает, десятину платит, а меж тем – колдун, вероотступник. Как такого за рукав поймать? Как узнать?
Звон, пытаясь изобразить задумчивость, поднял глаза к потолку. Ему совсем, ну, совершенно не хотелось разочаровывать этого монаха своим тупоумием. Но его опередили.
- Пытать,- брякнул один из гвардейцев, немало удивив своих товарищей,- пытать такого надо. Калёным железом.
Монах глянул на смельчака чуть ли не с любовью.
- Железом – это уже потом. Не может же Инквизиция подвергать пыткам каждого подозрительного.
После этой фразы гвардейцы рассудительно промолчали. Все знали, что зачастую Священная Инквизиция именно так и поступает – хватает своих жертв прямо на улице, - но кричать об этом на каждом углу, конечно, никто не собирался – себе дороже.
- Так что же делать? - спросил монах, и лицо его неожиданно стало таким серьёзным, будто этот вопрос волновал его всю его жизнь.- Что прикажете делать нам, смиренным служителям Церкви, поставленным защищать веру, порядок и священные устои, кои хочет поколебать коварный Враг?- Гвардейцы напряжённо смотрели на него, ожидая откровения.
Но монах не спешил. Он внимательно вглядывался в глаза сидящих за столом, как бы желая увидеть в них ответ, или же, как опытный актёр, просто стремясь выдержать эффектную паузу.
- Ответьте мне, братия!- Его голос возвысился, привлекая внимание других посетителей таверны. Это всё больше напоминало некую, хорошо отрепетированную и уже не раз сыгранную театральную постановку.
- Не знаете,- констатировал монах сокрушённо.- Тогда я вам отвечу. В этом случае Инквизиции ничего не остаётся, как смиренно уповать на помощь тех, кто не смотря ни на что, не утратил своей веры, на помощь истинных своих друзей, которыми, я полагаю, вы и являетесь.
Все молчали, переваривая услышанное.
- Конечно, можно сослаться на некие несуществующие понятия чести и совести,- хмыкнул монах, обводя взглядом притихших слушателей,- мол, как же я могу донести на своего соседа, ведь мы с ним так хорошо ладим, и наши жёны каждую субботу ходят вместе на рынок. Или и того хуже – как рассказать правду о своём командире, с которым не раз сражался плечом к плечу. Я вам скажу – всё это полная чушь, которой мы прикрываем свою трусость, и человек, поддавшийся подобной трусости – такой же враг Инквизиции как тот же чернокнижник. Вы понимаете?
Похоже, они понимали. О, они очень хорошо понимали – это было крупными буквами написано на их лицах, и, чтобы не слышать их уже рвущихся наружу признаний, Акрил поднялся и направился в свою комнату.
Его провожали злобные взгляды. В одно тяжкое мгновение, когда Акрил уже подходил к лестнице, он подумал, что сейчас вдруг повисшая за спиной тишина разорвётся криками и подчинённая воле монаха толпа набросится на него. Он невольно ускорил шаг.
Но никто не преследовал его. Он благополучно добрался до своей комнаты, и, поспешно закрыв дверь, тяжело привалился к ней спиной, чувствуя, что сейчас же может лишиться только что съеденного ужина. В висках стучало. Мерзкий комок отвращения ворочался внутри.
Утро было чистым, умытым дождём, и хрустальные лучи солнца пробивались сквозь мутное стекло, коснись их, и они захрустят, рассыплются по полу тысячами разноцветных бусин. Акрил провёл тяжёлую ночь, его мучили кошмары и непонятные предчувствия, но и он не мог не отдать должное этому утру. В конце концов гроза уходит, думал он, и уступает место такому вот утру, и дай Бог, чтобы так было всегда.
Он спустился вниз, сознавая, что больше всего на свете ему хочется побыстрее покинуть это место. Сесть на Лучика и ускакать, чтобы никогда не возвращаться.
От вчерашней гульбы не осталось и следа. Чинно стояли дубовые столы и лавки, пол был вымыт, посуда убрана. Кутилы таки разбрелись по своим комнатам, хоть вчера, засыпая на жёстком топчане, Акрил всё ещё слышал их пьяную ругань и звуки гармошки, сквозь которые иногда пробивался громкий и властный голос монаха, вещавший о конце света, бесах и покаянии.
За стойкой возвышался хмурый хозяин.
Решив перекусить чем-то из своих припасов прямо в пути, Акрил расплатился с ним за ночлег и направился к двери. Уже взявшись за дверную ручку, он вдруг остановился и оглянулся на пустой зал, ещё вчера заполненный столь разношёрстной публикой. Затем повернул назад.
- Послушайте, почтеннейший,- обратился он к хозяину, сам ещё не зная, что это могло ему вдруг в последнюю минуту понадобиться,- здесь вчера был один монах…
- Монах?
- Ну да, в рясе.
- А, этот.- Хозяин скривился, будто от зубной боли.- Был. Был да сплыл.
- Как?
- Как-как, знамо как – уехал. Прямо среди ночи.
Что-то пакостно и недобро кольнуло в груди.
- Среди ночи? В такую грозу?
Человек за стойкой пожал плечами.
- Хозяин – барин, я ж его принуждать не буду. Ещё и дружков своих прихватил. Ну этих пьянчуг в форме гвардейцев. Не всех конечно, а только тех, кто под столом не валялся – этих я сам по комнатам разнёс.- Его плечи снова быстро приподнялись и опустились.- Не впервой, как говорится. А что это вы интересуетесь? Вы родственник ему или попутчик?
Вместо ответа Акрил положил на стойку серебряную монету.
- Куда они направились?
У хозяина таверны всю подозрительность как рукой сняло.
- Пёс их знает. Спешили шибко. Про отшельника какого-то говорили – колдун, мол.
Акрила прошиб холодный пот.
- Что ещё про отшельника?
Хозяин сосредоточенно наморщил лоб, не выпуская из виду монету.
- Сейчас, сейчас… Колдун говорили, да, дух лесной, со зверями разговаривает… В лесу живёт, в двух днях пути, весь люд его боится. А Инквизитор этот всё распытывал, да, а потом как хряцнет кулаком по столу, «всех вас, червяков, сгною», говорит, «на дыбу пойдёте». У гвардейцев и душа в пятки ушла, и правильно – я и сам не знаю, что бы со мной было, скажи он мне такое.
Акрил неожиданно зло взглянул на хозяина.
- Дальше. Что было дальше?- Он уже жалел, что вчера так быстро вернулся к себе в комнату.
- Дальше?- переспросил хозяин в растерянности.- А дальше он говорит: «показывайте дорогу, искупайте вину». Вот они и собрались. Гвардейцы ещё товарищей своих из-под стола хотели забрать, тоже, как видно, вину искупать, да те шибко пьяные оказались.
-Давно уехали?
-Да за полночь. Точно не скажу.
-Ясно.- Акрил вылетел из таверны, оставив недоумевающего хозяина наедине с его вожделенной монеткой.
Уже через минуту он нёсся по дороге, немилосердно подгоняя Лучика.
Нужно было спешить. Ночью монах с гвардейцами не мог ехать слишком быстро, чтобы уйти далеко. Да и Лучик нёс как ветер. У Акрила же на глаза наворачивались слёзы.
Остался позади чёрный дом, напоследок, то ли в насмешку, то ли на прощание, скрипнув ему ставнями. Дьявольское наваждение… Случайно оглянувшись, Акрил не увидел никакого дома, только чистое поле, но ему некогда было размышлять об этом.
Его ждал одинокий отшельник Снуб. И ещё Мокронос. И старый дуб, едва не раздавивший барсучью нору. И ручей у оврага. Все они были в опасности, и спасти их мог только он. Конечно, глупо будет рассказывать по возвращении домой, что он спас молодого живущего в лесу человека, но и об этом сейчас он не думал. Он думал о другом, и всё гнал и гнал, вперёд, туда, где он действительно был нужен.
Единственная мысль кружила в голове. Только бы успеть… Только бы успеть…